Они вышли на улицу и под руку пошли под кружащим ворохом крупных снежинок. Снегирев просто не мог поверить, что все это происходит не в его фантазии, а наяву. Они болтали о пустяках, им было приятно общаться друг с другом. Однако температура на термометре не превышала отметку ноль градусов, и через полчаса Татьяна призналась, что замерзла, хотя она и была одета в серебристую шубку. Вадим тут же ответил, что это отличный повод выпить кофе, и они зашли в небольшую очень уютную кофейню, где можно было расположиться у окна, чтобы любоваться на крупные хлопья снега. Снегирев галантно помог певице снять шубку, и теперь они уселись за столик и листали меню. Вадим только сейчас понял, положив руки на стол, что у него на безымянном пальце поблескивает обручальное кольцо. Должно быть, Татьяна заметит его с минуты на минуту. Впрочем, Вадим и не собирался никому лгать. Но нельзя же прямо вот сейчас, с места в карьер выложить все подробности. «Но мы выпьем кофе, может быть, вина, и я все объясню Татьяне», – думал он.

Вадим недооценивал женскую наблюдательность. Таня увидела кольцо на его пальце еще тогда, когда Снегирев пел с ней на сцене. Однако она прекрасно понимала, что прогулка и даже чашка кофе ни к чему не обязывают, особенно, когда обладатель этого самого кольца такой симпатяга. Вадим заказал бутылку белого вина и изысканных пирожных.

– Я знаю, какой у тебя вопрос, – сказал депутат, когда они выпили по бокалу. Они, безусловно, были уже «на ты», – тебя беспокоит кольцо на моем безымянном пальце. Да, я должен признаться тебе, я женат… – Вадим посмотрел Татьяне в глаза. Ее огорчило это заявление, но не удивило, ведь наличие кольца она заметила с самого начала, – я женат, у меня есть дети… Но некоторое время назад в моей семье произошел разлад, и с тех пор мы с супругой в ссоре. Мы не общаемся.

«А ведь я, в сущности, и не вру, – подумал Вадим, – потому что, пусть мы и живем в одной квартире, однако я теперь сплю в отдельной комнате, мы действительно в ссоре», – думал Вадик, оправдываясь перед самим собой.

Они посидели некоторое время в кафе, а затем Вадим пошел провожать Татьяну домой. Они решили пройтись пешком по заснеженным улочкам старой Москвы, им было так уютно прогуливаться не спеша, держась за руки. Татьяна была уверена, что этот симпатяга если и не будет настаивать, то уж, по крайней мере, намекнет, что с удовольствием бы заглянул к ней на чашечку чая. Однако Снегирев, доведя певицу до подъезда, поцеловал ее руку в бархатной перчатке и сказал, что очень надеется, что они вскоре увидятся снова. Он произвел на Татьяну сильное впечатление. Она в свои тридцать пять лет в какой-то мере была разочарована в мужчинах. Ведь иным только и нужно было, что заманить красавицу в постель. Нет, так устроено природой, тут все понятно. Но все-таки Татьяна была очень приятно удивлена, что ее новый знакомый оказался таким порядочным и, можно даже сказать, застенчивым. Они расстались в тот вечер у входа в ее подъезд, и каждый пребывал в состоянии восторженной влюбленности. Вадим всегда старался быть порядочным человеком. Раньше он никогда не изменял супруге. Не изменил и теперь. Однако совсем другого стиля поведения придерживался его лучший друг Арнольд.

Еще в начале декабря глава «Нефтьпрома» ездил в Петербург в командировку. Разумеется, с ним ездила и целая команда помощников, среди которых была и секретарша Светлана, та самая, что сидела в приемной у кабинета главы холдинга. В Москве Арнольд не проявлял к ней знаков внимания с тех самых пор, как сошелся с Ксюшей. Однако в поездке Абаджваклия решил не упускать возможности и еще раз убедиться путем сравнения, что его жена, конечно же, самая лучшая. Арнольд сводил секретаршу в театр, купил ей в сувенирной лавке музея какие-то умопомрачительно дорогие побрякушки после того, как они в обнимку осмотрели коллекцию музея. Ночевала секретарша в его петербургской квартире, окна которой выходили на Казанский собор. Самое смешное, что Арнольд сходил и в собор, правда один, и там с полчаса провел в смирении пред святыми иконами, молясь и общаясь внутренним голосом с Всевышним. Арнольд и не знал, что «доброжелатели» запечатлели его в постели с секретаршей, и фотографии уже были высланы анонимным письмом Ксении в Москву. Олигарх, как ни в чем не бывало, вернулся домой, притом небритый и нетрезвый. Ксения не решилась сразу же наброситься на Арнольда для выяснения отношений. Дала ему возможность руки помыть, дождалась, пока он придет на кухню, и только тогда показал фотографии. «Это что такое?». Арнольд посмотрел, усмехнулся. «Да, было такое».

– Как это понимать «было такое»?! Арнольд?! Ты что, изменял мне?

– Да. Изменял, – сказал Арнольд с самодовольным видом, – а что тут такого?

Ксюша, когда мысленно представляла себе, как будет проходить этот разговор, думала, что Арнольд или станет отпираться, или будет оправдываться. Одно из двух: или скажет, что это фотомонтаж и что верить этому нельзя, или будет утверждать, что эта девушка сама напросилась, а он не виноват. Но вот такого «да, изменял» Ксения не ожидала.

– Арнольд? Что ты себе позволяешь? Я же твоя жена, и ты мне вот так вот спокойно, жуя макароны, говоришь «да, изменял»?! – Ксюша готова была заплакать, ее трясло от возмущения.

– Ксения, ну ты же умная. Я же специально выбрал себе в супруги мудрую женщину, которая понимает, что такой человек, как я, в любом случае будет изменять. Ты – моя официальная супруга, твои дети будут моими наследниками. Что тебе еще нужно? Почему я не могу развлечься на стороне?

Ксюша отвесила Арнольду пощечину и выскочила из кухни. Вскоре Арнольд услышал, как хлопнула входная дверь.

– Ксения!

Разумеется, ответа не послышалось. Арнольд швырнул об стену тарелку, и по всей кухне разлетелись макароны по-флотски.

На самом деле, хотя Арнольд, этот ледяной человек, и не подал виду при Ксении, он был растерян. Когда он увидел фотографию, которую ему показала Ксюша, он был выбит из колеи. Кто его сфотографировал, а главное – как это попало к Ксюше. «Черт возьми, а что, если она подаст на развод? А что, если она такая гордая окажется, скажет, «прощай, мы расстаемся навсегда»? А как же я буду один… Как же я теперь без нее буду?» Арнольд позвонил Ксении, но она, как и следовало ожидать, не взяла трубку. «Возвращайся, поговорим», – написал Арнольд сообщение. В ответ молчание.

– Ну и не надо, – Арнольд повалился спать.

На следующий день он начал потихоньку обзванивать Ксюшиных подруг и родственников. Ни у кого из них Ксюши не оказалось, а сами подруги и родственники стали побаиваться, что Арнольд, должно быть, сам прикончил бедняжку, а теперь, пытаясь замести следы, делает вид, будто бы понятия не имеет, где она.

Абаджваклия звонил и самой Ксении, и не один раз, писал ей, но ответа не было. Через день Арнольд догадался позвонить племяннику. Да, Ксения, действительно, скрывалась у него. Олигарх поехал в студию к Емельяну. На сей раз он очень внимательно подошел к своему внешнему виду. Он был чисто выбрит, одет в белоснежную рубашку, источал тонкий аромат дорогого парфюма. И, разумеется, принес едва помещавшийся в руке букет красных роз.

Войдя в студию художника, Арнольд сразу же прошел в комнату, где на постели сидела Ксения. Абаджваклия встал на колени и протянул ей букет.

– Я не простила тебя, – отворачиваясь, чуть слышно произнесла девушка.

– Я сделаю все, чтобы ты простила меня, Ксюша. Я люблю тебя, только тебя.

Емельян стоял тут же, рядом, но на него, кажется, никто не обращал внимания.

– Арнольд. Я доверяла тебе. Я бросила мужа, думая, что в тебе найду верного друга и поддержку на всю жизнь. А ты оказался предателем. Я для тебя ничего не значу, ты относишься ко мне так же, как и ко всем своим предыдущим женам. Я для тебя – лишь очередная игрушка!

– Ксения, я никогда не обманывал тебя, говоря, что люблю тебя. Потому что я люблю только тебя. Ксюша, мне очень тяжело дались эти два дня нашей разлуки, они мне показались вечностью. Я не могу жить без тебя.

– Арнольд… Ты говоришь, что ты верующий человек. Значит, для тебя должно быть хоть что-то святое. Пойдем в церковь, и ты мне в церкви пообещаешь, что больше этого не повторится.

Емельяну показалось, что Арнольд был как будто немного смущен этими словами. Однако он покорно опустил голову и сказал «я сделаю все, что ты скажешь». Через минуту супружеская пара покинула студию художника. Ксения взяла Арнольда за рукав пальто и повела в небольшую церквушку, которая была видна из окна студии. Букет остался лежать на диване, Емельян хотел было его выкинуть, но пожалел и поставил в вазу.

Пара вошла в церковь. Арнольд вздохнул, встал напротив супруги, взял ее руки в свои.

– Ксения, перед лицом Господа говорю тебе, что я люблю тебя одну. Но я не могу лгать, я не могу обещать того, чего не смогу исполнить. Я не могу пообещать, что измен больше не будет. Но я могу поклясться, что люблю я тебя одну. Ксения, ты – мой ангел, мое чудо, мой свет. Я ни к одной не отношусь так, как к тебе. Ксюша, ты, именно ты – мой настоящий друг, мое золотко, моя заботливая и несравненная супруга. Другие – это просто удовлетворение необузданного инстинкта, подавить который я не в силах. Ксюша, в каждом человеке сочетаются животное и духовное начала, а мужчина – это самец, который не всегда способен заглушить звериный инстинкт в себе. Но этот инстинкт не имеет ничего общего с любовью, с этим возвышенным чувством, которое вызывает стремление заботиться и оберегать того, кого ты любишь…

Ксения глубоко вздохнула. Она ожидала услышать другие слова. Впрочем, не за это ли она полюбила Арнольда, этого невероятно прямолинейного человека, который, в самом деле, не будет врать, а скажет то, что думает. К тому же он миллиардер, привык, что ему все можно.

– Ксюша. Я обещаю, что я постараюсь не изменять больше, но я не могу гарантировать того, в чем у меня нет уверенности. Мне уже сорок четыре года, Ксюша, меня уже не изменишь. Я такой, какой есть, но я люблю тебя, и только ты – мой смысл бытия.

Ксюша прижалась к Арнольду и тихонько заплакала. Молча обнимая друг друга, они вышли из церкви и прошли к припаркованному неподалеку автомобилю.

Декабрь 2015 – январь 2016 года

Для депутата Государственной думы, фактически, не было новогодних праздников. То есть иные, может быть, и могли позволить себе уехать на отдых, но только не Вадим Снегирев. Ведь в течение года накапливалось столько неоконченных дел, что только и можно было их разобрать, что в зимние каникулы. И дело было вовсе не в том, что Вадим работал медленнее коллег. Нет, не быстрее и не медленнее. Но, видимо, ответственнее.

К Снегиреву, как и к другим парламентариям, приходило немало обращений от граждан. Вадим старался помочь всем, кто к нему обращался, хотя, безусловно, это было невозможно, поскольку он был один, а просящих были тысячи. Были матери, у которых бывшие мужья отняли ребенка. Были многодетные семьи из аварийных квартир. Были жертвы черных риелторов. Да всех не перечислить…

Снегирев старался довести каждое начатое дело до конца, делал все возможное, применял все рычаги, которые были в его руках. Но чем дольше он заседал в парламентском кресле, тем большую подавленность испытывал. Со временем Вадим постепенно разочаровался в депутатской миссии. Его приводило в отчаяние, что принимали только те законопроекты, которые продвигала элита. Впрочем, Снегирев и сам не был святым и лоббировал интересы миллиардера Абаджваклии, но наряду с этим он постоянно пытался воплотить в жизнь и свои собственные инициативы, как ему казалось, отвечающие интересам всего населения страны. Однако эти инициативы не находили поддержки и чаще всего отметались в первом же чтении. Причем дело было не в том, что коллеги игнорировали именно Снегирева. От кого бы ни исходила социально ориентированная инициатива, она, как правило, отметалась. В итоге, основная масса законопроектов, в поддержку которых охотно голосовали парламентарии и которые, в конце концов, воплощались в жизнь, вызывала у населения только недоумение. Принимаемые законы несли в себе или ничтожно малые изменения, как, например, введение очередной пустяковой льготы, или же они принимались исключительно в интересах узкого круга «избранных».

Еще прискорбнее было то, что депутат оказывался зачастую бессилен в решении проблем, с которыми к нему обращались граждане. Вадик мог лично прийти к главе администрации и строго с ним поговорить, но реальных рычагов управления у него не было. Он не мог уволить недобросовестных глав муниципалитетов, ведь органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти и самостоятельны в пределах своих полномочий. То есть даже если Вадим и проводил беседу с чиновником, от действий которого зависело разрешение проблемы, это еще не могло гарантировать благоприятный исход. Сколько раз оказывалось, что чиновники лишь создавали видимость исполнения требований, с которыми к ним обращался депутат, а на деле проблема оставалась нерешенной. Но Вадим все же старался охватить максимальное количество обращений, поступавших в его канцелярию. Хотя, разумеется, охватить все было невозможно.

* * *

Вскоре после знакомства с Татьяной, среди прочих жалоб Вадим обнаружил у себя на письменном столе обращение жителей подмосковного многоквартирного дома, который был в аварийном состоянии. Это обращение поступило еще задолго до новогодних праздников, но в связи с тем, что поток обращений был огромным, Вадим наткнулся на него лишь в самом начале января, выйдя на работу в разгар каникул.

Дом, о котором шла речь в обращении, был построен еще в довоенные годы, с тех пор время от времени проводился капитальный ремонт, вот и теперь местные власти приняли решение вместо расселения жильцов и сноса аварийной постройки провести очередной капитальный ремонт. «Это же просто неприемлемо. Как ставить коронку на зуб, корень которого сгнил», – метко указывали в заявлении жильцы. «Того и гляди обрушатся перекрытия, от балконов отваливаются куски бетона. А власти хотят просто покрыть стены штукатуркой и закрыть глаза на проблему! Вадим Дмитриевич, ради всего святого, не оставьте наше обращение без внимания. Мы нуждаемся в вашем заступничестве».

Вадим, бесспорно, не мог проигнорировать это сообщение. Он решил, что должен прежде всего сам со специалистами съездить на место событий, посмотреть на этот дом, пообщаться с жильцами. Он надеялся, что сможет сдвинуть дело с мертвой точки. Он запланировал визит к жильцам аварийного дома на первый рабочий день после январских каникул.

* * *

На этот раз Новый год и день рождения Абаджваклия отмечал наедине с супругой. Среди прочих причин, почему он не позвал Снегирева в гости, был очевидный для Арнольда разлад в семье друга, ведь Вадим поделился с нефтяником неприятной историей про его племянника и свою жену. Можно возразить, что наоборот, встреча Нового года в гостях у друзей позволила бы слегка сменить обстановку и сблизить находящихся в ссоре супругов. Но Арнольд считал иначе. Он знал на собственном опыте, что, изображая на публике счастливую семейную пару, супруги в душе проникаются лишь еще большей ненавистью друг к другу, которая непременно рано или поздно разрушит брак.

Были и другие причины, руководствуясь которыми, нефтяник предпочел провести праздники в обществе одной лишь Ксении. Начать хотя бы с того, что у самого главы «Нефтьпрома» было мало свободного времени. Его график был не менее, а может быть, даже и более напряженным, чем у депутата. Поэтому Арнольд чувствовал, что ему очень не хватает общения с любимой, причем не только в интимном плане. Абаджваклия все чаще ловил себя на мысли, что его чуть ли ни самое большое желание – просто лечь на диван, положив голову Ксюше на колени, и наслаждаться тем, как она будет трепать его черные с проседью волосы, щекотать шею, немного задерет ему рубаху и, как кота, почешет по животу. Эта по-детски невинная идиллия не выходила из головы у Арнольда, поэтому глава холдинга решил для себя, что гости лишь помешают ему в реализации его сокровенных мечтаний. Ему просто хотелось провести несколько выходных дней в кругу семьи, в обществе своей возлюбленной.

Помимо этого Арнольд чувствовал, что здоровье все больше подводит его в последнее время, иногда начинались боли в животе, из-за которых он не мог даже нагибаться и с трудом шевелился. Он, однако же, никак не поддавался на уговоры супруги и не шел к врачу, но Ксения предполагала по симптомам, что у мужа панкреатит, и следила за его диетой. И новогодние праздники тоже не были исключением для соблюдения ограничений в еде и алкоголе. Исходя из того, что пить в праздники ему толком не придется, Арнольд окончательно решил, что никаких пьяных гостей он видеть трезвым не хочет.

Зато Абаджваклия в полной мере реализовал задуманное и почти все праздники валялся на диване. Ему не хотелось смотреть достопримечательности европейских столиц или купаться в теплых южных морях, они с супругой остались в Москве. Нефтяник наслаждался небольшой паузой, которую сумел выкроить в своем бешеном ритме, он упивался каждой минутой, проведенной в обществе любимой Ксении.

Третьего января супруге удалось вытащить Абаджваклию на прогулку в заснеженный парк, и эта прогулка была волшебной. Крупные снежинки, как туман, застилали пространство, каждая веточка голых деревьев оделась в белоснежный наряд. Ксюша в изысканном пальто с пушистым воротником держала под руку Арнольда, который мечтательно смотрел на великолепие природы, но то и дело улыбался своей спутнице и целовал ее в губы. С собой у них был термос с горячим чаем, потому что кофе Арнольду было нельзя, не говоря уже о коньяке, который, как в смеси с кофе, так и сам по себе отлично согрел бы в зимние холода. Но влюбленных согревала любовь и очаровательные серые шапочки с помпонами, две одинаковые, которые Ксюша своими руками связала им с Нольдой на Новый год.