Цитаты из книги «Лекции по искусству. Книга 2»

Боже мой, там просто изображен, какой-то условный ландшафт. Но, дело не в этом. За всю свою жизнь Леонардо никогда не писал гуашью. Он всегда создавал краски сам. Для него все начиналось с того, что он создавал краски. Я уже не говорю о том, как тут написан череп, эти кудри, эти глаза и это разросшееся лицо. Невозможно. Она абсолютно плоская. Примитивно плоская, написана гуашью, раскрашенная, живописи нет никакой. Он сфумато написать не может, делает абсолютно грубые и деревянные тени, наряжает ее в какой-то платок, делает каменной грудь, рисует несуразного младенца, а самое главное плоское лицо. В ней нет жизни. Два полукруглых окна и полукруглая композиция Мадонны с младенцем. Условный ландшафт, условные облака со всеми этими деталями. Нет ни одного элемента и ни одной черты, которая могла бы указать, что это Леонардо. Это его школа, это какое-то эхо, но противоположное Мастеру, потому что он с 14 лет стал Мастером. Вы видите какая большая разница между двумя вещами?

Этот момент был ему абсолютно не интересен. Ему нужна была психологическая провокация. Если у Бенуа младенец не может схватить цветок, потому что он просто перекормлен, то здесь этого вообще нет. Одна сентиментальность.

Она его отвратительно держит. Мало того, что пальцы без костей, так на них еще обгрызенные ногти! Посмотрите, какие у нее страшные лапы. Я на это сразу внимание обратила. Что бы у Леонардо были такие обгрызенные до ложа ногти на руках? Мамаша просто умиленье. Но, конечно, самое страшное даже не это, а то, что у младенца голова по размеру равна ровно половине тела, даже больше. И обращена к нам лицом пророка-мудреца. Это две картины, которые в пределах одного имени несовместимы во всех отношениях.

когда эта «Мадонна Бенуа появилась в Эрмитаже, канцлер Литта просто сошел с ума и решил, что ему тоже нужен Леонардо. И он купил в Италии картину, о которой все кричали: Леонардо, Леонардо, Леонардо. А я говорю вам: Нет! – это не Леонардо и докажу почему. Мадонна Литта Это школа Леонардо. Так называемые «леонардины». Когда по завещанию, согласно которому, все, что принадлежало его ученикам уезжало с ними, то и эта картина уехала в Италию.

Напомню, что он был учеником мастера Вероккио (Вероккьо), который был скульптором и живописцем. Когда Вероккио написал «Крещение Христа», то он попросил Леонардо, чтобы тот дописал ангела.

Самым главным в искусстве является то, как искусство осмысляет тему пространства, потому что искусство – это самый чувствительный фрагмент сознания и это то, через что мы знаем, как относимся к пространству и в каком пространстве мы живем.

Когда он стал жить во Франции при Франциске I, то ввел моду на косметику. Он создал духи, подкрашивал себе губы, брови. Его косметика была нарасхват, и он любил этим заниматься, но главной его страстью были зеркала. Это очень таинственная вещь. Он первый в мире начал делать ртутные зеркала, которые стоили баснословно дорого.

Он сидел и работал, потом стал заниматься медициной и обнаружил между правым и левым полушариями, ближе к затылочной части некое образования и написал: «Надо же, меньше просяного зерна. А узел находится здесь». Это было открытие гипофиза, о котором в «Собачьем сердце» так замечательно писал Булгаков. Его профессор Преображенский делал операции на гипофизе, превращая собак в людей и помогая своим пациентам помолодеть. Он же был Доктор Фаустос. Правильно? Это же все-таки частично легенда о Фаусте

И он пишет о том, как слова Христа поражают его учеников, подобно удару молнии. Кто-то реагирует бурно, кто-то просто блеет, кто-то в обморок падает. Леонардо, как художник, понимает, что поверить в действие на картине можно только через жесты, потому что они всегда опережают слово. Жест первичен. Правда находится только в жесте. Он мгновенный и бессознательный, и поэтому он должен писать каждого участника с жестом. И он пишет. «Не я», – говорит Яков своим жестом, Петр поднимает сразу две руки, Иоанн теряет сознание просто потому, что он психологически не может реагировать на слова Учителя по-другому, – он выпадает из жизни. И Леонардо, рисуя эти жесты, параллельно ведет исследовательскую работу и пишет: «Мысль изреченная – есть ложь». Он это не написал, но сказал, что собственно слово всегда закрывает, а жест обнажает.

И «Тайную вечерю» он писал так же. Не как было принято, а по своему усмотрению. Он никогда не писал принятой техникой живописи. Когда Леонардо был еще молодым человеком, то сам изобрел инструменты и свои знаменитые красители для своих работ. Ту же дымку, кроме него, никто никогда не писал. И для росписи трапезной он взял Евангелие от Матвея, список апостолов и тот момент, когда Христос кладет свою правую руку открытой ладонью вверх и произносит свои роковые слова о том, что один из учеников предаст его. Они тут же все галдеть начали: «Не я, Господи!». И Леонардо внезапно заинтересовало, какой жест делает человек, исходя из его индивидуальной психологии. Не вообще, а вот как поведет себя Петр, как Варфоломей, как Иоанн и т. д.