Смелая птичка. Вот поэтому я рядом с ней сейчас. Почему именно она? Аааа! Хочется приложиться о стену головой. Девушка успевает оценить по-своему моё молчание.

– Тогда я хочу, чтобы это был ты. Пожалуйста… – облизывает сухие губы. – Только чтобы сразу, как Владимира.

Я впадаю в ступор. Первый раз в жизни. О чём сейчас она меня попросила? Василиса реально думает, что Королёв на нас? Она имеет на это все основания. И я говорю то, что совсем ничего не изменит:

– Это не мы…

Выдыхает? Она выдыхает?

– Ярый! Ехать надо!

В кабинет заходят парни. Чувствую, что Вася съёживается, как пружина. Спрыгивает со стола и обходит меня бочком, не касаясь. Забирает со стола свой паспорт, кладёт его в сумочку.

– Я готова, – тихо, но уверенно.

Нет, девочка… Это я готов! И понятия не имею, как дальше…

Ярослав

Я вижу, как нервно вздрагивают плечи Василисы, когда мы выходим из здания на улицу. Чёрные тонированные мерсы «в круг», фаршированные плечистыми мужиками, выглядят внушительно. Любая другая на её месте уже колотилась бы в истерике, а эта умудряется оглядеться по сторонам. Не убежишь, не думай даже. Миха курит, привалившись к крылу машины. Увидев нас, отшвыривает сигарету, морозит меня взглядом и даёт отмашку парням паковаться. В моём автомобиле остаётся только водитель.

– Давай, – я открываю дверь, пропуская Василису на заднее сиденье.

Она выполняет приказ безропотно. Забивается в самый дальний угол салона и впивается глазами в окно. Взгляд стеклянный. Сажусь рядом с ней и на всякий случай блокирую двери.

Понимаю ли я, что нас теперь будут нагибать? Конечно. Сейчас меня больше волнует вопрос, что делать с Василисой? Организовать домашнюю тюрьму на неопределённый срок? Ну допустим. Где гарантии, что до неё не доберутся? Их нет. Кидаю взгляд на девушку. Что же ты такая красивая, зараза? Как я буду спать с тобой в одном доме? Безумно хочу. Всю. Хочу посадить к себе на колени, врезаться языком в рот и затерзать сочные губы со смазанным блеском. Отрицать очевидное глупо. Я просто зависаю на тонкой шее, ключицах, аккуратной груди, которая вздымается рывками, натягивая пуговицы на платье. Сколько мужчин касалось тебя? Что ты им позволяла? Да ну нафиг! Ревность распаляет желание проверить, но куда уж сильнее пугать девочку! Что-то ты совсем потёк, Ярый. Чем тогда лучше всех остальных?

Самое хреновое, что придётся доверить её Гоше. Это его работа. И что-то мне подсказывает, что товарищ будет не против такой перспективы. Ощутимо бьюсь затылком о кожаный подголовник.

– Я могу спросить, куда еду? – Василиса резко поворачивает лицо ко мне.

– Можешь, – киваю ей.

– И куда?

– Ко мне домой.

Сглатывает.

– Надолго?

– Думаю, что да. Пока всё не успокоится.

Она как-то подозрительно спокойно кивает головой.

– Ярослав! – меня окликает водитель. – Гайцы на повороте. Останавливаться будем?

– Погоди, Валер.

Вижу, что один из патрульных движется к краю дороги, чтобы махнуть нам жезлом. Что не так? Я настораживаюсь. Быстро осматриваю местность. На перекрёстке по разным обочинам ещё две остановленных тачки. Манёвр напрягает. С одной стороны, может быть, случайность, а с другой…

– Ярый, на них броники!

– Газуй!

Машина резко дёргается, и Вася с криком падает лицом на кожаное сиденье как раз в тот момент, когда с её стороны по стеклу прилетает несколько пулевых ударов.

– Вы как, Ярый? – на панели голосом Михаила оживает рация.

– Всё в порядке! Разберётесь?

Подтягиваю трясущуюся девушку к себе. Носов… Больше некому! Сука!

– Уезжайте! – рычит брат.

Начинается…

– Тихо, тихо, – прижимаю к себе.

Василиса всхлипывает и лупит меня руками в полной истерике.

– Пожалуйста, не надо! Не трогай меня!

Вот теперь сорвало. Крепко перехватываю тонкие запястья и укладываю девушку на себя.

– Успокойся, машина бронирована, мы уже далеко, – но она меня не слышит. – Валера, вода есть?

– Нету! – отвечает, не отрываясь от дороги.

Нужно её как-то перезагрузить. Включить инстинкт самосохранения. Хватаю шёлковый воротник платья, рву пуговицы и накрываю руками грудь в тонком кружеве. Меня самого прошибает разрядом в двести двадцать! Идеальная… Ложится в ладонь. Твою ж мать! Дышу ей в затылок, а так хочется зарычать и пройтись зубами по кромке её ушка. Перекатываю под пальцами затвердевшие соски. Василиса вздрагивает, я чувствую, что истерика утихает, уступая место нервным вибрациям позвоночника.

– Я не дамся, – тихий хрип и следом глубокий вдох.

Отпустить! Как? Отдёргиваю руки и отталкиваю её от себя.

– Ты обольщаешься, девочка. Это была терапия. Не более.

Хлопает на меня пьяными глазами, запахивает платье и снова забивается в свой угол. Полная жесть! Меня самого трясёт от нервного возбуждения. Что же ты наделал, Королёв, мать твою?! Нахрена всё так усложнил?

За окном начинается территория закрытого посёлка. Можно расслабиться. По всему периметру дежурит охрана. Заезжаем во двор, тормозим, к машине спешат ребята.

– Что за?.. – Гоша видит следы пуль на стекле. – Бля, Ярый, я всё проверял.

– Всё в порядке, – хлопаю его по плечу, – этот хвост после прилип.

Следом за мной из машины выходит помятая Василиса, и Гоша зависает на ней глазами. Ну круто, блин!

– Девушку в дом, – киваю Валере, – на второй этаж.

– Покурим, Ярый? – Гоша недобро разглядывает разодранное платье Василисы.

Отходим в сторону.

– Ты же её не тронул? – с угрожающей интонацией. Сверлит меня взглядом, прикуривая сигарету.

– Если ты о внешнем виде, то это была вынужденная мера, – стараюсь говорить беспристрастно.

Но моего начальника охраны всё равно подрывает:

– Какого чёрта она здесь делает? Объяснишь?

– Сегодня ночью кто-то завалил Королёва. А Архипова проснулась богатой наследницей.

– Почему не жена? – Гоша втягивает в себя полсигареты за одну тягу и прикуривает от окурка вторую сигарету.

– Потому что есть завещание…

Телефон в кармане оживает.

– Миха? – отхожу от приятеля на несколько шагов. – Носова взяли?

– Нет! – мечет со злостью брат. – Его либо кто-то качественно прикрыл, либо уже заткнул. А у нас с тобой нарисовалась ещё одна проблема.

– И какая? – я уже ничему не удивлюсь сегодня.

– Князь в город пожаловал. И приглашает нас в гости.

– О… – не сдерживаюсь от сарказма. – Вороньё слетается. Назад подарки хочет?

– Вот прикажет он девку твою завалить, тогда и похохмишь!

Миша лютует и не выбирает выражений, хотя… Так ли уж он не прав?

Василиса

Больше всего на свете мне сейчас хочется проснуться и понять, что это был кошмар. Такой очень реалистичный дурной сон. Прядь волос падает на лицо, я касаюсь щеки, чтобы убрать волосы за ухо, и вздрагиваю от боли. Не сон. Зачем Владимир так поступил со мной? Ведь оставить всё имущество жене – это так логично. Зачем написал это чёртово завещание? Чего добивался? Ещё вчера он был для меня воплощением защиты и надёжности, а сегодня его больше нет, и я должна сказать «спасибо» за свою жизнь человеку, которого боюсь. Я их всех боюсь. Разве ЭТО жизнь? Затаиться в чужом доме, бросить институт и ждать, пока тебя все забудут? Можно рискнуть и попробовать убежать. Но что-то подсказывает мне, что Ярослав сказал правду. И в ближайшее время только рядом с ним я буду в относительной безопасности. А если говорить точнее – в полной зависимости от его воли и благосклонности.

Несмотря на то, что я хочу верить в их непричастность к смерти Владимира, полностью быть уверенной не могу. Мотив есть самый прямой. Меня очень пугает, что я не испытываю отвращения, когда Ярослав меня касается. Скорее, наоборот, мне хорошо в его руках. И я чувствую, что ему нравится меня трогать, даже если потом он без сожаления отступает, пытаясь указать место. Мужчинам вообще проще думать, что женщина легкодоступна, что они не делают ничего необычного для неё, позволяя себе откровенные вольности.

В доме тишина. Я лежу на кровати с закрытыми глазами и не имею ни малейшего желания шевелиться. По-хорошему – нужно умыться, привести себя в порядок и попытаться поговорить с Ярославом. Мне хочется поскорее подписать все документы. Ведь он наверняка ждёт от меня того же, что и все – отказа от наследства в свою пользу, а оставляя в живых – рискует. Что же в этой земле такого?

Вопросы кружатся в голове нестройным роем, не давая нырнуть в спасительный сон. Неожиданно дверь в комнату открывается, и я слышу звон посуды. Серьёзно? Ужин в постель – это слишком роскошно для узницы. По запаху одеколона понимаю, что еду принёс сам Ярослав. Поднос ставится на тумбочку возле кровати. Чувствую спиной, что мужчина, не отрывая от меня взгляда, берёт стул, ставит его совсем рядом и садится.

– Я знаю, что ты не спишь, Вася, – он делает паузу, ожидая моей реакции. – Поешь, а потом мы поговорим.

– Я не голодна, – отвечаю, не поворачиваясь. Слышу шумный выдох Ярослава, а сама холодею от страха. Зачем я его злю? На что нарываюсь?

– Хочу, чтобы ты сейчас включила голову и постаралась оценить степень моего желания общаться нормально. Не создавая лишнего стресса для себя и не теряя моего времени, – его голос приобретает оттенки командирской стали. – Я не собираюсь тебя уговаривать. Просто начну применять более неприятные методы достижения результата.

– Убьёшь меня? – резко разворачиваюсь к нему, подтягиваю под себя ноги и сажусь на подушку. – Так ты просто дай мне ручку и покажи, где подписать. Да не теряй времени. Зачем ещё и еду притащил? Все, кто меня любит, давно уже там меня ждут, – в горле начинает першить, глаза перестают видеть от подкативших слёз. Пожалуйста! Да, да! Заберите меня! Почему все бросили? – Я не собираюсь отрабатывать твоё великодушие!

Стараюсь убить Ярослава презрительным взглядом. Но в ответ вижу лишь лёгкое раздражение.

– Тебе, – он наклоняет корпус вперёд и теперь легко может дотянуться до меня руками, – очень повезло, что ты – непуганая дура – сейчас говоришь именно со мной. Чтобы добиться чего-то от женщины, никто не приставляет к её голове ствол. Ей делают больно морально или физически. И поверь мне, лучше быть мёртвой куклой, чем живой и поломанной.

От его тихого, почти вкрадчивого голоса по спине и рукам бегут крупные мурашки. Слёзы высыхают. Он не угрожает, он констатирует факт. Чем могло бы обернуться для меня неуместное желание показать характер.

– Почему ты помогаешь мне? – спрашиваю шёпотом, тону в его вспыхивающих в сумерках комнаты карих глазах и абсурдно думаю о том, что они красивые. Даже когда заставляют кровь застывать в венах, а сердце – стучать быстрее.

– Потому что не люблю случайных жертв, – суёт мне в руки поднос. – Ешь, я сказал.

На подносе тарелка с пловом и стакан сока. Выглядит достаточно аппетитно, пахнет тоже. Хочу выпрямить ноги, чтобы сесть поудобнее и действительно поесть. Но неожиданно икру пронзает тысяча острых игл. Аааа! Прикусываю щёку изнутри, чтобы реально не закричать. Судорога. У меня бывает. Я неловко вскидываю руки, чтобы обхватить больное место пальцами и совсем забываю о подносе. Он со звоном опрокидывается на пол. Сок выплёскивается Ярославу на джинсы, и стакан падает на пол. Разбивается. С ужасом поднимаю глаза от осколков на мужчину. Замечаю, как часто вздуваются его ноздри, как плотно стиснуты зубы, как он смотрит на меня, не мигая.

– Ты… – проглатывает слова и со свистом выдыхает, резко вставая на ноги.

Я сжимаюсь и закрываю от ужаса глаза, игнорируя ослабевшую боль в ноге. Хочется закричать, что я не специально, но язык словно прирос.

– Подписывай живо.

Что-то лёгкое падает на кровать. Открываю глаза и вижу папку с документами.

– Ты в состоянии сделать четыре росчерка, – цедит сквозь зубы Ярослав и протягивает мне ручку. – Подпись на каждой странице.

Беру её в свои дрожащие пальцы и кладу документы на колени. Руки не слушаются, стараюсь делать штрихи ровными, но буквы всё равно косые. Ставлю последнюю подпись, и Ярослав выдирает предметы из моих рук.

– Похоже, что я сильно переоценил возможности твоего мозга, – смеряет меня ледяным взглядом. – Мне надо уехать, а тебе – ещё подумать над своим поведением. По всем вопросам можешь обращаться к Георгию.

Снова хруст битого стекла под его ботинком и хлопок двери.

Он меня не тронул! Мог, имел право – и не тронул…

Ярослав

– И всё-таки, молодёжь, – седой мужчина наклонятся над бильярдным столом, прицеливается, делает точный удар, загоняя в лузу сразу два шара, и задумчиво продолжает, – удивительное сейчас время. Возможностей.

Миша внимательно следит за нашей игрой, сидя в кожаном кресле, и пьёт коньяк. Князь признаёт только его и другого алкоголя в своём доме не держит.

– В моём положении даже жену было иметь не положено. Детей мне своих пришлось припрятать.

Разговор складывается нетипичный. Обычно Князь любит получать ответы на свои вопросы. А сегодня – как на исповеди. Брат хмурит брови и крутит в руках бокал – он очень не любит, когда неясен расклад.

– Не знал, что у тебя, Фёдор Петрович, дети есть, – обхожу стол по кругу и тоже бью. Шар проходит рикошетом.

– Так случилось, Ярослав, так случилось. И вышли так себе… – Князь задумчиво натирает мелом конец кия. – Сын Павел покинул мир вовремя.

Я замираю, а Миша заметно подаётся вперёд.

– Ну да, как говорится, от осинки… – целится и в этот раз мажет мимо лузы. – Так вот… Первый раз он по малолетке присел. Когда вышел, я ему бизнес подарил. Тот самый завод ваш. Думал, что опомнится, может, даже женится, – Фёдор Петрович подходит к столу рядом с Михаилом, берёт свой бокал и опрокидывает в себя залпом, даже не поморщившись. – Но он играть начал. Да не с кем-нибудь, а с самим Королёвым. Справедливый мужик Владимир был.

Миша на автомате наполняет Князю пустой бокал.

– Ну давайте за него, что ли. Ещё налей, – кивает брату на мой бокал.

Я подхожу к столу, и мы молча выпиваем.

– Спустил Павел всё к чертям, – завершает мысль и выдыхает.

– Так получается, что бизнес ты отцу вернул? – задаю вопрос «в лоб», а Князь усмехается.

– Нет, конечно. Он был безнадёжен. Уже через полгода снова сел. Я только сам завод назад выкупил, а земля осталась в руках Королёва. Иначе Павел построил бы там ещё один блядушник. А ты – молодец, – Федор Петрович обращается к Мише. – Я думал, что по стопам отца пойдёшь. Но когда ты за полгода переквалифицировал проституток в менеджеров и прачек… Понял, что ошибся. Всем Павел мешал, на дно своё тянул…

– На тебе отец? – Мише важен ответ. Он – единственный, кто так и не поверил в версию с инфарктом.

– Время ему пришло, – Князь отвечает брату, смотря прямо в глаза. – А сегодня днём ко мне Настасья Ивановна жаловаться прибегала, – резко переводит он тему. – Говорит, что не по справедливости Владимир наследство отписал. Любовнице молодой вместо законной жены.

От этих слов все мои внутренности скручивает, и я начинаю дышать чаще.

– А ты, – Фёдор Петрович опускается в кресло и внимательно сканирует каждую мою реакцию, – значит, решил защитить девушку, – берёт в руку свой бокал, крутит в нём жидкость и делает глоток. – Так дела не делаются, Ярослав.

– Земля уже принадлежит нам, – говорю с нажимом, а Князь вальяжно откидывается на спинку кресла. – И девушка пока под моим контролем побудет. Если бы кто-то Владимира не завалил, мы бы сегодня выкупили гектары, – облокотившись спиной на край бильярдного стола, складываю на груди руки. – Ты, Фёдор Петрович, можешь получше нашего ответ знать. Может быть, Владимиру тоже «время пришло»?

Мы скрещиваем с ним взгляды и давим друг друга. Дед и внук.

– Я не при делах, – Князь даже вскидывает ладони вверх. – Мои люди работают. Мотив ищут личный. Заказняк-снайпер бы «снял», а здесь… «со вкусом», в лобешник.

– Мы услышали тебя, – брат встаёт из кресла и с небольшой заминкой подаёт руку хозяину дома. – Спасибо за откровение.

– Работай, Михаил, и не нарывайся сильно. Я не вечен, – жмёт протянутую ладонь. – А ты, Ярослав, если девочка дорога, женись. И по нашим законам её закроешь, и по мирским. Иначе – тебя могут переиграть.

– Я подумаю, – мне хочется оставить эту мысль без ответа, засунуть её поглубже и никогда не доставать. Потому что она мне охренеть как нравится.

– Может, доиграем? – Князь кивает в сторону бильярдного стола. – Рисунок красивый.

– Надо ехать, Фёдор Петрович…

– Тогда на связи, – протягивает мне руку.

Жму её на автомате и выхожу из комнаты вслед за братом. Мои мысли дома. Нервно проверяю телефон – звонков от Гоши не было. Значит, там всё в порядке. Несмотря на всю свою злость из-за выходки Василисы, я признаю, что держится девушка достойно. А видел я в своей жизни разное.

– Ярый, ведь Фёдор Петрович прав, – усмехается брат. – Готов чужую бабу в паспорт вписать?

– Помолчи… – единственное, что я могу сейчас ответить на провокацию Михаила.

Меня раздирает. Право взять её манит, и мне уже почти наплевать на то, кто был «до». Но это значит – сломать девочке жизнь навсегда, лишить выбора. А отпустить её не получится. Да и какой мужик захочет отпускать «своё»? Это насилие. Оно бывает разное. И психологическое бывает гораздо больнее физики. Я хочу её отпустить. Не смогу смотреть на затаившееся в глубине глаз отвращение или страх. Тем более, не хочу, чтобы она думала, что платит мне за что-то долг. Это ещё хуже.