Вечерело, за окнами становилось темно, Ксюша была дома одна. С одной стороны она гордилась, что в настоящее время ее супруг наконец-то занимался чем-то дельным. Но с другой – теперь она видела мужа совершенно в ином свете. Когда он был увлечен юриспруденцией, они могли часами дискутировать по тем или иным правовым вопросам. Емельян все больше восхищенно слушал, а Ксюша рассказывала. Теперь же, получив должность дизайнера, Щукин поспешил бросить вуз, вычеркнул всю правовую сферу из своего круга интересов и больше ничего не хотел знать о юриспруденции. Вместе с тем Ксении казалось, что и ее саму он точно так же вычеркнул из своей жизни, как будто больше она не волновала и не радовала его как раньше, как будто она больше не была ему интересна. Емельян распевал дифирамбы своему обожаемому благодетелю, а супруге даже комплиментов больше не делал, как будто просто не замечал ее, увлеченный своей новой и интересной жизнью. Ксюша была не слепая и прекрасно видела, какими взглядами пожирал ее муж эту Адель Маслоу на новогодней вечеринке. Ксюша даже не была уверена, что ее супруг на самом деле поехал на форум в Париж по заданию Арнольда. А что если он уехал куда-нибудь с этой Аделью, или еще с кем-нибудь. Ксюша, так же как и Емеля, подумала, что эта шикарная женщина не может всерьез любить пухлого Вадика (по крайней мере, на фоне темпераментного горца Снегирев несколько проигрывал). Впрочем, Ксюша и не отрицала, что если не обращать внимания на обхват талии, Вадима даже можно назвать обаятельным, уж очень у него светлая и добрая улыбка.

При всем при этом Ксения предпочла бы, чтобы Емельян нашел себе какое-то другое увлечение, потому что ей казалось, что находясь в компании этих людей, которые явно не считают его ровней, он может по своей глупости и наивности попасть в неприятности. Она не очень-то верила в искреннюю симпатию Арнольда к племяннику, ей казалось, что этот человек просто играет ее мужем, а потом, когда ему надоест строить из себя хорошего папочку, он просто вышвырнет Емельяна на улицу и забудет его навсегда.

В дверь позвонили. От всех этих мыслей Ксения была сильно не в духе и потому в первую секунду решила сделать вид, что никого нет дома, и просто не открывать. Звонок повторился, потом еще раз, стоявший за дверью был настроен решительно. Ксюша вышла в коридор и осторожно выглянула в глазок. На лестнице стоял Абаджваклия. И он вновь надавил на звонок со словами «Ксения, я же знаю, что ты стоишь и смотришь в глазок. Открой, пожалуйста, дверь, нам надо поговорить».

Ксения была растеряна и испугана этим неожиданным визитом. Она приоткрыла дверь, и Арнольд, решительно дернув ее на себя, вошел в квартиру.

– Здравствуй. Спасибо, что пускаешь в гости.

– Я вас еще никуда не пускала, – скрестив руки на груди, отозвалась девушка, – Емельяна нет, он в командировке.

– Знаю. Нет, если ты занята, я уйду.

– Арнольд, я вас не понимаю. Если вы по делу, то заходите. Если вы так, от скуки пришли, то, пожалуйста, идите искать развлечений где-нибудь еще.

– А я по делу, – усмехнулся Арнольд. Он захлопнул за собой дверь, снял песочного цвета пальто, повесил на вешалку. Ксения стояла, не решаясь что-либо сказать, только сердито и недоверчиво смотрела на него.

– Помоги мне, пожалуйста, снять ботинки.

– Арнольд, что за шуточки? Лучше идите, куда шли, – сердито воскликнула Ксюша, сняв с вешалки пальто и протягивая его обратно Арнольду.

– Ксюш, ты не так поняла. Я не издеваюсь над тобой. Я просто болен, нагнуться не могу, – Арнольд потер рукой живот.

– Что ж, значит, в мире есть хотя бы намек на справедливость, – вполголоса сказала девушка.

– Намек на справедливость? Что ты имеешь в виду? – нахмурился Арнольд, – говори!

Ксюша смутилась, поскольку не думала, что нефтяник расслышит ее «реплику в сторону». Но Абаджваклия внимательно смотрел на нее.

– Арнольд, я считаю, что вы поступили неправильно по отношению к вашим имским подчиненным, – наконец отозвалась она.

– Всем не угодишь, – усмехнулся нефтяник, – ну ладно, можно я пройду в ботинках? – вешая пальто обратно, как ни в чем не бывало продолжил Абаджваклия.

– Но только если вы на самом деле пришли по делу, – как можно более строго ответила девушка. Арнольд вытер ноги о коврик и прошел на кухню, где бесцеремонно заглянул в холодильник и вытащил на стол тарелку с вареной курицей.

– Угостишь курочкой? И сделай чайку, хорошо?

– Что вы себе позволяете?

– Ксюша, прости мне мою невоспитанность, – улыбнулся Арнольд, усаживаясь за стол.

Ксении хотелось выгнать этого незваного гостя на улицу, но она боялась. Она понимала, что без покровительства этого человека у них с мужем бы не было квартиры, а у Емельяна и вовсе не было бы нормальной работы, однако Ксюша опасалась, что рано или поздно этот сумасбродный благодетель начнет требовать от них что-нибудь взамен. Она подумала, что этот момент наступил. Ксения на всякий случай осмотрелась, думая, что можно схватить на случай необходимой обороны, и, убедившись, что на кухне всего хватает и путь в коридор совершенно свободен, она немного расслабилась. А там кто знает, может быть, он и правда болен, может быть, на голову. Ксюша, то и дело подозрительно оглядываясь на Арнольда, отщипнула от тушки несколько крупных кусков мяса и поставила разогреть в микроволновку. Арнольд не выглядел хищником, который пришел за добычей. Если бы он был намерен приставать к девушке, он бы вел себя иначе, он бы уже это сделал. А тут было что-то другое, Ксюшу начало разбирать любопытство.

– Так по какому вопросу вы пришли?

– Ксюш, можно на «ты»… Да просто плохо мне… Грустно… Не с кем поделиться печалью.

Девушка с недоверием поглядела на олигарха. Она ожидала услышать все что угодно, но только не это. Как бы в подтверждение своих слов Абаджваклия горько вздохнул.

– Но я не уверена, что смогу вам… тебе чем-то помочь.

– Если ты просто меня выслушаешь, ты уже мне очень поможешь.

– Что ж, хорошо, Арнольд. Я слушаю тебя.

* * *

– Ксюша, скажи мне, – с печальной полуулыбкой начал свою исповедь Арнольд, размешивая чайным пакетиком кипяток в кружке с надписью «Доброе утро, любимый», – Как ты думаешь, почему я так неожиданно появился в вашей жизни? Почему вдруг стал принимать участие в судьбе твоего мужа?

– Мы с Емельяном не раз гадали на этот счет. Мы успели убедиться, что ты, Арнольд, полон сюрпризов, поэтому ответ может быть каким угодно.

Абаджваклия двумя руками обхватил кружку и отхлебнул чай, испытующе глядя на собеседницу и все еще ожидая ответа на свой вопрос. Ксюше стало не по себе. Может быть, он собирается сказать, что давно в нее влюбился и придумал всю эту историю только ради того, чтобы познакомиться с ней. «Нет, – Ксения покачала головой, – не может такого быть».

– Я не знаю. Я предположу, что ты поссорился с кем-то из близких, со своим сыном, быть может, тебе не хватает внимания, семьи. Вот ты и решил начать общение со своим племянником, который тебе как раз годится в сыновья.

– Ксюша, ты не представляешь, насколько ты сейчас точно угадала, – усмехнулся Арнольд. Он даже забыл про курицу, которую было начал есть. – Ты проницательна.

Девушка улыбнулась, для нее было большим облегчением узнать, что подтвердилась самая безобидная из ее догадок. Ксения неплохо разбиралась в людях, и часто для нее были очевидны причины поступков людей, которые, казалось бы, не лежали на поверхности.

– Ты совершенно права, – повторил Арнольд, – у меня был любимый пасынок, Дамей. Некоторое время назад он разочаровал меня до глубины души, мы больше не общаемся. Я расскажу тебе, выслушай меня.

Нельзя сказать, чтобы Ксюша мечтала провести свой вечер именно так, выслушивая жалобные истории из жизни олигарха, но и отказать ему она уже не могла. Спасибо, не пристает к ней. Девушка заметила, что тарелка гостя опустела, и вытащила из холодильника торт. Раз уж придется весь вечер выступать в качестве слушателя, то можно скрасить эту скуку вкусностью к чаю. Она отрезала два куска торта.

– Это мне? Спасибо, дружок, но мне будет плохо от сладкого. А вот от бутербродика я бы не отказался!

– Арнольд, честное слово, ты просто невыносимый человек, – покачала головой Ксения, улыбнувшись, но она сказала это мягко, почти без упрека. Просьба Арнольда звучала искренне, он словно никогда и не задумывался, что его поступки и слова напрочь лишены такта, – с чем тебе бутерброд?

– Да хоть с докторской колбасой.

– Лобстеров у нас и нет, – отозвалась Ксения, с неохотой открывая холодильник. Ей не нравилось, как вел себя ее гость.

Когда бутерброд был готов, а кружки наполнены горячим чаем, Ксения, наконец, уселась за стол, чтобы выслушать длинную исповедь Арнольда о его пасынке, место которого в сердце олигарха должен был занять Емельян.

Арнольд рассказал о своей первой жене Акеле, которая пятнадцать лет назад погибла от пули, предназначенной ему. У нее остался малолетний сын, которого Арнольд воспитывал. Дамей оказался очень музыкальным ребенком, который с огромным удовольствием занимался музыкой, играл на рояле, упражнялся в вокале, и, как многие дети, мечтал о карьере эстрадного певца. Абаджваклия же наперед решил, как должна сложиться судьба Дамея. Он и слышать не хотел о музыке. Всю эту творческую галиматью Арнольд считал чистым ребячеством. Когда твой отчим, любящий отчим, – глава нефтяного холдинга, глупо было идти по другой дороге. «Ты будешь нефтяником, как и я. В крайнем случае – международником». Но пасынку был абсолютно неинтересен бизнес Арнольда. Однако олигарх считал, что Дамею нужно было начинать вникать в дела как можно раньше, чтобы потом стать его правой рукой, а там, как знать, может быть, и унаследовать бразды правления. Сын Акелы был категорически против, но последнее слово в семье Арнольда всегда оставалось за главой семьи.

Поэтому после окончания школы Дамей вынужден был поступить в престижный вуз, который готовит дипломатов и международников. Арнольд и сам видел, что пасынок ничего не понимает в естественных науках, которые необходимы нефтянику, однако с иностранными языками дело у него обстояло гораздо лучше, поэтому Абаджваклия направил подростка учиться на факультет международного права, которое необходимо будущему главе холдинга.

Дамей старался быть непокорным хотя бы там, где это было возможно, поэтому выбрал одно из самых не перспективных с его точки зрения направлений – Балканы. Арнольд, впрочем, не высказал недовольства, ведь он считал, что главное – понять основные принципы международного права, изучить которые можно на любом примере, хоть даже и на примере Балкан. Для Арнольда было важно, чтобы Дамей научился понимать положения международных договоров. «Нефтьпром» заключал массу договоров с иностранными корпорациями, поэтому люди, которые блестяще разбираются в тонкостях международного права, были здесь на вес золота.

Однако учиться Дамею было совершенно неинтересно, хотя он был не глуп и даже старался. Чтобы хоть как-то заинтересовать пасынка в специальности, Абаджваклия стал приглашать домой дипломатическую элиту, чтобы эти серьезные, увлеченные своим делом люди своим примером вдохновили его мальчика.

Однажды среди приглашенных в их дом появился дипломатический работник одной из стран, некогда входивших в состав Югославии. С ним Дамей сошелся сразу, во-первых, потому что уже немного понимал язык этой страны, а во-вторых, потому что Учиябич тоже страстно увлекался музыкой. Дамей, казалось, наконец-то был впечатлен, хотя его интересовал не столько дипломатический аспект, сколько сам человек. Арнольд был несказанно этому рад и начал приглашать Учиябича в гости чуть ли не каждые выходные, а вскоре Дамей и балканский дипломат начали встречаться уже и без Арнольда. До поры до времени Арнольд и не догадывался, что эти встречи не имеют никакого отношения к дипломатии. А когда догадался, было уже поздно. Выяснилось, что Учиябичу нравятся мужчины, и Дамей, впечатленный югославом, тоже испытывал к нему чувства более глубокие, чем к простому наставнику. В какой-то момент Арнольду доложили об этой связи. Дамею очень повезло, что в то самое мгновение, когда отчим узнал правду, он не попался ему под руку. Абаджваклия, уроженец Сухума, придерживался весьма традиционных взглядов и не был толерантен по отношению к сексуальным меньшинствам. Арнольд готов был убить Дамея, а заодно и югослава Учиябича.

В тот же день олигарх переписал завещание, лишив пасынка абсолютно всего, а также заблокировал его счета. Дамей, скоро узнавший, что Арнольд готов убить его в прямом смысле слова, не теряя ни минуты, вместе с Учиябичем сбежал за границу. Все это случилось около года назад. С тех пор нефтяник и слышать не хотел ни о каком Дамее, хотя у него, само собой, были некоторые сведения о том, как он живет. Дамей сейчас играл на фортепьяно в каком-то балканском джаз-бэнде и продолжал жить с Учиябичем.

Теперь Арнольд остался совсем один. С детьми от прошлых браков он не общался, Дамея из жизни вычеркнул, разведен. Несмотря на то, что главе холдинга некогда было скучать, ведь большую часть его жизни занимала работа, все-таки ему было грустно и одиноко, а в последнее время и вовсе стало казаться, что жизнь потеряла всякий смысл. А тут как-то раз Снегирев, этот толстяк депутат, посоветовал Арнольду связаться с кем-то из более дальних родственников, с кем он прежде не общался. Вадим знал, что для Арнольда, каким бы ни был скверным его характер, очень важно иметь рядом с собой близкого человека, ощущать связь с родственниками.

– Не было бы счастья, да несчастье помогло, – отозвалась, наконец, Ксюша, когда Арнольд завершил свой рассказ.

– Да… может быть, это божественное провидение… Ты веришь в Бога? – спросил Арнольд, и только тогда Ксения заметила, что он уже давно крутит в руках какие-то деревянные бусы. Присмотревшись, она поняла, что это самые обыкновенные четки из темных деревянных шариков с крестиком и пушистой кисточкой.

– Я крещеная, но не могу назвать себя верующей… А ты, – она кивнула на четки, – как вижу, ты – да?

– Да. Я верю. Я верю, потому что иначе ничто не имеет смысла. Я надеюсь, что после смерти встречусь с Акелой… Ох, как мне тяжело без нее… – проговорил Абаджваклия с глубокой скорбью на лице. Пальцы, перебиравшие древесные шарики, застыли в немом оцепенении.

– Ты сказал, что прошло уже пятнадцать лет, – удивилась Ксюша. Она вспомнила, что в амбарных счетах, которые она видела в детстве, были точно такие же костяшки, как в этих четках, только насажены они были на параллельные металлические прутики. Расчет и вера.

– Пятнадцать лет… Кто бы мог подумать? Но вечная любовь существует… И это тяжкое бремя… – Абаджваклия невесело улыбнулся.

– Хочешь сказать, что все еще любишь ее? – спросила Ксюша Летюшова, невольно наблюдая за перебиравшими четки тонкими пальцами.

– Да, – Арнольд с грустной ухмылкой оперся лбом на ладонь руки.

– Такое возможно?

– Да я и сам не рад, но что я могу с собой поделать.

Даже если Арнольд разыгрывал перед ней мелодраму, и она была всего лишь зрительницей в театре одного актера, Ксюша все же посмотрела на Арнольда другими глазами. Разве не вызывает сострадание человек, который любит всем сердцем, любит и страдает день за днем на протяжении вот уже пятнадцати лет. Человек, который, видимо, ненавидит других людей за то, что они счастливы, за то, что другие способны смириться с утратой и найти радость в чем-то новом. А вот он никак не может залечить свою душевную рану, и время не помогало – Акела стояла перед его глазами как живая, он слышал ее голос, он помнил запах ее волос. И в том, что она больше не живет, не дышит, был виноват он, Арнольд, ведь в нее попала пуля, предназначенная ему. Он с радостью бы лег в могилу рядом с ней, а лучше вместо нее, только бы не испытывать этой безнадежной всепоглощающей тоски по человеку, которого ты больше никогда не увидишь. Оставаясь один, Арнольд иногда представлял себе, какой бы она была сейчас, как бы она выглядела, изменилась ли бы она с тех пор. Он мечтал, с мучительной дрожью, со слезами на глазах, как он касается пальцами ее волос, уже слегка тронутых сединой, как они стареют вместе, как они воспитывают вместе их общего ребенка… Но часы ее жизни навсегда остановились на отметке двадцать восемь лет и три месяца, ни годом, ни минутой больше, и у них никогда не будет ребенка.

– Но ты же потом столько раз был женат. Ты не любил всех этих своих жен? – спросила Ксения, подлив собеседнику еще чаю.

– На какое-то время я забывался, думая, что нашел новую любовь. Но потом понимал, что люблю все равно только Акелу… Знаешь, у меня только одна надежда – на загробный мир. И то, если верить Священному Писанию, мученики попадают в рай, а грешники в ад… Значит, я зря тешу себя пустой надеждой.

– Мне кажется, это какое-то безумие, – сочувственно покачала головкой Ксюша, – разве можно жить одной лишь надеждой на жизнь после смерти? – в это девушка не могла поверить.

– Нет, конечно, нельзя. Ты совершенно права, – в глазах Абаджваклии блеснул огонек, и Ксюше это не понравилось. Очень не понравилось, она тревожно взглянула на часы.

– Арнольд, уже поздно, пора потихоньку и расходиться, – осторожно сказала она, – тем более и угощения все съедены…

– Ждешь кого-нибудь?

– Нет, с чего ты взял?

– Хочешь меня спровадить. «Ну как всегда! На самом интересном месте!» Помнишь, из какого мультфильма эта фраза? – Арнольд улыбался.

– Помню… – Ксении казалось неуместным шутить после всего, что он рассказал ей. – Слушай, Ксюш, если мое присутствие тебя смущает тут, в квартире… Давай просто пройдемся по улице…? Милая, это ведь ни к чему не обязывает… Я вижу, ты меня боишься. Я не желаю тебе зла, честное слово. Да, не скрою, ты мне нравишься, но без твоего согласия я даже не возьму тебя за руку.

– Арнольд, пожалуйста, уходи. Да, я тебя действительно боюсь, – сказала Ксения. Все ее существо противилось этому человеку и в тоже время как будто бы начинало поддаваться ему.

– Ксения, в чем дело? Я открылся тебе, рассказал о себе вещи, которые мало кому могу доверить. Я надеялся, что встречу в твоем лице друга, может быть сестру или… А ты гонишь меня прочь? Ведь я один, совсем один. Ты только подумай: по праздникам, вот как в новый год, все собираются семьями, окружают себя дорогими и близкими людьми… А мне даже этот семейный праздник встретить не с кем, я позвал друзей, и все равно был ужасно одинок и несчастен…

– Но разве не твоя вина в том, что ты одинок? – спросила Ксения. Арнольд поднял на нее глаза, и впервые за все время, какое он знал ее, он увидел в ней такую силу духа, которой не замечал ранее. В ее вопросе была вся ее простая и незатейливая мораль, мораль любви, искренности и чистосердечия. Арнольд смутился и потупился.

– Кто же спорит… Конечно, моя. Но что сделано, то сделано… Ксюша! Послушай, все видят меня через призму моего финансового состояния. И бывшие жены, и все мои дети, и родственники, и друзья. Ты не представляешь себе, как это больно, когда в тебе не видят человека. Ты интересен окружающим только тем, что ты богат, только тем, что они могут с тебя что-то поиметь. Тошно от этого, Ксюша! А Емельян твой смог ли разглядеть меня из-за денежной завесы? А, – Арнольд отчаянно махнул рукой, – он бы испугался, увидев черноту моей души, твой муж невинен, как девица. А ты, – Арнольд резко наклонился и указал в Ксению пальцем, – ты боишься меня, потому что, о, ужас, он – олигарх, он – дьявол во плоти! Да, Ксения – я дьявол! – глаза Арнольда горели лихорадочным огнем, – дьявол, да только мне от этого не легче… меня спросили что ли, когда ее убивали? О если бы мне дали выбор: оставить себе Акелу или богатства? Я такой же человек, Ксения, как и все смертные! Я человек! Я не всесилен, не властен над своей судьбой! Все эти деньги – это лишь иллюзия счастья, ты понимаешь, что счастье нельзя купить?

Арнольд закрыл лицо руками, Ксения тревожно на него смотрела.