Всё ясно. Вечер будет не легче утра. Анастасия Ивановна собственной персоной пожаловала и, видимо, уже успела разбавить трудовые будни персонала практикой злословия. Мысленно готовлюсь уйти в глубокую оборону, когда из-за двери выплывает «облако блестящего гипюра». Её бы вместо диско-шара подвесить. Делаю глубокий вдох и смело скрещиваю свой взгляд с её, пышущим ненавистью.

– Ну здравствуй, ДОРОГАЯ девочка!

Таак, а дело, похоже, во мне. Женщина щурит глаза, и её губы кривит злая усмешка:

– За какие ж это заслуги перед отечеством у нас такие премии выдают?

– Добрый вечер, Анастасия Ивановна, – пытаюсь ей улыбнуться. – Не понимаю, о чём вы?

– О чём? – она багровеет. – Он всё-таки тебя трахает?

Приплыли… Они все сговорились сегодня! Перевожу дыхание и прикрываю глаза. Мне надо продержаться до приезда Владимира. Хамить же ей нельзя категорически.

– Добро пожаловать в караоке-клуб «Ночь»! – громче, чем необходимо, тараторит за моей спиной Катя, видимо, стараясь, чтобы гость не услышал нашего разговора.

– Здравствуйте! – отвечает глубокий мужской голос. – Как я могу увидеть Владимира?

Поворачиваюсь к клиенту лицом и не могу заставить себя заговорить. По его на секунду распахнувшимся, а затем презрительно сузившимся карим глазам осознаю, что он слышал последнюю реплику Анастасии. Меня сковывает железными скобами по рукам и ногам. Сердце спотыкается, предательски перестаёт стучать, леденя кожу, и снова срывается в бешеный ритм, только уже захлёбываясь кровью. Я узнала бы этого человека из миллиона. Тот, от взгляда которого у меня единственный раз в жизни подгибались колени, тот, о котором я не раз слышала истории, тот, который, по всей видимости, вернулся домой вместо моего брата… Ярый. И я могу поклясться, что он тоже меня узнал.

– К сожалению, моего мужа, – Королёва подчёркивает свой статус, – сейчас нет на месте. Что ему передать?

– Передайте, – гость недобро хмыкает и смотрит на часы, – что я заеду через час и ОЧЕНЬ хочу видеть его на месте.

– Я обязательно передам, – Настя становится кокетливо-елейной и стреляет глазами, намеренно расшатывая позиции мужа.

Ярый резко разворачивается и, мазнув по мне ледяным взглядом, выходит за дверь.

– Ну чего застыли? – начальница ещё не насытилась нашей кровью. – Идите работайте. Через полчаса начнут гости собираться. А с тобой, владелица серебристого «Опеля», – она сощуривается, словно смотрит на простейшее в окуляр микроскопа, – я ещё не закончила, – разворачивается и уходит в кабинет. Пить.

– Кать, – прижимаю ладони к пылающим щекам, – какого «Опеля»? У неё совсем крыша потекла?

– Сегодня в обед представитель из автосалона приезжал, – голос Кати опускается до беззвучного шелеста губами, – привёз пачку документов, а потом они с Владимиром Сергеевичем ходили машину смотреть. Тебе, что ли, купил?

– Я не знаю… – качаю головой, стараясь переварить информацию.

Очень похоже на правду. Мегера просто так трогать бы меня не стала. Значит, случилось что-то из ряда вон… Кошмар!

* * *

Ловлю беспокойный взгляд девушки и, чтобы её подбодрить, пытаюсь выдавить из себя улыбку. Кате сейчас с людьми общаться, а у неё с лица вся кровь схлынула в пятки. Но получается у меня плохо.

Захожу в зал, слегка покачиваясь на высоких каблуках, словно шарнирная кукла. Сажусь на небольшую сцену и прислоняюсь спиной к колонке. Мышцы стягивает паника. Как сегодня работать? Я просто смотрю в одну точку, стараясь не впускать в голову мысли о том, что через час ОН будет здесь. Заполнит собой воздух, пространство, мои мысли.

Тогда, год назад, я очень ждала, что вернувшиеся друзья брата дадут о себе знать. Искала их, стучала в кабинеты начальников, где мне холодно отвечали, что подобная информация строго конфиденциальна, и они не имеют права называть даже фамилии. Мне не нужна была помощь, не нужны были деньги. Я просто хотела знать правду о том, как погиб Архип, и жив ли тот, который одним бездонным взглядом обрёк всех последующих мужчин в моей жизни на вечное сравнение. Всего за несколько секунд он достал из моей женской сущности диаметрально противоположные желания: разозлить его, разругаться вдрызг и тут же быть завоёванной, принадлежа только ему без остатка.

Но никто так и не пришёл. Единственным намёком на помощь стала оплата похорон. В соцзащите бурно заверяли, что мне сказочно повезло. Какой-то фонд пошёл навстречу и выделил средства. Я оформляла документы, машинально ставила подписи, но почему-то чувствовала в этом руку другого человека. Который не захотел приближаться. Не факт, что захочет и сейчас. Почему я не встретилась с ним раньше, раз их с Владимиром связывают общие дела?

– Я тебе кофе принесла, – робко трогает меня за плечо Катя.

– Спасибо…

Беру из её рук блюдце с чашкой и делаю глоток. Горячая ароматная жидкость плюхается в желудок, который тут же принимает её благодарным урчанием, как кот.

– Ты ещё и не ела ничего, – качает головой администратор, – так нельзя, Вась. Сходи, на кухне всегда есть, что стащить. Я вот блинами вчерашними поужинала.

В зал заходит пара девушек, и Катя, заметив их, спешит навстречу. Провожает в гардероб, помогает выбрать столик и приносит меню. Пора и мне заняться аппаратурой. Проверяю зарядку микрофонов, включаю усилитель, настраиваю громкость и ставлю на ноутбуке плейлист из современных треков. Клиенты постепенно рассаживаются за столы, делают заказы официантам и скромно пролистывают песенные каталоги. Начало вечера всегда одинаковое. Все стесняются, ждут, когда градус алкоголя ударит в голову и дойдёт до нужной кондиции, чтобы душа «развернулась» и потребовала коронного «ща спою» или «эй, а поставь вот эту, ну там что-то… пам-пам… гуляли по облакам». Стараюсь сдерживать в таких случаях тяжёлые вздохи, улыбаюсь и угадываю песню Земфиры с трёх невнятных слов.

Принимая от официанта первые заказы на композиции, ловлю боковым зрением компанию мужчин и девушек, которая заставляет меня напрячься. Алан привёл свою свиту. Специально. И судя по тому, как одна из особей женского пола вцепилась в его руку, решил продемонстрировать мне, что он нарасхват. Только эти дешёвые трюки мне давно фиолетово-безразличны. Я даже знаю, что следующим этапом он захочет меня прилюдно унизить.

Не проходит и пяти минут, как Алан встаёт из-за стола и нетвёрдым шагом подходит к сцене.

– Красавица, – широким жестом достаёт из бумажника купюру и хлопает ею по колонке, – спой чего-нибудь про любовь. Прям душевное, как ты умеешь.

– Конечно, – с дежурной улыбкой киваю ему и оставляю деньги нетронутыми. – Деньги заберите, пожалуйста. У нас оплата песенных заказов входит в общий счёт.

Мысленно благодарю Владимира, что когда-то он разрешил мне не спускаться в зал к клиентам, и сейчас нас с Аланом разделяет пять колонок разных размеров с кучей проводов.

– Гордая, значит, да? – мужчина с яростным блеском в глазах сминает купюру в кулак. – Деньги тебе не нужны. Всё задавался вопросом: откуда у тебя бабло на оплату института? Если ты не воруешь и взяток не берёшь?

Стараясь никак не реагировать на провокации, открываю на компьютере папку с любимыми минусовками. Песня «Вечная любовь» нравится всем: и мужчинам, и женщинам. Уже с первых аккордов барышни тянут сопротивляющихся кавалеров на танцпол. Я ценю моменты, когда можно спеть что-то в своё удовольствие.

– Потанцуй со мной, Вася.

По хриплому голосу и глубокому дыханию Алана понимаю, что он сильно пьян.

– Прости, пожалуйста, но нам запрещено спускаться к гостям.

– Вась, – ко мне подходит официант, – охрану позвать? – косится на Алана с подозрением.

– Всё в порядке, Лёша, это знакомый.

– Ты слышал, Люсик? – бывший парень швыряет смятую купюру на поднос официанту. – У неё всё в порядке, – разворачивается и уходит к своему столику.

Там за шкирку хватает свою подружку, прижимает к столу попой и, развязно лапая, целует. Фу! Мерзость! К горлу подкатывает тошнота. Заканчиваю песню на морально-волевых, заряжаю очерёдность минусовок для столика и незаметно сбегаю в туалет. Долго держу руки под холодной водой, успокаивая пульс, и делаю несколько глотков прямо из-под крана. И всё равно ощущаю, будто меня окатили помоями.

Спустя пять минут одиночества мне удаётся взять эмоции под контроль, и я выхожу из своего укрытия в коридор. Открываю дверь и не успеваю сообразить что-то внятное, как оказываюсь прижатой к стене.

– Что если мы с тобой уединимся, детка?..

Хриплый голос бежит паникой по позвоночнику вниз. Руки мужчины больно сжимают мои бёдра и по-хозяйски пробираются под край платья.

– Алан, приди в себя! – я пытаюсь не выдавать страха и отвращения. – Меня сейчас начнут искать!

Он одной рукой удерживает мои ладони за спиной, а другой больно сжимает подбородок, заставляя открыть рот и принять поцелуй.

– Отпусти меня! То, что ты делаешь – это низко!

– Низко? – от рыка его тело вибрирует. – Низко – это если я тебя сейчас поставлю на колени и трахну в рот, а пока у нас нежные поцелуи.

Он больно прикусывает мою нижнюю губу, и я срываюсь на всхлип одновременно с криком:

– Пусти!

Зажмуриваю глаза, но вдруг Алан резко отлетает от меня в сторону. Пара секунд, мат, звук хлёстких ударов – и бывший парень улетает за дверь. Вижу, что он, как кисель, стекает по кирпичной стене.

– Не благодари, – Ярослав подходит к раковине и смывает с костяшек кровь.

– Как ты здесь оказался? – я слежу за ним как заворожённая, не пропуская ни одного движения и пытаясь перевести дыхание.

– Банально, – он усмехается, – считай, что повезло.

– Он хотя бы жив?

Замечаю, как пальцы Ярого стискивают вентиль, выключая воду.

– Сходи, проверь, – косо скалится в ответ. – Или, может, я зря вмешался, и тебе на самом деле пожёстче нравится? – подходит ко мне вплотную, касается пальцами уголка рта и стирает кровь.

Я машинально облизываю губу языком, ощущаю лёгкое жжение и металлический привкус.

– Спасибо, – отрицательно качаю головой, – но он бы не смог меня силой…

– Опыт подсказывает? – его глаза темнеют на несколько оттенков. Ярослав недобро щурится, придвигается ко мне, практически нависая, и делает глубокий вдох.

– В смысле «опыт»? – пьянея от близости мужчины, не сразу понимаю, что он имеет в виду. Когда же смысл вопроса до меня доходит, я не сдерживаюсь от нервного смеха. – Ну так продолжай тогда. Чего теряешься? – отвечаю ему с вызовом. Дура, Василиса, какая же ты дура! – Мне ж по твоей логике ещё и всё равно, с кем…

Ярослав не даёт мне договорить. Стискивает мои плечи и с силой встряхивает.

– Рот закрой, – шипит в самое ухо.

Касается лбом моего виска, обжигая шею горячим дыханием, от которого меня начинает протряхивать. Широкая ладонь ложится на затылок. Его пальцы путаются в моих волосах. Я испытываю от этого какую-то абсурдно сладкую боль.

– Я не доедаю с чужих столов, – добавляет со злостью. Сжимает пряди в кулак, резко меня отпускает и идёт к выходу. Возле самой двери оборачивается. – В отключке твой мужик, – говорит отрывисто, будто выплёвывая каждое слово, – лучше не попадайся ему сегодня.

Вижу, как он пинает в ботинок Алана и выходит. Дверь с грохотом бьётся о косяк.

Только шум со стороны коридора сдерживает меня, чтобы не зарыдать в голос. Ярослав предпочёл поверить в то, что я имею богатых любовников. Наверное, со стороны всё именно так и выглядит… Но какое он вообще имеет право меня унижать? Остро накатившая обида сменяется гневом. Почему я вообще придаю значение его мнению о себе? Он не доедает с чужого стола? ООО!.. От злости голова проясняется. Поворачиваюсь к зеркалу и уже заканчиваю приводить себя в порядок, когда в туалет залетает Катя.

– Вася! Фууух, – увидев меня, она выдыхает. – С тобой всё нормально?

– Как видишь…

– Там такой кипиш поднялся. Бывшему твоему скорую вызвали, – она прислоняется к раковине рядом со мной. – Владимир Сергеевич приехал. Он уже в курсе. Ждёт тебя в випке… Тебе точно помощь не нужна?

– Не нужна. Спасибо, Катюш, – выпрямляю спину, надеваю улыбку и иду в сторону выхода в коридор. – Пошли работать. День ещё не закончился, – не удерживаюсь я от сарказма.

Ярослав

За стол возвращаюсь в неадеквате. На рубашке, на руках, на лице – везде запах её духов, он не позволяет отключиться, а я не хочу его смывать. Приятный чёртов мазохизм. Как же хотелось прополоскать с мылом рот от чужих слюней девчонке, а потом зацеловать, чтобы задыхалась. Заласкать красивую дуру до смерти. До своей или до её? Долбаная реальность! От мысли, что этот мудак мог трахнуть её в туалете, меня корёжит. Подмывало сломать слабаку рёбра, но пришлось ограничиться только носом. Больше всего бесит другое. Парню явно было знакомо её тело. У них было. То, что не позволено мне. Какого хера не позволено? Чтобы её вот так в вонючем сортире нагибал любой мажор? И хлопает же зараза на меня своими невинными глазами…

Получаю под столом пинок от Миши, кое-как всплываю из своих мыслей на поверхность и стараюсь вникнуть в суть разговора.

– Если предприятие не начнёт работать нормально, Елецкий его сожрёт, – брат опирается локтями на стол и впивается глазами в Сергеича. Слишком старый трюк давления на оппонента. – Ты же понимаешь, Владимир Сергеевич, что заводу нужен один хозяин.

– Предположим, я продам вам землю, – владелец бара откидывается на спинку дивана, возвращая себе дистанцию, и складывает руки на груди в замок. – Останется ли на ней завод? Или ты на следующий же день уволишь две тысячи работников, стянешь технику и сравняешь тридцатилетний труд с землёй, чтобы построить очередной отель? Елецкий – только прикрытие. Отец аплодировал бы стоя вашей наглости!

– Я вступил в права наследства, – говорю Владимиру резче, чем нужно, – и в моих интересах оставить бизнес легальным. Все предыдущие договорённости перед Князем закончились со смертью отца. И твоя непричастность к ней, Владимир Сергеевич, ещё не доказана. Посмотри, какой сочный мотив. Может быть, это как раз ты хочешь слить пивоварню конкурентам.

– Ты же знаешь, – цедит сквозь зубы Королёв, – и вскрытие подтвердило, что причина смерти Павла – остановка сердца. Авария произошла уже после. Удивительно, скорее, что он столько протянул на зоне и вообще вышел, – он зеркалит позу Михаила. – Если тебе есть, что предъявить – говори.

Мы скрещиваем с ним взгляды. Острые, сканирующие, на выбывание.

– Да и образ жизни он вёл далеко не монашеский…

– Кстати, о монашках, – Михаил кивает головой в сторону зала. – Тебя, Сергеич, девица ждёт?

Я поворачиваюсь и вижу Василису. Стоит. Не подходит. Ждёт, когда заметят и разрешат. Что за…? Откуда девочка в двадцать лет знает правила поведения?

Владимир кивает ей, и она подходит к столу.

– Здравствуйте… – выдыхает, не поднимая глаз.

– Сядь, Вася, поешь пока, – он ставит перед ней тарелку, а я еле сдерживаюсь, чтобы не смести нахрен всю жрачку со скатерти. – Я ещё не закончил.

– Сергеич? – Михаил удивлён не меньше моего и внимательно разглядывает вновь прибывший «цветочный экземпляр».

– Своя она, – опережает все вопросы Владимир.

– Или твоя? – скалится брат.

Меня вспенивает. Пульс выколачивает вены в ожидании ответа.

– И это тоже, – отвечает Владимир на полном серьёзе.

Ну пиздец! Незаметно сжимаю-разжимаю кулаки. Если не уйду прямо сейчас, то завалю его.

– Срок тебе до завтра, Королёв, – встаю за столом в полный рост и швыряю тканевую салфетку в тарелку.

Вася вздрагивает, поднимает глаза, и я читаю в них настоящий животный страх. А мне насрать, детка! Её припухшие губы дёргаются. И я, несмотря ни на что, хочу их!

– Будь здоров, – Михаил встаёт следом за мной. – Подумай хорошо, Сергеич. Пора нам договориться.

– Я вас услышал, – Владимир наливает себе в стакан сок, давая понять, что роль радушного хозяина завершена. – И девочек своих соберите по периметру. Их катафалки квадратные народ распугивают.

– Завтра в семь потрудись быть на месте.

Не могу отказать себе в удовольствии и напоследок задеваю рукой бокал. Он разлетается по кафелю стеклянными брызгами. Это для неё. Ей хватит. Только легче не становится нихрена.

Василиса

Хруст битого стекла стоит в ушах. Я точно знаю, что этот жест Ярослава предназначался мне. Полное презрение. Холодное и острое.

– О, Господи… – падаю лицом в ладони.

– Вася…

Я не вижу Владимира, но точно знаю, что сейчас он зажимает правый висок. Всегда так делает.

– У меня тоже был тяжёлый день. Ещё и Настя в кабинете бухая спит. Давай по старой схеме. Минуту рыдаешь. Я жду. Потом – только конструктив.

– Мне не нужна минута, – поднимаю на Королёва глаза.

Он внимательно смотрит на меня несколько секунд и кивает головой.

– Из больницы отписались. У парня того лёгкое сотрясение и перелом носа. Расскажи всё, что знаешь о нём. Правду!

– Алан в параллельной группе учится. Мы встречались месяца три, а потом… Он резко изменился. Начал пить, ревновать, стал давить по поводу интимных отношений. А чем он больше давил, тем мне меньше хотелось… – голос оседает. Мне неловко рассказывать подробности. – Он как-то сказал, что я – фригидная…

– Вася… Почему ты не пришла ко мне? – строго, с низкой вибрацией в голосе.

– Он не делал ничего страшного… – я неопределённо пожимаю плечами в ответ. – Да и думала, что пройдёт. У него отец неожиданно объявился в городе. Раньше только деньги высылал, а тут общаться начал.

– С этого момента подробнее.

По давящей интонации понимаю, что Владимиру интересен отец Алана.

– Ты знакома со старшим Елецким?

– С кем? А… – в мои руки попадает салфетка, и я машинально кромсаю её на кусочки. – У Алана фамилия матери. Я никогда не встречалась с его отцом. Он только сказал ему, что я русская, познакомить хотел, а тот скандал закатил. Выбрал сыну какую-то дочь друга. Выгодный брак и все вытекающие.

– Понял, Василиса… – голос становится мягче. – Мужчины всегда будут пытаться подвинуть твои границы. Будут относиться к тебе ровно так, как ты позволишь. Если ты что-то не позволяешь, а они с этим не согласны – самое время уходить.

– Тогда… – я набираю в лёгкие воздух, готовясь в очередной раз отстаивать отказ от дорогих подачек, – что за история с машиной? Анастасия Ивановна рвала и метала…

– Я действительно купил тебе машину. Настя увидела документы на столе, – в ответ спокойно, будто это не машина, а шоколадка, только с марципаном.

– Я не приму! Это слишком дорогой подарок. Про нас с вами и так думают плохо… – нервничая, начинаю тараторить, но Владимир меня прерывает.

– Заканчивай истерику, Василиса, – неожиданно он накрывает мою руку своей и легко сжимает, – не злись на малость. Ты же знаешь, что своих детей у нас с Настей нет. На стороне тоже не случилось. Квартира у тебя есть, учёба оплачена до конца, машина… Даже если ты не будешь ездить на ней, то в случае чего всегда сможешь продать. Ты понимаешь…?

– Не хочу понимать, – упрямо сжимаю губы и не мигая смотрю в тарелку перед собой.

– Иди работай, Василиса…

Ухожу из кабинки быстро, на Владимира не смотрю. Мне не нравятся его намёки, не нравятся вопросы. Почему-то до сегодняшнего дня я не осознавала, насколько жесток может быть криминальный мир. Я просто не думала об этом, видя только верхушку: переговоры, дорогие машины, красивые, часто сменяющиеся женщины, какие-то широкие жесты в сторону депутатов и иногда полиции. Все эти дорогие украшения на праздники… Теперь они тоже кажутся подготовкой «на всякий случай»…

Машинально ставлю композиции. Тем, кто сильно лажает – подпеваю. И медленно осознаю, что как бы ни строила из себя гордую, жить без мужской помощи не умею. Я совершенно тепличная. Сначала за меня всё решал брат, а потом появился Владимир… Что бы я делала, как жила, если бы мы не встретились? Ощущаю острую потребность извиниться перед ним. Загружаю плейлист и иду к его кабинету. Стучу, прислушиваюсь. Тишина… Выхожу на ресепшн.

– Кать, ты Владимира Сергеевича не видела?

– Он уже уехал. Жену домой повёз, – Катя оглядывается по сторонам и говорит так, чтобы нас никто не слышал: – Просил передать тебе документы, Вась. Я посмотрела, прости. Он чего, правда вот так взял и машину подарил?

– Правда, Кать, – я хватаюсь за горло от осознания цены подарка. – Не говори никому, пожалуйста.

– Я обещаю.

Василиса

– Таким образом, морские победы Петра первого были достигнуты старым гребным флотом… Архипова! – громкий оклик преподавательницы заставляет перевести взгляд от окна на кафедру. – Если вам так откровенно скучно на консультации, я могу принять экзамен у вас прямо сейчас и отпустить с миром.

Жёлтый свет ламп в аудитории отдаётся резью в глазах. Сердце начинает колотиться так сильно, что мешает сделать полный вдох. Зря я пила кофе из автомата. Проснуться не получилось, только тахикардия и тошнота добавились.

– Ну что вы молчите, Архипова? Билет тянуть будете? – преподавательница подходит к моей парте. – С вами всё хорошо? Вы побледнели…

До моего носа долетает запах восточных масел, и кофе из желудка подкатывает волной к горлу.