Цитаты из книг автора «Олли Вингет»

– Нужно привыкать, – проговорил он. – Я же объяснял тебе: они все – мертвецы. Все мы – мертвецы. Сопереживать каждому… Это как давать имена рыбкам – не успеваешь привязаться, а их уже сливают в раковину. – Тогда зачем это все вообще? – Уля зло дернулась. – Зачем жить, если все равно умрешь? Зачем эта игра дурацкая… – У каждого свои причины. – Рэм чуть наклонил голову, провожая взглядом блестящую огненно-красную машину. – О твоих я не спрашиваю. Должно же оставаться что-то личное, правда? – сказал он и глупо подмигнул Уле, став на мгновение неотличимым от Гуса. – Выходит, чужая смерть не нарушает твой кодекс личного пространства, а причины жить для тебя слишком уж сокровенны? – Поверь, в смерти того человека нет ничего интимного. Он будет блевать от боли, а потом врач вколет ему наркоту. И все закончится. – Рэм улыбался, но глаза оставались ледяными. – А вот почему ты, милая девочка, сочувствующая всем живым, приняла условия Гуса и собираешься играть на чужой смерти? – Уля было открыла рот, чтобы возмутиться, но парень лишь поморщился. – Молчи, ответ скажет слишком многое о тебе. А мне не нужно этого знать. Без обид.

– Люди в темноте. Тот, кто почти не виден, – счастливчик, еще поживет. А если можешь разглядеть лицо, одежду, глаза… Особенно глаза. То и гадать нечего. Он – труп.

– Что она вообще? Эта полынь? – Вопрос давно вертелся на языке, и теперь, когда Ульяна не могла видеть ничего, кроме теплой вязаной тьмы взамен острого насмешливого взгляда Рэма, задать его было проще. – Она… Она запах страха самой смерти. – Уля почувствовала, как напряглись крепко обхватившие ее мужские руки. – Умирающий от старости почти не пахнет полынью. В нем нет того неизбывного ужаса жертвы, попавшей в капкан. – Тяжелые слова падали с губ Рэма, и Ульяна почти видела, как те кривятся в болезненной судороге. – Этот страх нам и нужен. Впусти его в себя. Раскройся. Позволь тому, что мечено в тебе, взять верх. Не бойся, не сопротивляйся, вдыхай.

У Никиты был настоящий талант нравиться всем вокруг. Его любили самые злобные старухи, избалованные коты и дамы, которые еще вчера выходили на пикет чайлдфри с плакатом «Дети – могильный камень нашей жизни». От широкой улыбки мальчика таяли злые полицейские, редкая в их районе неблагополучная молодежь и даже многодетные мамаши, которые были бы и рады пойти на собрание чайлдфри, да некогда.

Алан ждал, когда его Жрица искупит преступное своеволие. А бескрайняя боль предательства искупает любое прегрешение испытавшего ее.

растрепанные русые волосы налипли на раскрасневшееся лицо, вся одежда была в песке, а глаза сверкали яростью, но пахло от человека смертельной тоской.

прошептал он и шагнул в пустоту, как делал всегда, если кто-то вдруг подходил к нему слишком близко.

Лисицы передавали из поколения в поколение байку о том, как раньше человек был хозяином этих земель, когда они были плодородными и наполненными водой. Но человек слишком любил кровь. Эта жажда затмила ему разум, говорили лисицы, он хотел крови земли, крови тварей, что по земле ходят, крови братьев своих и даже крови своих Богов. Но пришел Огонь, и он утолил их жажду.

Спи, моя птаха, спи, утро придет нескоро, Меркнут в горах огни, солнце за косогором Спряталось, утра ждет. Спи, моя пташка, сладко. Время идти вперед будет, но только завтра, В край, где деревьев лес, так же, как ты, крылатых, Спи, моя пташка, здесь ты родилась когда-то, Чтобы спасти всех нас, смерть победить водою, Спи, моя пташка, час сна твоего укрою Тоненькой пеленой – нет, ни огня, ни страха. Спи, я всегда с тобой. Я – твои крылья, птаха.

чивый, дурманящий. Она не могла бы сказать, низким