Пока я раздумывал, нет ли поблизости хорошего места, где можно поесть, Чхоль, оглядывавший Сеульский вокзал так, словно для него все было в новинку, закричал:

– Эй, что на тебе за штаны?! Сколько ты в них уже ходишь?!

– Что?

– Да эти твои черные штаны! У них же все края растрепались. Ты вообще покупаешь себе одежду?

– Хм, когда же я их купил? Ну какая вообще разница? На меня и смотреть некому.

– Я же смотрю! Так не пойдет. Для начала смени штаны на эти.

Чхоль достал из большого чемодана голубые шорты и вручил их мне. До сих пор я никогда не носил ничего подобного, поэтому широко вытаращил глаза. К тому же они были светло-голубого цвета. Не буду ли я слишком выделяться?

– А других штанов у тебя нет?

– Нету. Ну эти прекрасно подойдут к твоей черной футболке. Просто возьми их. Считай за подарок.

– Спасибо конечно, но разве они не бросаются в глаза?

– Ты совсем сбрендил? Кто вообще будет указывать пальцем на жнеца и что-то говорить про его одежду? Даже если ты снимешь штаны прямо здесь и переоденешь на другие, никто тебя не увидит, так что можешь одеваться как угодно. Ха, а вот поношенные штаны носить тебе не стыдно?

Когда я нерешительно взял шорты, Чхоль тут же втолкнул меня в туалет. Ну он хотя бы не стал заставлять меня переодеваться прямо посреди вокзала, потому что все равно никто нас не видит.

Как и сказал Чхоль, мои черные штаны были слегка потрепаны, поэтому я выбросил их в мусорку в туалете и надел голубые шорты, которые он мне вручил. Они доходили мне лишь до колена, поэтому я чувствовал на ногах какую-то пустоту, которая опустошала мне и душу. А ведь такое же чувство было, когда я впервые в жизни надел кроссовки. Вряд ли меня кто-то увидит, но на всякий случай я стал поправлять одежду перед зеркалом, и тут же люди, стоявшие неподалеку, начали оглядываться по сторонам, потирая предплечья.

– Тебе не кажется, что в туалете как-то прохладно?

– И правда. Похоже, и здесь кондиционеры работают.

Двое людей, стоявшие по обе стороны от меня, покачали головами и быстро покинули туалет. Место, где находится жнец, наполняется холодом и тишиной, от которой хочется уйти. Увидев, что половина людей, которые были в туалете, уже вышла, я тоже вышел следом. Чхоль ждал меня снаружи, и люди обходили его стороной, будто на том месте было какое-то препятствие. Они не могут нас видеть. Потому что они еще не готовы встретиться с нами лицом к лицу.

– О, так-то лучше. А теперь идем есть. Чем ты сейчас питаешься?

– Кимбапом.

– Кимбап? И где?

– На станции. Его продают только утром, поэтому сейчас его там нет.

– Там тоже старушка, которой осталось всего ничего?

– Ну… А разве ты не должен пойти к человеку, за которого отвечаешь?

– Пока нет. Можно пойти к ней завтра. А как дела у Хана?^[12]

– А мне откуда знать?

– Вы ж вместе на одной земле, в Сеуле, работаете, а ты ничего не знаешь?

Чхоль, щелкнув языком, покатил чемодан. Мы покинули Сеульский вокзал и вышли на яркий солнечный свет, который на некоторое время остановил болтовню моего друга. А ведь если подумать, я уже несколько лет не связывался с нашим товарищем по команде Ханом. Его зоной ответственности был район Синчхона^[13] и его окрестности, но я чаще виделся с Чхолем, который отвечал за Тэгу. Ну, прошло всего-то несколько лет. Даже если мы встретимся снова, он будет относиться ко мне так же безразлично, как если бы мы виделись только вчера.

– Лады! Тогда идем к Хану.

– Вот так внезапно? Он наверняка разозлится.

– Пусть он и угрюмый, но разве станет злиться на предложение поесть? Поглядим-ка, где он сейчас.

Чхоль постучал по своим очкам и огляделся. Осмотрев Сеул с помощью своих очков-телескопов, он, похоже, отыскал Хана и ухмыльнулся. В университетской больнице недалеко от Синчхона Хан неторопливо разгуливал по коридорам, постукивая по полу своим зонтиком-тростью.

– Так и знал, что следует с ним связаться.

Когда я достал мобильный, Чхоль быстро вытянул руку вперед, останавливая меня, и яростно замотал головой:

– Эй, только не этим. Я разыграю нашего Хана.

– Если не хочешь, чтобы он продырявил твое горло зонтиком, будь паинькой. Думаешь, он, с его-то характером, поймет твою шутку?

– Эй, да все норм. Мы же столько лет связаны друг с другом. Кстати, где ты взял этот телефон?

– Как это «где»? Купил в магазине мобильных телефонов.

– И где он? Покажи-ка его мне. Сколько бы я башкой по сторонам ни вертел, не смог найти ни одного достойного места.

– Хозяин того магазина погиб из-за несчастного случая.

Чхоль снова потащил за собой чемодан с разочарованным выражением на лице. А когда мы поднимались по эскалатору, его плечи угрюмо поникли.

– Я-то думал, что смогу прикупить его в Сеуле…

Его полный жалости голос звучал так же мрачно, словно песня плакальщиц на похоронах. Люди, вздрагивая, оглядывались вокруг, но, конечно же, нас не видели и лишь потирали свои озябшие руки. К счастью, меланхолия Чхоля продлилась недолго. Когда я вытащил одноразовый проездной билет в метро, он заулыбался, как дурак:

– Это транспортная карта Сеула?

Почему-то меня это смутило, и я не ответил, а лишь быстро провел картой у турникета и прошел вперед. Когда я спускался по лестнице, ведущей к первой линии, Чхоль не последовал за мной, а позади слышался только шум. Мне в голову пришла одна догадка, поэтому я поднялся обратно по лестнице, чтобы ее проверить, и увидел его, скулящего у турникета с чемоданом. Почему он решил протиснуться в этот узкий проход, когда рядом с ним есть широкий аварийный турникет, через который обычно и заходят с чемоданами?

– Черт, не выходит.

Хоть все это и продлилось недолго, но Чхоль уже успел вспотеть, поэтому просто воспользовался способностью жнеца и просочился сквозь турникет, как привидение. Люди растерялись и стали искать дежурного по станции, поскольку турникет перестал работать, пусть и всего на мгновение.

– Эй, почему ты прошел здесь?

– Потому что это вход. Но для людей с багажом, похоже, он очень неудобный.

– Но ведь рядом есть аварийный турникет, через который можно легко пройти с этой горой багажа! Мог бы просто приложить карточку и все…

– Эй, надо было раньше сказать. Зря я только силы потратил.

Мне показалось, что сегодня на редкость ужасный день. Невероятно, что я встретил Ли Чонуна, который, похоже, решил свести счеты с жизнью, и этого друга-катастрофу в один и тот же день. А еще скоро мы встретимся с Ханом. У меня так давно не было отпуска, а он выходит худшим за все время. В какой-то момент мне даже захотелось сказать, что я хочу умереть, но возвращаться в потусторонний мир я не хотел, так что сдержался. Вздыхая, я поплелся вниз по лестнице в сторону станции метро.

2

Не знаю, к счастью или к сожалению, но заходить в больницу, где был Хан, нам не пришлось. Как только мы прибыли на ближайшую станцию метро, он вышел оттуда, нервно постукивая по полу зонтиком, который все так же держал в руках. На улице стук колес чемодана и звук цикад в совокупности создавали надоедливый шум, и Хан, выглядевший настолько же злым, насколько неприятным был этот шум, быстро шел к нам.

Жнецы не чувствуют жару или холод, как люди. Поэтому он, несмотря на самый разгар лета, был одет в черный как смоль костюм. В руках он держал черный зонтик-трость и черное пальто, которое снял немногим ранее. Очки без оправы, блестевшие на солнце так, что по коже аж мурашки бежали, делали внешность Хана еще более холодной. Он что, собирается воткнуть в Чхоля этот зонт? Чем ближе он подходил, тем шире расплывалась невинная улыбка Чхоля, но мои шаги только замедлялись. Даже если он проткнет нас зонтиком, умереть мы не умрем, но боль мне совсем не нравится.

– Чхоль, вам же следует быть в Тэгу. Что вы делаете здесь?

По сравнению с его неодобрительным взглядом его голос звучал спокойно. Однако он продолжал держать зонт так, словно мог взмахнуть им в любой момент. Не отличающийся сообразительностью Чхоль снял солнцезащитные очки и побежал к Хану, сверкая глазами.

– Давно не виделись, Хан! Как ты поживал?

– Если подойдете ближе, я вас проткну.

– Вот же бессердечный парень! Убери свой зонтик. Сегодня ж даже дождя нет, зачем он тебе вообще?

– Вместо трости. Уходите немедленно. Может быть, вы двое и отдыхаете, а я нахожусь на работе.

– Нет, выходной только у меня. А Чхоль приехал в Сеул вслед за старушкой, за которую он отвечает.

Хан вздохнул, как будто все это казалось ему абсурдом. Поскольку жнецы направляют на тот свет души на вверенной им области, нет никакой необходимости следовать за ними, если они решили переместиться куда-то. Поскольку там тоже есть жнец, обязанность всего лишь перейдет ему. Конечно, иногда бывают и кадры, которые следуют за конкретным объектом, как Чхоль, но это редкость. Большая редкость.

– Да уж, вас не остановить. И кто же сейчас занимает ваше место?

– Попросил об одолжении знакомого с соседнего района. Да и парень из Кёнджу^[14] тоже сказал, что филонит, так что и к нему обратился.

– Чхоль, нельзя покидать свою территорию когда вздумается, особенно без разрешения Мёнбуджона.

– Все нормуль. Мы ж с вами из одной команды, так что, если что случится, просто скажу, что у нас было собрание, и дело с концом.

Хан взглянул на Чхоля так, будто это было совсем не нормуль. Они все так же плохо ладили. А значит, я снова окажусь посередине и позже буду страдать.

– Ты сильно занят? Если не особо, то давай-ка вместе поедим. Мы ж так давно не встречались.

– У меня нет времени на трапезу с вами.

– Ты так занят? Хочешь, я помогу? Бабушки с дедушками от меня без ума, так что я могу без проблем проводить их на тот свет.

– Нет, лучше уж поесть с вами.

Он все так же нам не доверял. Хан, слегка нахмурив брови, поднял ручку зонта в воздух. Когда он ударил ею в воздухе, тут же возникла решетчатая дверь, обтянутая черной бумагой. Не ответив на вопрос Чхоля о том, куда мы направляемся, Хан схватился за круглую ручку и открыл дверь. Вместо асфальта, дымящегося под палящими лучами солнца, за решетчатой дверью, висящей в воздухе посреди улицы, возникла аккуратная и довольно роскошная комната.

– Эй, где это мы?

– Отель, где я остановился. Давайте поедим здесь.

Еще до того, как он договорил, Чхоль швырнул чемодан в дверной проем. Хан посмотрел на него так, словно даже тратить силы на вздох в этой ситуации ему было жаль. Чхоль вбежал внутрь, как жеребенок, а я, извинившись взглядом, неторопливо вошел в комнату вслед за ним. Похоже, отель был весьма неплохим – все в нем сияло чистотой, без единой пылинки, а комната и гостиная были разделены. Хан, перехватив на полпути Чхоля, бросившегося к кровати в спальне, закрыл врата и взглянул на меня.

– Ваша одежда изменилась?

– Чхоль дал мне эти шорты. Странновато?

– Они идут вам больше, чем кажется. Просто мне удивительно видеть, как одежда жнецов меняется, следуя тенденциям времени.

– Но ведь не тебе об этом говорить, раз ты всегда ходишь в одинаковых костюмах, а?

– Просто их легко заказать. Есть довольно много мест, где шьют одежду и доставляют ее без необходимости встречаться. Конечно, если передать им деньги и мерки. Более того, люди часто более послушны с аккуратно одетыми жнецами. Даже после смерти они заботятся о том, чтобы сохранить лицо, таковы люди.

Добавив это, Хан нажал на кнопку включения на ноутбуке, лежащем на столе. То, как он щелкнул мышкой и открыл окно браузера, казалось очень естественным. Если бы не его бледная кожа темноватого оттенка, он бы мог показаться настоящим человеком. Вскоре его серьезный взгляд впился в ноутбук.

– Что делаешь?

– Заказываю курочку. Сколько штук понадобится? Три?

В этот миг я не смог понять, что сказал Хан, и тупо раскрыл рот, не в силах подобрать слов. Тут же раздался энергичный крик Чхоля, прыгавшего на кровати:

– Эй! Какие три? Закажи шесть! Чтоб хоть чуток удовлетвориться, нужно съесть не меньше чем по две.

– И правда.

Он впервые за очень долгое время согласился с Чхолем и быстро защелкал мышкой. После того как он сделал заказ онлайн и оплатил его кредиткой, на лице Хана почему-то отразилось какое-то облегчение.

* * *

Сегодня в череде скучных дней сотрудника отеля ждало необычное событие. Получив курочку от доставщика, он поднялся на этаж, но увидел только открытую дверь и пустую комнату. Выглядя совершенно растерянным, он оставил еду на столе и вышел. А нам с Ханом пришлось держать Чхоля, чтобы тот не набросился на пакеты, прежде чем сотрудник покинул номер.

Мимолетное раздражение быстро рассеялось, как только мы увидели хрустящую курочку. Похоже, я очень по ней изголодался за все то время, что ел один только кимбап. Мы впились в сочную курятину, не говоря друг другу ни слова. Только тогда, когда я доел полторы тушки, тишину нарушил звук открывающейся крышки от кока-колы.

– А стаканы здесь есть?

Пока Чхоль оглядывался вокруг с пластиковой бутылкой в руках, Хан подошел к шкафу и выудил оттуда три бокала для вина. Чхоль, наливая в них колу, шутливо усмехнулся:

– Я впервые пью из бокала для вина!

Когда Хан увидел, с какой гордостью продекламировал это Чхоль, на его лице возникло смущенное выражение, как у меня тогда, на станции метро.

– Не кажется ли вам, что в наши дни в мире живых как-то беспокойно?

– Верно, беспокойно, – четко произнес я, делая глоток колы и глядя прямо на Чхоля. Имея в виду, что беспокойно тут именно из-за него. Но он только кивнул с серьезным лицом:

– Так и есть. Чувство, будто что-то должно произойти.

Хан, жуя куриную грудку, прищурился:

– В последнее время уж больно часто кричит ворон. Это определенно не к добру.

– Все не так зловеще, как раньше. Помнишь, что было во время войны?^[15]

– Эх, не началось бы такого снова. Тогда мы были жутко заняты.

Чхоль вздрогнул, показывая, как ему тогда это надоело, и выпил колу залпом. Вряд ли будет война. Если бы виднелись хоть какие-то ее признаки, в Мёнбуджоне провели бы большую внутреннюю реорганизацию. Перегруппировка жнецов, отправленных в заграничные филиалы, укрепление контактной сети на случай чрезвычайных ситуаций для тех, кто работает на Корейском полуострове. Жнецов из отдела возвращения душ (отдел, который направляет души во время ритуальных обрядов и следит за их благополучным возвращением) на время перевели бы для работы в местных филиалах, типа наших. В таком случае и мы втроем, разбросанные по стране, собрались бы вместе, как сейчас, чтобы вести другую войну.

Мы сидели с растерянными лицами и молча ели курицу, запивая ее колой. Казалось, что-то произойдет, пусть это будет и не война. Потому что ситуации, когда мы все трое чувствовали беспокойство, происходили крайне редко. Как только я убрал руки от курицы, как будто у меня пропал аппетит, Чхоль совершенно естественным образом пододвинул ее к себе, не забыв и о маринованной редьке.

– Хён, вы не получали никакой информации?

– Я тоже ничего не знаю. Я не бываю в Мёнбуджоне, кроме как по делам, поэтому и времени что-то услышать не было.

– Ангел из вашего района ничего не говорил? Вы ведь вроде близки с ним?

– Мы только здороваемся. Чхоль, а у тебя?

– Если бы я что-нибудь услышал, разве сидел бы молча? Сам ничего не знаю, вот и спрашиваю. А не происходило ничего особенного?

Хан на мгновение задумался и сказал, что ничего такого не было, но я начал колебаться. Потому что внезапно мне вспомнился парень, которого я встретил в святилище Чонмё. Чхоль округлил глаза, словно спрашивая: «У тебя что-то случилось?»

Я щелкнул языком и небрежно заговорил:

– Как-то раз я не дал одному парню совершить самоубийство, но сегодня мы с ним случайно столкнулись. И он меня видел.

– Как? Ему что, недолго жить осталось?

– Его жизненный путь пройден не полностью. Похоже, ему снова захотелось умереть.

– Такие люди часто встречаются. Поэтому я не вмешиваюсь в дела, связанные с самоубийством.

– Ты все еще так себя ведешь? Совсем в тебе никакого сострадания! Можно и помочь, если проходишь мимо.

– И что, если помочь? Они сами не осознают своих возможностей и в итоге кончают с собой, приближая к себе врата в потусторонний мир, которые еще даже не открылись полностью. Они совершенно не подозревают, что так попадают в круговорот повторяющейся боли, которая и за смерть-то не признается.

– Так разве мы не поэтому им помогаем?

– Я не настолько любезен. И добродушием не отличаюсь.

Хан резко закончил и поднялся, сказав, что ему нужно вымыть руки. Когда он направился в ванную, Чхоль с яростью ткнул в него пальцем. И почему он, даже прожив столько времени, ведет себя все так же по-детски?

– Хён, хочешь, я помогу?

– Что? Если ты про курицу, ты и без того ее ешь.

– Я не о курице, а о том пацане, который тебя видит. Я помогу.

– И как же?

– Ну можно же что-то сделать, совет, например, дать? Что он вообще за человек?

Что за человек? Я посмотрел на колу, из которой медленно выходили пузырьки. Так она становится лучше. Кола, которая уже немного выдохлась, была слаще и не так сильно щипала, как та, которую только что открыли. Короткий миг, когда пузырьков еще достаточно, чтобы было приятно пить. Я сделал несколько глотков напитка, плескавшегося в моем бокале.

– Обычный.

– Вот как?

– Именно. Просто один из людей, проходящих через обычные страдания.

– А страдания могут быть обычными?

Вслед за ухмыляющимся Чхолем я тоже слегка улыбнулся. Когда я поставил на стол пустой бокал, Хан уже как раз выходил из ванной.

Глядя на его недовольное лицо, я прошептал:

– Для нас-то это повседневность.

3

Для жнецов страдания – это часть повседневности. Это не значит, что они сами испытывают боль, для них это скорее часть «работы», пронизывающая всю обычную жизнь. Потому что смерть зачастую сопровождается страданиями. В то же время через смерть люди достигают свободы иного уровня. Это подобно боли, которую люди испытывают при рождении, так они переходят в новый мир.

– Иди в ту сторону.

Когда я указал на черные и мрачные, но величественные врата, молодой человек растерянно повернул голову.

[Сильно пахнет бензином. И в ушах звенит.]

Тон мужчины в костюме был таким же безучастным, как его пустое выражение лица.

– Теперь все кончено.