«Меня зовут Тана Альен. Тана. Альен».
Она повторяла это раз за разом, спасительный обрывок воспоминаний, путеводная нить к тому, что было раньше, и что должно было удержать на грани и не дать сойти с ума.
Тана чувствовала, как тонет в собственной ненависти. Весь мир вокруг сжался в точку, ледяным шипом пронзая разум. Исчезло… почти все, кроме ненависти – всепоглощающей, разрушительной и… совершенно бесполезной и беспомощной. Она больше не могла улыбаться Дей-шану, и не называла более его «добрым господином». Все, о чем мечтала Тана – это добраться, наконец, до Иллерона и быть проданной. Все равно кому, лишь бы не видеть более ненавистного лица, не ощущать отвратительного запаха давно немытого тела, не чувствовать прикосновений грязных рук.
Все перевернулось с ног на голову несколькими днями раньше. Она пыталась играть, плести невесомую паутину интриги, благо что Риэду бросал на нее взгляды все более пылкие. И вот, наконец, Дей-шан оставил их вдвоем во время привала – тогда Тана подумала, что бывалый воин ошибся, но теперь понимала, что это была всего лишь ловушка. Но ни Риэду, ни ей не закралось и тени сомнений в тот роковой час. Всего-то надо было, что протянуть к молодому мужчине руки и прошептать: увези меня. Куда угодно, только подальше от Дей-шана. Риэду не пришлось просить дважды: он подхватил Тану в седло и дал шпор лошади. Они неслись на юг так долго, как выдержал конь, а потом устроили привал, где ей пришлось вознаградить Риэду известным способом. Потом он оставил ее, отошел поискать что-нибудь для костра. Смеркалось. Тана сидела на теплой земле, прикидывая, каким образом можно заставить Риэду делать то, что нужно, а заодно пытаясь сообразить, что же все-таки нужно. Она не сразу поняла, что силуэт, вылившийся из сумерек, не принадлежит молодому разведчику, а когда узнала Дей-шана, лишь замерла и обреченно ждала. Тем вечером Дей-шан ее избил, а Риэду так и не вернулся.
Все последующие дни Дей-шан с ней не церемонился, и держал руки связанными. Тана подбирала с земли объедки, которые он ей бросал, а воду приходилось выпрашивать. В какой-то миг она даже решила, что лучше сдохнуть от голода и жажды, чем продолжать это болезненное и бесконечное унижение, но потом одумалась. На многое можно пойти ради достижения целей: можно отдаваться первому встречному, ибо ее тело в этом странном мире имело высокую цену, можно униженно выклянчивать прогорклую воду, можно облизывать вонючие сапоги Дей-шана, давясь рвотой. А целью было – выжить, и не просто выжить, а взобраться на самую вершину пирамиды власти в этой иссушенной солнцем степи.
Поэтому Тана терпела и молчала, молчала и терпела, мечтая о том счастливом мгновении, когда Дей-шан навсегда исчезнет из ее жизни, а если и появится, то исключительно в виде насаженной на пику головы. Но силы таяли, как жир под палящим солнцем, и Тана раз за разом повторяла про себя то имя, которое помнила. Тана Альен. О, когда-то все было по-иному! Не ей приказывали, а она… Тана не могла сказать, кем была, но обрывки воспоминаний весьма прозрачно намекали на высокое положение в общественной иерархии. Теперь она не могла даже справить нужду в одиночестве. Дей-шан слишком боялся лишиться ценной добычи. А еще ему очень нравился страх. Присосавшись, словно сказочный вампир, он пил страх жертвы, день ото дня наглея и теряя человеческий облик.
И, когда ее силы подошли к концу, на горизонте замаячили стены Иллерона.
***
Город оказался слеплен из глины в буквальном смысле: Тана окунулась в вязкий, душный лабиринт глинобитных стен. Узкие улочки, водосборные желоба, канавы, слишком мелкие, чтобы вместить все нечистоты этого места. Вонь стояла невыносимая: по степи гуляли ветра, здесь же люди наконец нашли защиту в широком кольце ненадежных глиняных валов – защиту не от людей, но хотя бы от зверья. И пока Дей-шан невозмутимо направлял коня прямо на снующих мимо прохожих, Тана старалась дышать глубоко и размеренно: от подступающей тошноты сводило челюсти, и больше всего она боялась вывернуть свой скудный завтрак на доброго хозяина. Потому что, случись подобное, он снова ее изобьет, а потом возьмет силой. Наверное, прямо посреди этой мерзкой и вонючей улицы, среди нечистот…
Между тем улочки становились шире и чище, кое-где замелькали дома, сложенные из белого камня и крытые плоскими чешуйками из такого же материала. Тана чуть приободрилась и даже принялась с интересом осматриваться, насколько ей это позволяло черное покрывало, наброшенное на голову.
Мужчины, которых она видела, были смуглы, черноволосы и коренасты. Кто в полотняных робах, кто в кожаном доспехе – от которого на самом деле толку мало, особенно если колоть обоюдоострым мечом или острием копья. Женщины мало чем отличались от мужчин, такие же смуглые и коренастые, разве что в плечах уже и ростом ниже. Одежда их не блистала разнообразием: длинные балахоны, то расшитые, то из некрашеного полотна, кто в шароварах и длинных, до колена, туниках. Некоторые покрывали голову цветастыми покрывалами, некоторые красовались сложными прическами из кос, украшенными металлическими пластинами и яркими бусинами. Лица женщин показались Тане грубыми, словно второпях вырубленными из камня: широкие, чуть сплюснутые носы, тяжелые подбородки, скулы, делающие лицо похожим на лунный лик.
«Немудрено, что я здесь ценный товар», – эта мысль отдавала приятной горчинкой. Если уж быть чьей-то собственностью, то лучше дорогой. Рачительный хозяин не будет портить вещь, которая стоила ему много звонких монет. Дей-шану досталась она бесплатно, и потому он не стесняется в методах воспитания…
Они приблизились к большому дому, глинобитному и старательно беленому. У входа переминался с ноги на ногу рыхловатый молодой мужчина с сотней сальных косиц на голове. Ярко-синий, в пол, халат с золотым шитьем и красные сапоги красноречиво говорили о занимаемом этим горожанином положении и о достатке.
Дей-шан спешился и, ведя коня на поводу, пошел прямиком к нему, из чего Тана сделала вывод, что это наверняка местный скупщик рабов.
– Да пребудет с тобой сила Полночных, Сей-шан, – беззаботно сказал воин, – товар принимаешь?
Липкий взгляд работорговца метнулся к Тане, затем, уже неторопливо, вернулся к Дей-шану.
– Больно тощая, отсюда вижу. Не больна ли чем? Мне здесь зараза не нужна.
Дей-шан ухмыльнулся и развязно хлопнул синий халат по плечу.
– Пойдем, посмотришь. Если удачно продашь, твоя десятая часть.
Сей-шан вскинулся, словно почуявшая кость собака.
– Пятая.
– Полночные с тобой, Сей-шан, пусть будет пятая. Но продать надо хорошо.
– Ты, никак, решил службу оставить? – подозрительно прищурился работорговец. И, словно догадавшись о чем-то, добавил, – одну треть.
– Приведи покупателя, – зло процедил Дей-шан, – а там поглядим.
Сказано это было весьма высокомерно, но у Таны сразу шевельнулось подозрение, что Дей-шан и десятой долей не собирался делиться. Впрочем, это уже ее не касалось. Пусть хоть загрызут друг друга.
– Эй, слезай, – приказал Дей-шан, и Тана неуклюже сползла на землю.
– Проходи-ка сюда, милочка, – заворковал торговец, – сперва я посмотрю на тебя, а потом уж решим, кого позвать. Или торги устроим.
Подталкиваемая в спину Дей-шаном, Тана покорно пошла вслед за синим халатом. В отличие от провонявшего конским потом предателя, от работорговца остро пахло травами и специями, и Тана подумала, что наверняка он смазывает себе волосы ароматическими маслами. Неуместные, глупые мысли…
Ее провели по длинному темному коридору, с обеих сторон усаженному низкими и узкими дверцами, в которую едва мог протиснуться широкоплечий степняк, затем работорговец отворил одну из них и, шагнув в сторону, сделал приглашающий жест.
– Иди, – прошипел Дей-шан, – и только посмей мне…
– Она что, непокорна? – мгновенно отозвался Сей-шан, – мне такую не надо. У меня самый лучший товар в Иллероне, почтенные люди заходят…
– Да нет же, нет! – Дей-шан, похоже, начинал раздражаться, – она будет как овечка, ласковая, как котенок и страстная как Полночная Дева.
– А она, гм, дева? – казалось, работорговец от души потешается над вспыльчивым воякой.
– Нет, – только и ответил Дей-шан.
– Сам, небось, проверял?
Дей-шан сделал вид, что не расслышал.
Тана очутилась в довольно светлой и совершенно пустой комнате. Источником света служило небольшой окно, забранное решеткой. Земляной пол был присыпан соломой. Мужчины зашли следом и закрыли дверь.
– Ну-с, Дей-шан… Показывай, что там у тебя сегодня.
– Раздевайся, – приказал тот.
Тана размотала покрывало с головы, бросила на пол. Затем выскользнула из широкого ворота черной рубахи и замерла посреди комнаты, внимательно следя за торговцем. Тот был тертым орешком и ни единым движением не выдал удивления.
– То, что кожа светлая – это хорошо, это большая редкость. Но то, что ты ей наставил синяков, Дей-шан, это плохо. Цену начнут сбивать. А вдруг ты ей что-нибудь повредил?
– Я должен был ее научить покорности, – пробормотал Дей-шан и умолк, наверняка подумав наконец о том, что за товар будут платить по состоянию.
– Девка – не визар ли? – уточнил Сей-шан, – а то потом бед не оберешься.
– Сам ты визар. Не видишь, что ли, что тонкая, из-за Гиблых Радуг?
– Вижу, – протянул задумчиво Сей-шан, – а она, часом, не беременна ли? А то ведь тонкие мрут как мухи в родах.
– Не знаю, – по крайней мере, Дей-шан ответил честно, – Полночные ее там знают… Нам-то что?
– Ну, ладно, – Сей-шан недовольно пожевал губами, кивнул Тане, – а ну, милочка, покрутись, я хочу посмотреть на тебя… Полночные духи, Дей-шан, синяк на синяке!
Он подошел, по-хозяйски пощупал Тане грудь, провел мягкой и потной ладонью по животу, по бедрам, причмокнул.
– Хороша, полночные тебя дери! Конечно, не мешало бы откормить чуток, но и так пойдет. Глаза-то какие, мать моя! А волосы? Жаль, что коротки…
Дей-шан промолчал, и Тана поймала его мрачный взгляд. «Чтоб ты сдох, Дей-шан, в страшных муках».
– Так, – подытожил тем временем Сей-шан, – сейчас я пришлю к ней служанок, чтобы они привели ее в порядок, а сам тем временем схожу к одному уважаемому человеку. Ты где остановился?
– Нигде, – мрачно обронил Дей-шан, – я здесь подожду.
– Здесь нельзя, уважаемый. Не бойся, не убежит.
С этими словами Сей-шан принялся аккуратно подталкивать воина к двери. Тана так и осталась стоять посреди комнаты. Но в тот, последний миг, когда дверь уже почти закрылась, все же не утерпела:
– Дей-шан! Твоя смерть будет ужасна! Запомни!..
И сжалась в комок. Казалось, что сейчас он вернется, и произойдет то, к чему она уже почти привыкла. Но – из коридора донеслась забористая брань, прерываемая визгливым голосом Сей-шана, и дверь закрылась окончательно. Тана усмехнулась и стала ждать.
Одиночество ее продлилось недолго. Дверь снова отворилась, на сей раз впуская троицу коренастых и смуглых девиц в туниках из грубого полотна. Две из них втянули в комнату закопченный медный чан с водой, третья принесла куски холстины, какие-то горшочки из синего стекла и аккуратно сложенную одежду.
– Купайся, – одна из девушек, видимо, старшая, указала на чан, – Сей-шан приказал тебя помыть и одеть. Скоро покупатель придет.
Тана кивнула и молча уселась в теплую воду. Девушка сноровисто принялась поливать ее из ковша, и от этого незамысловатого удовольствия Тана внезапно расплакалась.
– Поплачь, – услышала она сочувствующий голос, – ничего не поделаешь. Мы принадлежим Степи, а степь – мужчинам. Ты чужестранка, тебя купят за большие деньги, и твой новый хозяин будет добр к тебе.
– Я хочу, чтобы он сдох, – выдохнула судорожно Тана.
– Тот, кто тебя сюда привез? – в голосе рабыни было понимание, – не переживай, с ним что-нибудь все равно случится. Такие, как он, долго не живут. Ты будешь жить, а он – нет.
Теплая вода лилась и лилась на макушку, смывая грязь, смешиваясь со слезами. Как, оказывается, немного нужно для полного, всеобъемлющего счастья! Тана сидела, прикрыв глаза, слушала, как плещется вода, и не было сил даже думать.
Потом ее попросили подняться, намылили все тело и голову, затем смыли пену чистой водой из принесенного ведра.
– Ты очень красива, – заметила девушка, которая говорила с Таной, – Степь никогда не производила на свет таких, как ты. Сей-шан приведет богатого покупателя, будешь с золота есть и на золоте спать.
– Мне хватит простой кровати, – покачала головой Тана.
Ее вытерли кусками холстины, ссадины и синяки смазали едко пахнущей мазью, волосы причесали широким гребнем.
– Теперь надо одеться, – снова скомандовала старшая, и две рабыни принялись наряжать Тану в замысловатые и пестрые одежды, которые не столько скрывали, сколько подчеркивали каждую выпуклость ее тела.
К завершению процедуры вновь пришел Сей-шан, окинул Тану оценивающим взглядом.
– Понимаю Дей-шана, мало кто устоит перед таким соблазном.
– Он и не пытался, – холодно отозвалась Тана, – он убил того, кто меня нашел, чтобы продать самому.
Сей-шан, если и удивился, виду не подал. Передернул слабыми плечами.
– Что ж, милочка, таковы законы Великой Степи. Выживает тот, кто сильнее или хитрее. Была бы ты послушной, не было бы таких синяков.
– Я буду послушной, – заверила его Тана, – продайте меня подороже, и пусть Дей-шан подавится этим золотом.
– Да ты злюка. Может быть, ты и в постели такая же? – Сей-шан усмехнулся, сделал знак девушкам, и те мгновенно исчезли за дверью. Работорговец подошел к Тане так близко, что она ощутила тепло его тела.
– Я уже нашел того, кто тебя купит, – негромко сказал он, – милочка, сделай так, чтобы покупатель остался доволен. Это очень важное лицо в Зу-Ханн, Мер-даланн.
«Приближенный к государю», – поняла Тана и улыбнулась.
– Поверьте, уважаемый Сей-шан, – через силу она даже улыбнулась, – покупатель останется так доволен, что спустя годы будет нахваливать ваш сервис.
– Что?.. – не понял Сей-шан, – чудными словечками ты бросаешься, женщина. Следи за тем, что говоришь, дети Степи этого не любят.
– Дей-шан… еще придет? – внезапно Тану охватил озноб.
– Он больше к тебе не подойдет, милочка, – Сей-шан ловко убрал синюю прядку, упавшую ей на глаза, втянул хищно воздух, словно пытаясь запомнить ее запах. – Полночные с тобой, женщина. После ванны ты пахнешь куда лучше.
И отошел, удовлетворенно потирая руки. Оглянулся на Тану, а затем и вовсе вышел.
О проекте
О подписке