Эва не родилась красавицей – синюшный комочек с тонюсенькими ножками пугал своей чахлостью даже мать. И ребенком она была посредственным: худым, головастым, часто моргающим. Подросток из нее вышел и того хуже: длинный, нескладный, угловатый, с прыщами на лбу. Вступив в пору половой зрелости, Эва немного расцвела – округлилась, помилела, лицо очистилось. Свое совершеннолетие разменяла уже в статусе «приятной девушки», коей оставалась до двадцати одного года, то съезжая к «дурнушке», то подтягиваясь к «симпатяге».
Родилась и выросла она в Митине. Окончив школу на четверочки, поступила в педучилище (там был самый маленький конкурс, вот и пошла), отучилась в нем два года, защитила диплом. Получив корочки на руки, забросила на самую верхнюю полку антресоли и больше о них не вспоминала. Преподавание оказалось не ее призванием. А что было ее, она и сама не знала. Ребенок без талантов – так о ней говорили все, включая отца, который сам отличался чрезмерной одаренностью: и рисовал, и играл на гитаре, и пел, и пек самые вкусные на свете пироги. Но Веля (именно так ее звали родные) пошла в мать, на редкость бездарную женщину, однако в отличие от нее была весьма посредственна внешне: матушка отличалась небывалой привлекательностью, за что, собственно, ее любил муж, а также сосед по лестничной клетке, к которому она в итоге ушла от своего талантливого супруга…
Веля окончила училище в девятнадцать. Два года сидела у родителей на шее, подрабатывая распространением биодобавок, пока мать не пристроила ее в косметический магазин своей старой приятельницы.
Магазин только готовился к открытию. Продавщицы пока расставляли товар по полочкам, а его хозяйка Маргарита Павловна занималась организацией презентации, на которую, кроме гостей, пригласила еще и профессионального фотографа.
В день открытия продавщицам выдали униформу: хорошенькие корсетные платьица и цветные парики. Веле достался черный. А так как от природы она была желтоглазой шатенкой, то смоляные волосы ужасно не шли к ее бледному лицу. Пришлось девушке ярко накраситься: нарисовать брови, обвести глаза, а губы сделать вишневыми. Сделав непривычный макияж, Веля встала перед большим зеркалом и, внимательно рассмотрев свое отражение, констатировала:
– Я стала похожа на проститутку…
– Ты стала похожа на человека, – не согласилась с ней одна из коллег. – Тебе очень идет. Посмотри, когда акцент на глазах и губах, незаметно, что у тебя длинный нос!
– Только с грудью надо что-то сделать, – подала голос другая. – Корсет предназначен для того, чтобы утягивать талию и поднимать грудь. С талией у тебя все в порядке, а вот поднимать нечего…
– И что же делать? На пластическую операцию нет ни денег, ни времени…
– Ничего… Мы тебя сейчас за две минуты прооперируем. И совсем бесплатно. – Она отстегнула от своей кофточки плечики, сунула их в вырез Велиного платья со словами: – Поролон – это силикон для бедных! Рекомендую…
Веля хотела вытряхнуть из выреза этот «силикон», а лицо умыть, но тут в подсобку заглянула Маргарита Павловна и зычно крикнула:
– Девки, на выход! – Увидев, что Эвелина замешкалась, она рявкнула: – И быстро! Фотограф ждет!
Он и вправду ждал: стоял в зале с нацеленным фотоаппаратом. Аппарат был отличным («Никон» с большим объективом), а фотограф плохеньким: щуплым, маленьким, с куцым хвостиком на затылке, желтоватой щетиной, бледным ртом, близорукими глазами и противной волосатой родинкой на щеке… И одет был как-то бедно: в джинсики потертые, кеды стоптанные, рубашонку фланелевую и куртенку из кожзама. Даже не верилось, что он профессиональный фотограф экстра-класса (именно так отрекомендовала его Маргарита Павловна).
– Ну-ка, девицы, улыбнитесь! – вскричал он, увидев девушек сквозь призму фотоаппарата. – Дядя вас щелкнет!
«Девицы» послушно растянули рты. И только Эвелина сомкнула губы и отвернулась – она не любила фотографироваться. Но она все же попала в кадр! И в тот миг, когда изображение неумело накрашенной продавщицы перенеслось на пленку, колесо Фортуны со скрипом повернулось в Велину сторону. Судьба ее была предрешена. Теперь ей оставалось подождать два дня, чтобы узнать об этом…
Когда Эвелина пришла на работу после выходных, ее сразу позвала к себе в кабинет Маргарита Павловна.
– Ну, девонька, поздравляю, – сказала она, как только Веля появилась на пороге. – Тобой заинтересовался фотограф… – Маргарита Павловна кинула через стол глянцевый снимок. На нем была изображена сурово нахмуренная Эвелина. – Сказал, что у тебя необычное лицо. Просил тебя приехать к нему в студию. – Она перевернула фотографию, на обратной стороне которой обнаружилась запись, и ткнула в нее пальцем: – Вот адрес. Поезжай прямо сейчас. Я тебя отпускаю.
– Но это какая-то ошибка…
– Я тоже так думаю. Но съездить ты должна. Я этому заморышу с «Никоном» обещала… Так что дуй давай! – Она махнула рукой. – Но завтра чтоб была на работе!
И Веля дунула.
Студия располагалась на станции метро «Первомайская». В грязно-желтом девятиэтажном доме, что стоял в двух шагах от подземки.
Веля зашла в первый подъезд, поднялась на последний этаж, постучала в дверь под номером 36 – звонка она обнаружить не смогла.
Открыли не сразу, а только спустя несколько минут.
– Кого тебе? – неприветливо спросил хозяин квартиры, вырисовываясь на пороге.
– Вас, – растерянно протянула Веля.
– Ну и чего тебе от меня надо?
– Вы хотели видеть вот эту девушку? – спросила она и показала ему свою фотографию.
– Хотел, а тебя на кой черт прислали? Сказать, что она не сможет прийти? Так можно было бы позвонить…
– Она – это я.
– Не понял…
– На снимке я! – Веля стукнула себя кулаком в грудь. – Я, понятно?
Фотограф отошел на шаг, прищурился.
– Не может быть, – отрезал он. – Я знаю, что некоторые дурнушки могут прекрасно получаться на фото, но чтоб такая серая мышь выглядела королевой…
Обиженная Эвелина развернулась, чтобы уйти, но фотограф схватил ее за локоть и втащил в квартиру.
– Тебя как зовут? – спросил он, едва девушка оказалась в прихожей.
– Эвелина.
– Давно себе такое имя придумала? – хмыкнул он.
– Меня так зовут, хотите, паспорт покажу?
– Хочу.
Веля сунула ему в нос свой паспорт.
– Ну ваще… класс! – выдохнул неверующий фотограф, изучив все его страницы. – Эвелина! Готовый псевдоним для модели… А меня Иннокентий… Можно Кеша и на «ты».
– Очень приятно, – буркнула Веля.
А Кеша тем временем нырнул в комнату и крикнул уже оттуда:
– Иди сюда! Сейчас фотографироваться будем…
Веля проследовала за Кешей в пятнадцатиметровое помещение, уставленное диковинной аппаратурой.
– Это мое фотоателье, – сказал Кеша, кидаясь к треноге, на которой был закреплен давешний «Никон». – Я сейчас ищу новое лицо. Те девушки, которых все снимают, до того похожи, что смотрятся как сестры… Банальные красотки всем надоели. Посмотри, что на Западе творится. Евангелиста, Терлингтон, Кэмпбелл – они небезупречны, но как хороши! Линда вообще не женщина, а сказка! В жизни такая никакая, но на фото… Богиня! – Кеша выставил свет, приладил какие-то зонтики, очень похожие на те, с которыми старушки ходят летом, чтобы спрятать свои морщинистые лица от солнца. – А у меня сейчас заказ от фирмы, производящей бижутерию и прочие аксессуары… Побрякушки у них экзотические: всякие перья, железяки витые, куски кожи. Их должна рекламировать особая девушка. Непохожая на всех… – Он указал Веле на стул, стоящий в центре освещенного пятачка: – Садись.
Она села.
– Я сейчас «Полароидом» щелкну, чтоб на пробу… Потом посмотрим, стоит на тебя пленки тратить или нет. – Он вскинул фотоаппарат. – Распусти волосы, прими непринужденную позу… Так. Не улыбайся, только приоткрой рот…
Веля сделала все, как велели. Послышался щелчок, затем вжиканье – это выехал снимок. Спустя минуту раздался недовольный Кешин голос:
– Так я и знал…
– Что? Плохо? – взволнованно спросила Веля.
– Отвратительно, – отрезал он. – Может, дело в цвете волос, ты же брюнеткой была… Или в макияже… Сейчас проверим…
С этими словами он бросил в руки Эвелины косметичку и скомандовал:
– Накрасься, как в прошлый раз, а я пока тебе парик найду.
Веля быстренько «нарисовала лицо», а Кеша, не нашедший парика, натянул ей на голову черную шляпу. После этого он отошел на шаг назад и придирчиво осмотрел потенциальную модель.
– Уже лучше, – резюмировал он. – Но женщина с таким чувственным лицом не может иметь нулевой размер. – Он кивнул Веле: – У нас ведь нулевой?
– Первый, – обиделась она.
– Не надо себе льстить, девушка. Нулевой!
– Я лучше знаю какой. Я же себе лифчики покупаю, а не вы!
– Ладно, без разницы. Нам нужен минимум второй. Силикончику бы тебе закачать…
– Поролон – силикон для бедных, – процитировала Веля коллегу. – Рекомендую… – И, вытащив из-под бретелек лифчика плечики, засунула их в чашечки.
– Отличненько! – обрадовался Кеша. – Теперь можно снимать!
И фотосессия началась!
Вновь с Кешей Веля увиделась спустя неделю.
– Как дела? – спросил он, влетев в магазин и остановившись у прилавка, за которым Эвелина стояла.
– Нормально, – сказала она, пожав плечами. – А у тебя?
– А у меня отлично! – Кеша зачем-то схватил ее за плечи, притянул к себе и смачно чмокнул в губы. – У тебя, между прочим, тоже! Скоро ты станешь богатой и знаменитой! Тебя выбрали из сотни других девушек. С тобой хотят заключить контракт! Ты станешь новым лицом фирмы «Чанг», фирмы, которая производит самую модную бижутерию и открывает в Москве свой первый магазин. – Он возбужденно потер руки. – Так что пиши заявление об уходе.
– Но зачем же сразу уходить? Разве нельзя сниматься без отрыва от работы? Я могла бы приходить в твою студию в свои выходные…
– Нет! Мы не можем тратить драгоценное время на всякую ерунду! Тебе двадцать один, это очень много. Некоторые в этом возрасте уже заканчивают. А ты начинаешь, у нас каждый день на счету! – Он кинул ей ручку. – Пиши, ты не пожалеешь! Завтра у тебя начнется новая жизнь!
Она накорябала (руки безбожно тряслись) заявление об уходе, обалдевшая Маргарита его тут же подписала. И Веля ушла из магазина, чтобы никогда туда не возвратиться.
На следующий день новая жизнь действительно началась. Причем с еще одной Велиной подписи – на контракте, согласно которому Иннокентий Сидорович Станков становился ее продюсером.
– Я тиран и деспот, – сразу предупредил он. – Я буду контролировать каждый твой шаг, но знай, что это только для твоего блага. У нас общая цель – сделать тебя БОГИНЕЙ, а для этого надо много работать и слушать дядю Кешу.
Она была согласна и на то и на другое, уж очень хотелось стать БОГИНЕЙ.
Съемки для «Чанга» начались через неделю. Прошли они без особых проблем, так как Кеша в студию не допустил ни единого человека (даже свет выставлял сам), парикмахеры и стилисты готовили модель в отдельной комнате, на съемочную площадку им вход был заказан. Делалось это не только для того, чтобы лишний раз не нервировать Эву, но и по другой причине – Кеша боялся, как бы посторонние не заметили ее неопытности. Он раззвонил всем о том, что Эва два года проработала в Бразилии, имела там огромный успех, а в Россию приехала лишь из любви к нему, Иннокентию Станкову, и фирме «Чанг».
На самом же деле Кешу раздражала неопытность модели. Он то и дело покрикивал на нее, обзывал «коровой», а иногда бросался к ней, дабы поставить ее так, как ему хотелось и как она сама встать не могла.
– Запоминай все, что тебе говорю, – твердил он, щелкая фотоаппаратом. – Запиши, если память дырявая, и выучи, как Талмуд…
– Как я запишу, если я позирую?
– Сделай это после съемки… Возьми тетрадочку, ручечку с двумя пастами, одной будешь писать, другой подчеркивать… И не сиди так! – кричал он, забыв о спокойном учительском тоне. – У тебя нулевой, а ты еще сутулишься! Грудь вперед, и сожми немножко ее предплечьями, чтоб ложбинка появилась… Вот так! А лицо запрокинь. Помни, с таким носом, как у тебя, нельзя опускать подбородок! Вспомни фотографии Марлен Дитрих. Или Плисецкой. Эти женщины знали, как повернуться к камере, чтобы их носы казались греческими…
Эва послушно запрокидывала лицо, распрямляла спину, сжимала груди, но Кеша все не отставал:
– Не улыбаться! Рот приоткрыть, чтобы зубы поблескивали, и все! Когда ты лыбишься, у тебя кончик носа опускается, как у курицы, неужели ты этого не замечала? Стоп! Вот так замри! – Он истово жал на кнопку. – Отлично! Просто здорово! Когда ты злишься, ты становишься похожей на кошку! Я запомню это. Запомни и ты!
И она запоминала. Каждое Кешино слово, каждый поворот своей головы, каждую мысль, проносящуюся в ней, – оказывается, мысли тоже играют свою роль.
Получив первый гонорар от «Чанга», Кеша снял квартиру в центре. Состояла она из трех комнат: гигантского зала-студии и двух маленьких спален. В одной поселилась Эва, в другой Кеша, чтобы контролировать каждый шаг своей подопечной.
Второй заказ на фотографии Эвы Кеша (согласно контракту только он имел право снимать ее) получил через месяц. Третий спустя неделю. Четвертый сразу же за третьим… Пятый был поистине фантастическим: портрет для обложки модного женского журнала; шестой неожиданным: фотосессия на промышленной свалке для мужского журнала; седьмой победоносным: «Чанг» поручил Эве рекламировать сумки и перчатки. Таким было начало, продолжение оказалось еще более триумфальным.
Спустя полгода «Чанг» заключил с Эвой долгосрочный контракт, что обеспечило молодой модели и ее продюсеру стабильный доход в течение трех лет. При этом девушка своих денег не видела. Кеша не давал ей ни копейки! То есть все гонорары он сразу пускал в дело: покупал новую аппаратуру, реквизит, платил за квартиру, продукты, машину, взятую в аренду у какого-то знакомого. Когда Эва робко просила у него пару сотен на мелкие расходы, он показывал ей кукиш. И даже средства личной женской гигиены покупал сам!
Прошло три года.
За это время Эва стала самой модной фотомоделью России. А так как она не тусовалась, не светилась, не мелькала, не давала интервью, то и самой загадочной. Дама-фантом, именно так ее стали называть журналисты. Некоторые предполагали, что Эва не реальная женщина, а компьютерная программа – виртуальная девушка, типа Лары Крофт. Другие считали ее фотомонтажом (губы Клаудии, нос Кристи, глаза Линды, скулы Наоми), третьи продуктом пластических хирургов наподобие Майкла Джексона. И все они осаждали Кешу, уговаривая продюсера явить миру свое чудо. Но он только посмеивался и кормил прессу «завтраками». В итоге кое-кто из журналистской братии решил, что Эва психбольная (свихнувшаяся после конкурса красоты, на котором она заняла лишь второе место), что ее держат в элитном дурдоме, выпуская только на несколько дней, чтобы сфотографировать.
А между тем Эва жила все в той же маленькой комнатке квартиры-студии. Личной жизни у нее не было – Кеша запретил ей встречаться с мужчинами. Нервотрепки, стрессы, недосыпания, связанные с отношениями, могли плохо сказаться на ее внешности. А незапланированная беременность на карьере!
За эти годы Эва практически не изменилась – оставалась все той же приятной, неброской девушкой с хвостом каштановых волос на затылке, зато Кеша похорошел. Он стал модно одеваться, регулярно бриться в парикмахерской, купил себе перстень, запонки, портсигар и величать себя приказал не Кешей, даже не Иннокентием, а И-Кеем. И на своих визитках велел отпечатать: «Продюсер. Фотограф. Царь и Бог. И-Кей». Вместе с именем поменялся и стиль его жизни. Теперь бывший Кеша пил только коньяк, курил сигары и кальян, девочек водил не в смежную с Эвиной спаленку, а в отдельную квартиру, снятую специально для свиданий. Он стал играть на бирже. Ходить в гольф-клуб. И что самое поразительное – подавать нищим.
Лишь в одном он не изменился – по-прежнему не давал Эве наличных денег. Все, что она зарабатывала, тут же превращалось в вещи, продукты, украшения. Теперь Эва имела квартиру, машину и кучу акций какого-то холдинга. Правда, в квартиру Кеша временно поселил какого-то своего родственника, на автомобиле «Мицубиси Паджеро» гонял сам, а акции, которых девушка в глаза не видела, хранил в банке. Зато у нее была полная шкатулка драгоценностей – их господин продюсер покупал с каждого гонорара. Цепочки, кольца, колье, серьги, они лежали в сейфе их квартиры-студии, грея душу своей хозяйки. Она тешила себя мыслью, что, если ей когда-нибудь захочется бежать из своей комфортабельной тюрьмы, будет что прихватить с собой…
Как-то вечером Кеша прибежал домой в неописуемом волнении. В его руках была зажата газета «Комсомольская правда», которой он остервенело размахивал над головой.
– Я нашел ее, нашел! – вскричал он, кидаясь к Эве.
– Кого? – не поняла она.
– Еще одну БОГИНЮ! Смотри! – Он развернул газету и сунул ей под нос цветную фотографию, отпечатанную на последней странице. На ней была изображена миниатюрная черноволосая татарочка, очень симпатичная, яркоглазая, скуластая, большеротая. Эве она понравилась, но она решительно не понимала, почему Кеша назвал ее богиней. – Смотри, какая красотка! Просто ацтекская богиня!
– Миленькая, – промямлила Эва, ощутив даже не укол, а скорее удар ревности.
– Ну ты скажешь! Она не миленькая, а обалденная! Сногсшибательная! Божественная! Я должен заполучить ее, пока этого не сделал кто-то другой!
– «Заполучить», это как?
– Привезу ее сюда и стану лепить из нее богиню… Как когда-то из тебя.
– Ка-ка-как из меня? – заикаясь, проговорила Эва.
– Пока открыл только тебя! За четыре года создал лишь одну БОГИНЮ! Меня уже прикалывают журналисты. Есть, говорят, артисты одной роли, а И-Кей создатель одной звезды. Он, наверное, уже и снимать разучился. Эву сфотографировать любой дурак сможет, она же безупречна хороша! Это ты-то хорошая! Да знали бы они…
Тут в кармане его пиджака запиликал мобильный телефон (жутко дорогая модель, привезенная из Швеции его партнером по гольфу). Кеша поднес его к уху и сказал «Слушаю». Разговор продлился не больше минуты, а закончился раздраженным возгласом Кеши: «Вот черт!»
– Что случилось? – участливо спросила Эва.
О проекте
О подписке