Потом его, словно куль муки, перебросили через спину лошади и привязали к седлу. Краем глаза Стефан видел, как в седло сажали Росинку. Ее, прижимая к себе, повез один из велеславовых наемников. На миг они встретились взглядами, личико девушки исказила гримаса глубокого, беспросветного отчаяния.

«Демен, тварь, хоть бы ее отпустил…»

***

К полудню следующего дня они добрались до замка на Пустошах. У Стефана, которого так и везли, перекинув через седло, голова едва не лопалась от боли. Пульс тяжко бухал в висках, с каждым ударом подкатывала к горлу тошнота. Рук и ног он уже не ощущал… Но все же повернулся и посмотрел на замок.

Он его никогда не видел, чтобы вот так, да вблизи.

Только на картинках, которые весьма приблизительно отражали суть дела.

Замок, огромный, величественный, сложенный из серых глыб, словно вырастал из растрескавшейся, мертвой земли. Вырастал – и устремлялся в тяжелое, набрякшее тучами небо, грозясь пронзить их сотнями тонких и острых башен, игольчатыми крышами эркеров. Внешние стены были почти лишены бойниц, но с широкими зубцами. Сторожевые же башни, в отличие от тонких и не лишенных некоторого изящества внутренних построек, казались непомерно широкими.

А вот ров вокруг замка был совершенно сухим. И неудивительно – в Пустошах вода на вес золота. Пепельная, познавшая власть нежити земля все вобрала в себя…

Стефана стащили с лошади, словно тюк с шерстью, бросили на землю. Рядом же бросили Росинку. Он повернулся, посмотрел на нее, и понял, что девушку уже не спасти. Она медленно и неизбежно умирала от страха, впала в непонятный ступор и, похоже, не узнавала даже его. Стефан отвернулся. Успокоить бы ее сейчас. Может быть, еще вернется к жизни… погладить по измазанной землей белой щеке, стереть хрустальную слезинку, беззвучно покатившуюся вниз.

Кто-то протрубил в рог, слишком громко для этого чересчур тихого места. Затем раздался громкий скрежет, Стефан не мог видеть, но понял: опускается подъемный мост.

Затем к нему наклонился Демен.

– Ну что, прощай, княже. Зла не держи.

– Отпусти… ее… – глазами указал на Росинку, замершую неподвижно в двух шагах. Руки у нее тоже были стянуты за спиной и наверняка причиняли мучения.

– Велеслав приказал отдать вас обоих, – глухо обронил Демен и уже громче скомандовал, – эй, парни, берите их и идем. Нас ждут.

Стефана снова подхватили под руки и поволокли вперед, через мост, все ближе к мучительной смерти. А в том, что она будет мучительной, владетельный князь не сомневался ни мгновения.

Что ему оставалось?

Он начал молиться своему покровителю Тефу, яркому солнцу, жизнь дающему. Просил, чтобы Теф поскорее забрал его из хладного царства Хенеша туда, где всегда цветут сады, светло, и каждый обретает покой после трудов праведных.

На шее у Стефана на простом кожаном шнуре висел амулет – гладкий камешек с высеченным изображением покровителя. Грубым, правда, потому что Тефа было принято изображать в храмах как воина в доспехах, с лучезарным копьем в руке, которым он повергает Хенеша в бездну.

Они вошли во внутренний двор замка. Там было пусто, исключая двух безмолвных ллэ, наряженных в легкий кожаный доспех. Стефан лишь мазнул взглядом по застывшим белым лицам. Ллэ, одним словом. Он не знал, как они получались, и чем отличались, допустим, от вампиров, и чем дикие ллэ отличались от ллэ, служащих господам Пустошей, но… теперь все это было неважно. Он лишь подумал, что Демен идет вперед так, будто знает дорогу, причем хорошо знает. Впрочем, сам ведь сказал, что был здесь раньше.

Протащившись по широким и пустым коридорам, внезапно вынырнули в огромный зал. И в самом его конце, на высоком, высеченном из цельного куска обсидиана троне, сидела она.

«Владыка Теф, помоги перенести муки предсмертные. Пусть мое забвение будет недолгим, забери к себе верного слугу твоего…»

Откуда-то сбоку всхлипнула Росинка. Он покосился на девушку: ту под руки держали два воина. Если бы не они, бедная Роса непременно упала бы.

Демен решительно выступил вперед, загораживая госпожу Пустошей от Стефана. Поклонился, с достоинством, не раболепно.

– Да будут долгими твои ночи, госпожа. Мы привезли тебе обещанное и надеемся на то, что и ты выполнишь свою часть сделки.

…Смех. Тихий, невеселый. Бездушный. Стефан вдруг подумал, что так могла бы смеяться дорогая кукла, у которой голова из тонкого фарфора, а глаза, брови, рот… все нарисованное, ненастоящее.

– Ты уже был здесь однажды. Решил вернуться?

Ее голос. Стефан ощутил, как от мягкого, словно шелк по коже, голоса зашевелились волосы. Под ребрами все стянулось в тугой, тошнотворный узел, разлилось приторно-сладкой жутью по венам.

«…И обереги от исчадий Хенеша…»

– Но, прекрасная госпожа, кроме меня мало найдется охотников сюда прийти, – совершенно спокойно ответил Демен.

И Стефан даже удивился – сотник Велеслава не боялся вампира. Вообще не испытывал страха. Как такое могло быть?

– Ты в самом деле привез мне человека, который убил моего мужа?

В спокойном, шелковом голосе скользнули нотки сомнения.

– Вы можете убедиться в этом, госпожа, – и Демен еще раз поклонился.

– И правда, могу, – согласилась она и поднялась.

Демен отошел в сторону, как будто специально давая Стефану насладиться тем, как идет к нему смерть. Ничто не изменилось в облике госпожи Пустошей с их последней встречи: все то же бледное лицо, как будто вылепленное из алебастра, темные волосы с кровавым отливом, стянутые по бокам в пирамиды из кос. Все то же платье из черного кружева, притягивающее взгляд к белому, точеному телу вампира, к аккуратным темным соскам, просвечивающим сквозь кружево…

Двигалась она… именно так и должна двигаться нежить – с неуловимой грацией хищницы, плавно, словно ступни не касались грубо отесанных каменных плит пола.

Стефан только стиснул зубы. В душе проснулся отвратительный, пожирающий разум страх перед вампиром, хотелось сжаться, спрятаться, а еще лучше, обратившись тоненькой струйкой дыма, навсегда улететь из этого места.

«Теф, помоги», – попросил он, зажмурившись.

Но покровитель молчал.

А когда Стефан открыл глаза, встретился взглядом с госпожой.

В их последнюю встречу она плакала, проливая слезы по убитому супругу. Сейчас – сдержанно улыбалась. Стефан удивился тому, что губы у нее не ярко-алые, какие должны быть у вампира, а нежного розового цвета. Пухлые, с трогательной ямкой на нижней губе… В серых глазах играли багряные блики.

– Это в самом деле он, убийца моего Эйвана, – госпожа склонила голову набок, как будто раздумывая. Затем повернулась к Росинке, – а это что?

– Владетельный князь Велеслав передает… невесту, – пояснил Демен, – невеста князя Стефана.

– О, как мило, – уронила госпожа.

Медленно, очень медленно обошла Росу, принюхиваясь. Затем поправила девушке косу. Легко прикоснулась к грязной щеке.

– Невеста, так и не ставшая женой, – донесся до Стефана раздражающе-шелестящий шепот, – как интересно…

– Демен, – позвала госпожа, – владетельный князь Велеслав превзошел все мои ожидания. Впрочем, его ожидания тоже не будут обмануты. Как ты помнишь, свои обещания я держу.

Она пощелкала пальцами, и откуда-то сразу набежало ллэ. И вот тогда-то Стефану действительно стало страшно: десять умертвий, десять не-живых и не-мертвых, одетых кто во что, вернее, кого в чем застала эта кошмарная не-смерть. Двигались они так, словно их скелеты были лишены суставов. И все взгляды – ужасающе живых, блестящих и как будто стеклянных глаз – были устремлены на госпожу.

Она повернулась к трону, спиной к пленникам, позволяя рассмотреть утонченный узор кружева, едва прикрывающий совершенные ягодицы.

– Раздеть, помыть и подготовить в ритуальном зале.

А затем обронила:

– Демен, иди за мной. Я отдам тебе то, что обещала. Твои люди пусть выходят за ворота. Их никто не тронет.

Стефан закрыл глаза.

Он ощущал на себе прикосновения холодных рук, ногти царапали кожу. Стояла страшная, давящая тишина, прерываемая лишь шорохом ног ллэ и беспомощным шелестом срываемой одежды. Он подумал, что Росинка уже точно сошла с ума от ужаса. Человек не должен переживать такое. Кто-то из ллэ, не удержавшись, лизнул ему грудь. Стефан дернулся, увидел, как на него смотрит нежить, бывшая когда-то простым крестьянином. В блестящих, словно бусины, глазах полыхала жажда, вечная и неутолимая.

«А ты еще не знаешь, что тебя ждет», – прошелестело в мыслях.

И – смех, тихий, бездушный.

***

– Росинка, – позвал он, – ты меня слышишь?

Его растянули цепями на каменном алтаре так, что не мог и шевельнуться. Одно хорошо, к рукам и ногам медленно возвращалась чувствительность. Росинку точно так же прикрутили к мраморному саркофагу. В свете факелов ее обнаженное тело мелко подрагивало, покрывшись капельками пота, казалось изваянным из перламутра.

Она не ответила. Только повернулась и посмотрела – долгим взглядом, в котором почти не осталось рассудка. Только смертный покой.

– Росинка, – прошептал Стефан, – прости меня…

Не нужно было жениться на девушке только из-за воинов и серебра, что обещал ее отец. Пусть бы одного его скрутили и привели к госпоже.

Он вздохнул и закрыл глаза.

Здесь было холодно, как и в любом подземелье. Тяжелые круглые своды над головой. Трепещущий свет факелов. С той стороны, где была прикована Роса, в большой жаровне тлели угли, и Стефан даже ощутил нечто вроде любопытства – неужто для него подготовлено?

В том, что госпожа Пустошей будет развлекаться всю ночь, сомневаться не приходилось.

Он снова начал молиться, обращаясь к Тефу, и на душе стало спокойнее. В конце концов, он князь и примет любую смерть, как принял бы ее на поле брани.

Но в бою – это быстро. А здесь?..

Стефан пошевелился, звякнули оковы. Снова подумал о том, что нужно уговорить вампиршу отпустить Росинку. Неведомо, к чему тут взывать, то ли к жалости, то ли к тому, что обе они женщины…

«А Демен, стервец, и не боится госпожу, – мелькнула неприятна мысль, – как же так?»

На этот вопрос он так и не успел себе ответить. Заскрипела надсадно отпираемая дверь, и в поле зрения появилась госпожа.

Она была одета в черный, в пол, шелковый халат. Тонкая ткань, хоть и была сплошной в отличие от платья, все так же хорошо обрисовывала каждый изгиб ее тела. Только вот глаза больше не были серыми, радужки наполнились кровью.

– Итак, – сказала она негромко, подходя к Стефану, – не вижу смысла тянуть. Ты убил моего мужа, Эйвана, с которым я прожила более двух сотен лет. Я любила его. Правда, любила. И теперь… надеюсь, ты понимаешь, что тебя не ждет ровным счетом ничего хорошего.

Стефан молча кивнул. Конечно же, она в своем праве, мстить за убитого.

Вампирша обворожительно улыбнулась, одними губами, развернулась к нему спиной.

– Но начнем мы с этой сладкой девочки, которую ты даже не успел одарить своей любовью. Так, князь?

– Отпусти ее, – слова давались тяжело, как будто застревали в горле, – что она тебе сделала? Она ни в чем не виновата. Ты хотела меня, и ты меня получила. Отпусти!

Тихий смех, выпивающий все чувства. Отнимающий остатки тепла из измученного тела.

– Отпустить? Я не могу ее отпустить, князь Стефан. Я не буду лишать эту милую девушку удовольствия, которое не дал ей ты. А что ты думаешь об этом, милая?

Стефан повернул голову. Со своего места он прекрасно видел, как вампирша обошла Росинку, легко прикасаясь пальцами к ее телу. Девушку затрясло. Может, она и была не совсем при памяти, но происходящее внезапно накрыло ее тяжкой волной понимания.

– Отпусти ее! Не смей, тварь! – крикнул Стефан.

Дернулся, звякнул цепями – все бесполезно.

Снова тихий смех, от которого все скручивается в тугой узел под ребрами. Росинка всхлипнула.

– Как весело, – заметила вампирша, – убивая моего Эйвана, ты ведь не думал о последствиях, человечек?

– Меня мучай, – выдохнул он, – не трогай. Ее. Не трогай…

– А почему я должна себе отказывать в маленьком удовольствии?

Со все возрастающим ужасом Стефан следил за тем, как алебастровая ладонь госпожи легла на маленькую округлую грудь Росинки и начала поглаживать, легонько пощипывая сосок.

– Тварь.

– Да, это так. Не лучше, но и не хуже многих твоих соотечественников. Например, не хуже Велеслава.

Вампирша улыбнулась ему, демонстрируя удлиннившиеся клыки, белые, блестящие. Наклонилась к лицу Росинки, несколько мгновений смотрела ей в глаза, а потом поцеловала.

– Не смей! Не смей ее трогать!

…Все бесполезно.

Поцелуй, отвратительный и одновременно притягательный в своей противоестественности, длился и длился. Тонкая рука вампирши, порхая бабочкой, ласкала невинное тело его невесты. Девушки, которую он не успел сделать своей. Стефан стиснул железные скобы, по пальцам потекла кровь, но он не чувствовал боли.

«Теф, пусть это скорее закончится…»

Вампирша оторвалась от губ Росы, повернулась к нему.

– Видишь, твоей невесте нравится.

– Сука. Грязная, мерзкая сука.

Госпожа только приподняла брови и вернулась к своему занятию. Ее язык проложил влажную дорожку по шее Росы, протанцевал по груди, обвел сосок. Стефан зажмурился. Нет-нет. Должно же в этой госпоже остаться хоть что-то человеческое?!! И тут в его темноту ворвался стон удовольствия.

– Да-а, – выдохнула его невеста, – да…

– Я тебя убью. Ты будешь сдыхать в страшных мучениях, – пообещал Стефан вслух, глядя как руки вампирши ласкают белые бедра девушки.

Внезапно Росинка, его милая, ни в чем не повинная Росинка содрогнулась всем телом, издала полный сладострастия стон и вытянулась на крышке саркофага. У Стефана потемнело перед глазами. Он должен был… прекратить все это… должен…

И тут же – короткий, полный боли вскрик.

Теперь госпожа Пустошей, словно черная клякса на белоснежном теле, распласталась на Росинке, продолжая поглаживать ее грудь, присосавшись к шее как пиявка. Лицо Росинки, на беду, было повернуто к Стефану, и он видел, как с каждой минутой тускнеет ее взгляд.

– Пощади! – это вырвалось помимо его воли.

Вампирша оторвалась от пиршества, красивые губы измазаны в крови. Глаза, залитые кровью. Она медленно облизнулась.

– Это ты, ничего не зная о нас, был беспощаден. Теперь ты знаешь, что тебя ждет.

А затем, быстро лизнув рану Росинки, прокусила себе запястье и насильно влила девушке в рот несколько капель темной крови.

Неторопливо выпрямилась, подошла.

– Из нее выйдет прекрасная служанка, мой милый. Ну что, самое время заняться тобой?

Стефан поморщился.

– Зачем тебе… было все это?

– После любви кровь слаще, – вампирша облизывала перепачканные пальцы, рассматривая его, простертого на камне.

– Да я вижу, тебе тоже понравилось представление, – прошипела с улыбкой.

– Я не понимаю, как боги допустили ваше существование, – только и сказал Стефан.

И внезапно вампирша совершенно серьезно сказала:

– Ты мало что знаешь, князь. Но уже и не узнаешь.

Она очень нежно, трепетно коснулась его щеки, разворачивая лицом к себе. Оперлась локтями о камень. Стефан ощутил сквозь тонкую ткань ее грудь, упругую, словно у юной девушки.

– Всего лишь один глоток, – прошептала вампирша, касаясь языком шеи, проводя влажную полоску, – но этих глотков будет много… О, у нас много ночей впереди, мой князь…

Стефан невольно дернулся, почувствовав легкое покалывание. Клыки. Да, как он забыл. Она этими клыками разрывает плоть, добираясь до яремной вены. Вампирша резко выдохнула, словно именно сейчас получала удовольствие от происходящего.

– Ты сладко пахнешь, князь…

А еще через мгновение Стефана пронзила боль. И страшный холод, как будто его бросили в прорубь. Но одновременно с этим… он внезапно ощутил взрыв удовольствия, как если бы был с женщиной.

Стон. Его? Его собственный? Смешанный с ее стоном?

И все вдруг прекратилось.

Осталось подземелье, не-живая уже невеста, прикованная к мраморному саркофагу, он, едкая боль у основания шеи и тяжело переводящая дыхание вампирша.

– Ты… ты! – сжав кулаки, она в гневе топнула ногой.

А затем, ничего не говоря, выскочила прочь, лязгнув тяжелой дверью так, что посыпалась штукатурка.