Войдя в свой номер, Ка быстро снял пальто, открыл тетрадь в клеточку в зеленой обложке, купленную во Франкфурте, и стал записывать стихотворение, рождавшееся в его голове, слово за словом. Он чувствовал себя спокойно, словно записывал слова, которые ему шептал на ухо кто-то другой, однако, не отвлекаясь, отдавался тому, что писал. Раньше ему не случалось сочинять стихи с таким вдохновением, не останавливаясь, и поэтому теперь он немного сомневался в ценности того, что пишет. Однако по мере того, как строки появлялись, он отчетливо понимал, что это стихотворение совершенно, и это усиливало его волнение и счастье. Так, почти не останавливаясь и оставляя в некоторых местах пропуски, словно не расслышав некоторых слов, Ка записал тридцать четыре строки.
Стихотворение вместило в себя все, о чем он только что думал: падающий снег, кладбище, черного пса, весело бегающего по зданию вокзала, множество детских воспоминаний и Ипек, образ которой все то время, пока он, ускоряя шаги, шел в отель, стоял перед его глазами, пробуждая в нем радостное и тревожное чувство. Он назвал стихотворение «Снег». Потом, когда он будет вспоминать, как написал его, ему представится снежинка, и он решит, что эта снежинка в каком-то смысле изображает его жизнь, а раз так, то это стихотворение должно располагаться близ центра снежинки, в месте, раскрывающем логику жизни. Трудно сказать (так же, как и об этом стихотворении), в какой мере он пришел к этим решениям в тот момент, а в какой они возникли как итог скрытой симметрии его жизни, тайны которой пытается раскрыть эта книга.
Почти закончив стихотворение, Ка подошел к окну и стал безмолвно наблюдать за элегантно планирующими огромными снежинками. Было такое чувство, что если смотреть на снег, то стихотворение будет закончено как надо. В дверь постучали, Ка открыл и тут же забыл две последние строчки, которые должны были вот-вот прийти ему в голову, чтобы никогда больше не вспомнить их в Карсе.
В дверях стояла Ипек.
– Тебе письмо, – сказала она, протянув конверт.
Ка взял письмо и, не взглянув на него, положил в сторону.
– Я очень счастлив, – сказал он. Он был уверен, что только заурядный человек может так говорить, но сейчас совершенно этого не стеснялся. – Входи, – сказал он Ипек. – Ты очень красивая.
Ипек вошла – спокойно, ведь все номера отеля были знакомы ей как собственный дом. Ка показалось, что пролетевшее время еще больше сблизило их друг с другом.
– Кажется, благодаря тебе ко мне пришло стихотворение, – сказал Ка. – Я не знаю, как это получилось.
– Говорят, директор педагогического института в тяжелом состоянии, – сказала Ипек.
– Если тот, кого считали умершим, жив – это хорошая новость.
– Полиция устраивает облавы. В университетском общежитии, в отелях. К нам тоже приходили, смотрели регистрационные книги, спросили о каждом, кто остановился в отеле.
– Что ты сказала обо мне? Ты сказала, что мы поженимся?
– Ты милый. Но я думаю не об этом. Они забрали Мухтара, избили. А затем отпустили.
– Он просил передать тебе, что готов на все, чтобы опять жениться на тебе. Он ужасно раскаивается из-за того, что требовал, чтобы ты покрывала голову.
– Вообще-то, Мухтар говорит мне это каждый день, – сказала Ипек. – Что ты делал после того, как полиция тебя отпустила?
– Я бродил по улицам… – сказал Ка в нерешительности.
– Говори.
– Меня отвели к Ладживерту. Я никому не должен об этом говорить.
– Не должен, – ответила Ипек. – А ему не должен говорить о нас, о моем отце.
– Ты с ним не знакома?
– Раньше Мухтар им восхищался, он бывал у нас дома. Но когда Мухтар решил обратиться к более демократичному и умеренному исламизму, он от него отдалился.
– Он приехал сюда из-за девушек, совершавших самоубийства.
– Бойся его и не разговаривай с ним, – сказала Ипек. – Есть большая вероятность, что там, где он остановился, полиция установила прослушивание.
– Тогда почему они не могут его поймать?
– Когда им понадобится, поймают.
– Давай убежим с тобой из этого Карса, – сказал Ка.
В нем усиливалось ощущение, приходившее к нему в детстве и юности в те моменты, когда он бывал очень-очень счастлив: страх, что несчастье и отчаяние ждут где-то совсем рядом.
Ка всегда хотелось в смятении оборвать такие счастливые моменты, чтобы несчастье, которое придет потом, не оказалось слишком большим. Поэтому он думал, что Ипек, которую в тот момент он обнял скорее от этого самого смятения, нежели от любви, его оттолкнет, возможность сближения между ними будет уничтожена в один миг, и, когда незаслуженное счастье завершится отказом и унижением, которые он заслужил, он успокоится.
Все произошло совсем наоборот. Ипек тоже его обняла. Наслаждаясь тем, что они держат друг друга в объятиях, они нерешительно поцеловались и упали на кровать рядом друг с другом. В этот момент Ка охватило такое острое желание, что пессимизм, только что владевший им, сменился безграничным оптимизмом, и он представил, как они снимут одежду и будут долго любить друг друга.
Но Ипек встала.
– Ты замечательный, я тоже очень хочу заняться с тобой любовью, но у меня три года никого не было, я не готова, – сказала она.
«Я тоже четыре года ни с кем не занимался любовью», – сказал Ка про себя. Он почувствовал, что Ипек прочитала это по его лицу.
– Даже если бы я была готова, – сказала Ипек, – я не могу заниматься любовью, когда мой отец так близко, в одном со мной доме.
– Тебе, чтобы раздеться и лечь со мной в постель, нужно, чтобы твой отец ушел из отеля? – спросил Ка.
– Да. Он очень редко выходит из отеля. Он не любит обледеневшие улицы Карса.
– Хорошо, давай сейчас не будем, но еще поцелуемся, – сказал Ка.
– Давай.
Ипек наклонилась к Ка, сидевшему на краю кровати, и, не позволяя ему приблизиться, очень долго и серьезно его целовала.
– Я прочитаю тебе мои стихи, – сказал Ка затем, почувствовав, что целоваться они больше не будут. – Тебе интересно?
– Прочитай сначала это письмо, его принес к дверям какой-то юноша.
Ка раскрыл письмо и прочитал вслух:
Сынок, господин Ка. Извините, что я называю Вас сынок. Вчера ночью я видел Вас во сне. В моем сне шел снег, и каждая снежинка спускалась на мир, словно луч света. Это к добру, и вот как раз после полудня тот снег, который я видел во сне, пошел за моим окном. Вы прошли мимо двери дома Вашего покорного слуги, номер 18 по улице Байтархане. Господин Мухтар, которого Всевышний Аллах подверг испытанию, рассказал мне, какое значение Вы придаете этому снегу. Наш путь общий. Я Вас жду, господин Ка. Подпись: Саадеттин Джевхер.
– Это шейх Саадеттин, – сказала Ипек. – Немедленно иди к нему. А вечером придешь к нам, поужинаем вместе с отцом.
– Зачем мне встречаться со всеми чокнутыми в Карсе?
– Я сказала тебе, бойся Ладживерта, но не считай его сумасшедшим. А шейх – хитрый, а не глупый.
– Я хочу забыть обо всех. Прочитать тебе сейчас мое стихотворение?
– Прочитай.
Ка сел за журнальный столик и начал доверительно и взволнованно читать стихотворение, которое только что написал, но сразу остановился.
– Пересядь сюда, – сказал он Ипек. – Я хочу во время чтения видеть твое лицо.
Он вновь начал читать, краем глаза поглядывая на Ипек.
– Ну как? – через какое-то время спросил Ка.
– Красиво! – ответила Ипек.
Ка почитал еще и опять спросил:
– Красиво?
Ипек опять сказала:
– Красиво.
Закончив читать, он спросил:
– Какое место ты считаешь самым красивым?
– Не знаю, – ответила Ипек. – Но стихотворение очень красивое.
– Мухтар читал тебе такие стихи?
– Не читал.
Ка снова, волнуясь, прочитал свое стихотворение и снова в тех же самых местах спросил:
– Красиво?
И еще несколько раз:
– Не правда ли, очень красиво?
Ипек ответила:
– Да, очень.
Ка был так счастлив, что словно бы светился «приятным странным светом», как ребенок из одного его раннего стихотворения, и, видя, что часть этого света отражается в Ипек, чувствовал себя счастливым. Следуя правилам этого «момента невесомости», он вновь обнял Ипек, но та изящно высвободилась.
– Послушай меня: немедленно иди к шейху. Он здесь очень важный человек, и даже важнее, чем ты думаешь: в городе к нему многие ходят, даже люди светских взглядов. Говорят, у него бывают и командир дивизии, и жена губернатора, кое-кто из богачей и из военных. Он – сторонник официальной власти. Когда он сказал, что девушки-студентки, закрывающиеся платками, должны снять платки на занятиях, никто из Партии благоденствия и слова не молвил. В таком месте, как Карс, нельзя отказываться от приглашения столь влиятельного человека.
– Несчастного Мухтара к нему тоже ты отправила?
– Ты что, боишься, что он, обнаружив твой внутренний страх перед Богом, запугав, сделает тебя верующим?
– Я сейчас очень счастлив, мне не нужна вера, – сказал Ка. – Я не для этого приехал в Турцию. Единственное, что может привести меня туда, – твоя любовь… Мы поженимся?
Ипек села на край кровати.
– Тогда иди туда, – проговорила она, чарующим и нежным взглядом посмотрев на Ка. – Но будь осторожен. Никто лучше его не умеет найти в душе человека уязвимое и слабое место и, подобно демону, проникнуть в душу.
– Что он мне сделает?
– Он будет разговаривать с тобой и внезапно падет перед тобой ниц. Он будет утверждать, что в обычных словах, сказанных тобой, содержится великая мудрость, что ты – святой. Некоторые даже сначала думают, что он над ними смеется! Но как раз в этом и заключается сила высокочтимого шейха. Он так это делает, что ты решишь, будто он и в самом деле всем сердцем верит в твою мудрость. Он будет вести себя с тобой так, будто в тебе заключен некто значительнее и важнее тебя. Через какое-то время ты сам увидишь эту свою внутреннюю красоту: ты будешь чувствовать, что красота внутри тебя – это красота Аллаха, а поскольку раньше ты этого не замечал, ты станешь счастливым. И действительно, когда ты рядом с ним, мир прекрасен. И ты полюбишь высокочтимого шейха, который дарит тебе это счастье. Все это время другая часть твоего разума будет нашептывать тебе, что все это – игра, а ты на самом деле убогий, несчастный глупец. Но насколько я поняла из слов Мухтара, у тебя уже не будет силы верить в эту убогую и дурную часть самого себя. Чувствуя себя таким жалким и несчастным, ты будешь думать, что спасет тебя только Аллах. В это время твой разум, которому не знакомы желания твоей души, еще будет слегка сопротивляться. Постепенно ты встанешь на путь, указанный тебе шейхом, и окажется, что только с его помощью ты сможешь выстоять в этом мире. Уверить убогого человека, сидящего напротив, что он на самом деле гораздо благороднее и возвышеннее, – самое большое искусство высокочтимого шейха, потому что большинство мужчин в этом городе считают, что в Турции нет никого ничтожнее, беднее и неудачливее их самих. Таким образом, в конце концов ты поверишь своему шейху, а затем поверишь и в ислам, который тебя заставили забыть. А это, как видится из Германии и как утверждают светские интеллектуалы, не плохо. Ты будешь как все, станешь похож на народ и уже не будешь чувствовать себя таким несчастным.
– Я не несчастен, – сказал Ка.
– Тот, кто настолько несчастен, на самом деле не несчастен. У здешних людей есть надежда, есть утешение, за которые они крепко держатся. Здесь нет язвительных атеистов из Стамбула. Здесь все гораздо проще.
– Я сейчас пойду, потому что ты этого хочешь. Какой номер дома на улице Байтархане? Сколько мне там оставаться?
– Оставайся до тех пор, пока не обретешь покой! – сказала Ипек. – И не бойся верить. – Она помогла Ка надеть пальто. – Ты что-нибудь помнишь об исламе? – спросила она. – Ты помнишь молитвы, которые учил в начальной школе? Чтобы потом стыдно не было.
– В детстве служанка водила меня в мечеть Тешвикийе, – сказал Ка. – Она ходила туда скорее не затем, чтобы помолиться, а чтобы встретиться с другими служанками. Пока они вдоволь сплетничали, ожидая намаз, я кувыркался и играл с детьми на коврах. В школе я зазубривал все молитвы, чтобы понравиться учителю, который заставлял нас учить «фатиху»[32], раздавая пощечины, и бил, схватив за волосы, головой о книгу по исламу, лежавшую открытой на парте. Я выучил все, чему учат о религии в школе, но все забыл. Кажется, единственное, что я сегодня знаю об исламе, – это фильм «Послание» с Энтони Куином в главной роли, – улыбаясь, проговорил он. – Не так давно в Германии его почему-то показали на немецком по турецким каналам. Ты вечером будешь здесь, правда?
– Буду.
– Я хочу еще раз прочитать тебе свое стихотворение, – сказал Ка, положив тетрадь в карман пальто. – По-твоему, оно красиво?
– На самом деле красиво.
– А в каком месте?
– Не знаю, но очень красиво, – сказала Ипек, открыв дверь и выходя.
Ка быстро обнял ее и поцеловал в губы.
О проекте
О подписке