Глава 2. Ненужная свадьба

Владетельный князь Стефан задумчиво покачивал в руке бокал из цветного стекла. На донышке перекатывались последние капли вина, терпкого, красного. По левую руку сидела невеста.

Он не хотел жениться на этой девушке. И не потому, что она была плоха – очень даже хороша, кожа белая как снег, косы черны как ночь, губы алые, сочные, словно спелые вишни. Про таких говорили – что лебедь белая. Любой другой взял бы в жены, не раздумывая.

Стефан же искренне полагал, что за ним тянется черный хвост проклятия, и портить жизнь кому-то еще не хотелось. Но у невесты был отец, у отца – много воинов и мер серебра, а набеги дорогих соседушек не прекращались. К тому же, дикие ллэ, проклятая нежить Пустошей, появлялись то тут, то там, когда в одиночку, а когда стаями. Воины и серебро были очень кстати.

Стефан, сидя на своем месте, равнодушно наблюдал за свадьбой. А та шла свои чередом: слуги несли на серебряных блюдах жареных лебедей в окружении перепелок, молочных поросят среди золотистых, точно солнышки, клубней картошки, пироги с олениной, с зайчатиной и с мясом куропаток – всего не перечесть. Вот уже и отплясали, звеня монистами, в центре залы айнэ в цветастых юбках. Вот уже и старицы-вещуньи напророчили долгих лет владетельному князю и его юной жене. Все как будто текло сквозь него, не затрагивая, не задевая. Стефан изредка поглядывал на разрумянившуюся девушку, которая этой ночью будет принадлежать ему. Звали ее… Роса, Росинка. Она смущалась и краснела, когда старицы поднесли горшок с углями и желали таких же жарких ночей с князем. У нее были тонкие бледные пальчики и еще по-детски пухлые щеки. Хотел ли он ее? Скорее нет. Все, что ему было нужно – это воины и серебро. И оттого засело под ребрами пакостное чувство, что вся эта свадьба – неправильная и ненужная, и еще более неправильно и ненужно то, что он связывает с собой совершенно невинное существо. С собой, чья кровь замарана проклятием.

Наконец старицы убрались восвояси, он нехотя опрокинул очередной бокал во славу Двуликого Огневика, покровителя семьи, дома и очага.

А потом на середину зала вышли три седовласых старца с цистрами и начали хвалебную песнь о том, как великий воин Стефан в равном бою одолел тварь Пустошей.

Князь стиснул золоченую ножку бокала.

Они пели о том, как пришел в княжество господин Пустошей с войском, что ни живо, ни мертво. О том, как требовал проклятый вампир еще дани кровавой, вдобавок к тому, что уже получил. Как владетельный доблестный князь Стефан отказал гаду ползучему и летучему, и вызвал того на честный бой. И как бились они три дня и три ночи, а затем отрубил пресветлый князь голову проклятому вампиру, и тем самым спас многих невинных людей…

Стефан кивком подозвал виночерпия. Шепнул на ухо:

– Передай Велеславу… Пусть заплатят этим… и пусть убираются.

Ему не хотелось вспоминать.

Ибо ни один смертный не может одолеть вампира. Те быстрее и сильнее, многократно. И то, что Стефану тогда удалось продержаться несколько минут, он объяснял не более, чем удачей пополам с великолепной военной выучкой. Зачем тогда бросил вызов бессмертному? И сам не знал. По молодости да по дурости показалось, что незачем отдавать еще сотню живых на кровавую потеху чудовищу. Но он продержался несколько минут, потом был выбит из седла. Чудовище навалилось сверху: никогда не забыть его глаз, светло-серых радужек, с черными ободками, с алым отсветом на дне.

«На что ты рассчитывал, человечек? – Прошипел вампир в лицо, – а теперь я возьму тебя, и возьму тех, кого ты пытался защитить».

И медленно, очень медленно провел холодным языком по шее, принюхиваясь, пробуя…

В тот момент Стефан и сам толком не понял, что произошло. В груди полыхнуло горячим, огонь рванулся сквозь руки, выжигая кровь. Вампира отшвырнуло шагов на десять, и этим было грех не воспользоваться. Стефан подхватил трясущимися руками меч, рванулся к поверженному врагу… И в тот, самый последний миг, когда еще живой вампир смотрел на него, на белом породистом лице врага Стефан вдруг прочел полнейшее удовлетворение происходящим. Бледные губы растянулись в странной, совершенно неуместной улыбке. В следующее мгновение Стефан ударил, отделяя голову от тела.

…А потом стало только хуже, и он сполна осознал, каким был дураком. В княжество явилась госпожа Пустошей. И они встретились на границе. За плечами Стефана была сотня воинов, за ней – серое, колышущееся, постоянно меняющее форму море безмолвных ллэ.

Сама госпожа ехала на прекрасном вороном коне, живом коне, что можно было счесть дивом. Очень красивая, холеная и страшно бледная женщина в таком платье, что просто срам. Темно-каштановые роскошные волосы были убраны в сложную прическу из кос. На бледном челе – тонкая корона из черненого серебра с россыпью рубинов. Она подъехала почти вплотную к Стефану, и тогда он увидел, что ее глаза полны крови, а по щекам пролегли тонкие кровавые дорожки.

«Значит, это ты убил моего мужа», – тихо сказала госпожа Пустошей, пристально рассматривая владетельного князя.

«Это был честный бой».

Она фыркнула, словно услышала нечто смешное.

«Человек не может в честном бою убить вампира. Какую магию ты применил?»

«Я не понимаю, о чем ты».

«Хорошо, – она холодно улыбнулась, – ты убил моего мужа. Я, в силу некоторых причин, не могу сейчас напасть на тебя и вырвать сердце. Но когда-нибудь ты попадешься мне, владетельный князь… Когда-нибудь ты окажешься в Пустошах…»

Это и стало его проклятием. «Когда-нибудь» висело над его судьбой, словно остро заточенный меч над натянутой нитью.

Стефан вздрогнул, почувствовав на плече тяжелую руку. Обернулся, чтобы увидеть младшего брата, Велеслава.

– Пора, – сказал тот, – пора в опочивальню, князь.

Ходили слухи, что если у Стефана покровителем стал Теф-солнце, то у Велеслава таковым был Сиф-месяц, бледный и светлый. Родные братья рознились как день и ночь. Стефан был крепок телом и темноволос, Велеслав же вырос тоненьким, словно прутик, и светловолосым, настолько, что его слегка вьющиеся волосы сравнивали с лунным светом. Глаза у Стефана были темно-карими, почти черными. У Велеслава – странного сизого цвета, за что он был весьма любим женщинами. А еще Велеслав был очень себе на уме. Стефан поначалу пытался докричаться до него, сквозь невидимую броню показной отрешенности, потом забросил. Все равно ведь… брат.

– Пора, – настойчиво повторил Велеслав.

Роса бросила на него испуганный взгляд и покраснела еще больше. Стефан вздохнул, накрыл своей ладонью тонкие пальчики невесты. Ну что ж, пора так пора. Он поднялся, на миг от выпитого закружилась голова, стол, гости. Стефан потер лоб рукой – помогло. Взял Росу за руку, вывел из-за стола. В центре зала снова плясала белозубая айнэ, вызванивая бубном затейливый ритм, все внимание гостей было приковано к ее гибкой полуобнаженной фигуре.

– Идем, – сказал негромко.

Роса нервно дернулась и всхлипнула. Стефану стало ее жаль: весь вечер девушка храбрилась, а вот теперь… теперь она останется один на один с незнакомым мужем, чтобы на деле познать то, о чем шепчутся служанки.

Они медленно двинулись к княжеской опочивальне. Уже у дверей Стефан остановился : там, вместо своих воинов, увидел сотника Велеслава, вооруженного до зубов. Как же его звали-то?… А, точно. Демен.

– Почему ты здесь? – спросил строго, – где Миловар?

– Животом мучается, – Демен осклабился.

Но его взгляд Стефану не понравился, плывущий взгляд, как будто Демен был очень пьян. И в то же время сотник был совершенно трезв.

– Открывай.

Демен ловко распахнул резные створки дверей, с низким поклоном пропуская новобрачных в опочивальню. Там было жарко, в курильницах тлели благовония южных земель. Огромная кровать белела свежими простынями и занимала полкомнаты. Стефан ощутил, что Росу начинает бить озноб. Двери закрылись.

…Наверное, эту красивую девушку нужно было как-то успокоить. Наверное, с ней нужно было быть обходительным и нежным. А у Стефана перед глазами вдруг возникла госпожа Пустошей, в ее совершенно бесстыжем, мало что скрывающем одеянии.

«Когда-нибудь…»

Стефан вздохнул. Расстегнул пояс с ножнами, отложил его в угол. Затем, неторопливо сбросив кафтан, сел на край кровати, похлопал ладонью рядом.

– Сядь.

У Росинки задрожали губы. Глаза вдруг набрякли слезами. Издав то ли стон, то ли всхлип, девушка послушно подошла и опустилась на краешек, стараясь при этом держаться подальше от Стефана.

– Не стоит жене так бояться мужа, – он усмехнулся, – иди-ка сюда, я помогу тебе снять все это…

Как и полагалось, наряд невесты был многослойным и очень, очень тяжелым. Оплечье, вышитое самоцветами, парчовое верхнее платье, нижнее платье… Роса послушно повернулась к нему спиной, перекинула тяжелую смоляную косу через плечо, и Стефан начал расстегивать золотые пряжки, украшенные жемчугом.

– Устала?

– Да, – выдохнула едва слышно, – не гневайся, князь… я тебя совсем не знаю…

– Это так, – он прошелся по всему ряду пряжек, вернулся к застежке оплечья, – но тебе не стоит бояться, Росинка. Я тебя не обижу.

Полюбовавшись на стройную белую шею, Стефан прикоснулся к ней губами, вдохнул запах юного девичьего тела, к которому примешивался едва заметный цветочный аромат благовоний. Росинка вздрогнула, сжалась в комок.

– Э, нет. Так у нас с тобой дела не пойдут, жена моя. Повернись ко мне.

Она послушно, словно куколка, обернулась, и ахнула, когда он сгреб ее в объятия и поцеловал, смеясь. Губы у Росинки были полные, приятные, она на удивление сразу вся раскрылась, позволяя углубить поцелуй.

«Ну-ну, а строила из себя скромницу», – он усмехнулся мысленно, одной рукой придерживая невесту под затылок, а другой освобождая из плена одежды молочно-белое плечо.

Росинка дернулась, резко отстранилась.

– Князь!..

А потом на затылок обрушилась боль. И свет померк, почти мгновенно.

***

Приходить в себя было мучительно. Как будто скользкий комок боли забрался под стенки черепа и перекатывается там, пульсирует, то разрастаясь до размеров хорошей тыквы, то сжимаясь в точку, состоящую из тьмы. В глаза брызнул скудный свет, блики от костра. И тут резануло остро запястья, предплечья, лодыжки… Стефан облизнул потрескавшиеся губы. Он не сразу понял, как это произошло. Да и что – это? А потом серебристой рыбкой в темном омуте мелькнула мысль: мятеж. Неведомый враг дождался, когда он отвлечется, будет безоружен, и…

«Когда-нибудь». Проклятье госпожи пустошей. Или нет?

Стефан прищурился на отблески костра, разожженного неподалеку. Ночь. Ничего толком не разглядеть в темных силуэтах. Зато хорошо слышно бряцание доспехов, враги хорошо вооружены.

Он попытался шевельнуть руками. Связали на совесть, кистей рук он почти не ощущал. Еще раз дернул, уже сильнее, локти в сторону, надеясь хотя бы ослабить путы, и одновременно прикидывая, кто мог устроить западню. Кому это могло быть выгодно? Отцу невесты? Вряд ли. Дядьке Ксену, родственнику по материнской линии? Тоже сомнительно. Но кто, кто?!!

Впрочем, мучиться неизвестностью ему не дали.

Стефан увидел, как один из воинов, сидящий у костра, поднялся и неспешно направился в его сторону. Князь опустил веки, поглядывая за врагом сквозь ресницы.

– Княже…

И от звука этого голоса сердце с размаху ухнуло в бездонную черную яму. Как же так?!! Велеслав, брат возлюбленный…

Голос принадлежал Демену.

– Стефан, – позвал сотник, затем присел рядом на корточки, стянул грубую кожаную перчатку, приложил пальцы к шее. Туда, где бьется, пульсирует кровь у живых.

– Почему? – он выдохнул этот вопрос, царапая небо пересохшим, сделавшимся жестким как терка языком.

– А, пришел в себя, – равнодушно отозвался Демен, – не держи зла, княже. Я служу Велеславу.

Стефан помолчал. Ему было трудно говорить. И не хотелось. Но что-то ответить все же было нужно, и ответить правильно.

– Почему… Велеслав пошел на это? Я ж его милостями осыпал, золотом, ни в чем отказа не ведал…

Стефану показалось, что Демен тихо вздохнул.

– Велеслав счел тебя слабым, княже. Сам захотел править.

– Для этого было довольно просто подсыпать мне яду, – прошептал Стефан, внезапно начиная понимать свою собственную судьбу.

Демен ответил глухо, как будто с трудом выталкивая каждое слово.

– Ему кое-что пообещала госпожа Пустошей. А ты – плата Велеслава. Мы должны отвезти тебя в замок.

– Демен… не делай этого, – во рту собиралась слюна, отдающая металлом, – не делай. Боги не простят. Люди не простят, когда узнают.

– Прости, княже. Я всего лишь верно служу Велеславу.

А потом внезапно Демен сгреб Стефана за ворот, приподнял – бледное лицо с провалами темных глаз оказалось совсем близко, так, что Стефан ощутил привкус вина в дыхании мужчины, увидел мелкие бисеринки пота на переносице.

– Не бойся, – прошептал Демен, – смерть будет сладка в ее объятиях. Я знаю. Был… там…

Стефан прикусил губу. До крови.

– Отпусти. Ты не ведаешь, что творишь. Велеслав не ведает.

– О, как раз Велеслав очень даже ведает, – Демен осторожно опустил его на землю, – он давно уже это замыслил. Все не знал, как к госпоже подобраться.

– Что он от нее хочет?

– Тебе это не нужно знать. Я тебе воды принес, княже. Приговоренному полагается хотя бы пить. Развязать не могу, уж больно ты крепок, еще до оружия доберешься.

– Хорошо, дай воды, – просипел Стефан.

Как бы там ни было, жажда мучила изрядно. А в его положении лучше сохранять силы. Вдруг да удастся сбежать?

Демен зубами выдернул пробку из фляги, поднес к губам. Стефан пил большими глотками, вслушивался в расползшуюся под затылком боль. Что дальше-то?..

– Демен, подумай над тем, что я сказал.

– Я верно служу Велеславу, – повторил воин, – тут уж ничего не сделаешь.

…И в этот миг с той стороны костра донесся женский плач. А спустя несколько мгновений – бессмысленное бормотание.

– Кто это?

Стефан, холодея, уже знал ответ. Демен не торопился отвечать, аккуратно закупорил влягу, выпрямился. И, уже совершенно не таясь, вполне громко ответил:

– Невеста твоя, княже. Она пойдет госпоже на закуску.

Если бы Стефан был не связан и при оружии, голова Демена уже бы покатилась по сочной степной траве. Но все, что он мог – только скрежетать зубами от безысходной ярости.

– Ее смерть тоже… будет сладкой.

– Роса здесь при чем? Зачем губите невинную девушку?

– Это воля владетельного князя Велеслава, – глухо ответил Демен.

Повернувшись, он ушел к костру. Стефан в изнеможении закрыл глаза.

«Когда-нибудь».

Вот оно и свершилось, проклятье. Сгребло не только его, но и ту, что оказалась по случаю рядом.

Плач и мольбы о милосердии резали слух, вспухали болью в голове. Потом звуки резко оборвались, кто-то у костра противно зарыготал. Стефан медленно, понемногу ослаблял путы. Если все сложится так, как он задумал, к утру он сможет уйти. Неведомо, получится ли отбить Росинку, но сам – точно будет на свободе. Покатится голова Демена в пыль…

Он вращал запястьями, медленно, через зубовный скрежет, возвращая им чувствительность. А сам… вспоминал. О том, каким Велеслав был маленьким и слабеньким, когда родился. Стефан тогда смотрел на сморщенное, худенькое тельце, и думал о том, что Хенеш, пастырь мертвых, скоро явится за младенцем. Но Велеслав выжил. И потом, когда учился ратному делу, брал не силой и не умением, а хитростью. И Стефан, будучи на шесть лет старше, очень любил братика…

«Что мне с этого теперь?»

Стефан собирался, развязавшись, просто уползти в кусты, а оттуда добраться до своих верных военачальников. Правда, пришлось бы оставить Росу, но начни он ее сейчас спасать – толку вообще не будет. Вот и лежал тихо-тихо, с закрытыми глазами, растягивая кожаные ремни.

…Конечно же, ему не дали довести начатое до конца. Подошли Демен и еще какой-то мужик богатырского телосложения.

– Надо ехать, княже. Не взыщи.

– Хенеш взыщет, – ответил Стефан.

Демен как будто что-то смекнул, начал проверять путы. Поцокал языком и затянул их обратно.

– Уже недолго осталось, до Пустошей-то.