Жарко.
Я расстегиваю шубу, Павел – пару пуговиц на своем пальто. Смотрит на меня. Не отрываясь. Видимо, он флиртует так. Взгляд пронзает стрелой, будоражит. Если бы я все еще с Сережей в отношениях состояла и на меня вот так мужчина посторонний посмотрел, Сергей бы набил ему морду.
Если бы Паша так смотрел на другую, я бы ногти сгрызла от ревности.
Чтобы не кинуться ему на шею и не попросить о поцелуе, решаю попытаться в шутку свести ситуацию:
– Значит, «Айрис». Ведущая офтальмологическая клиника в регионе.
– Так точно.
Он подходит на шаг, упирается рукой в стену и нависает надо мной. Самоуверенный, голодный во всех смыслах. Губы мгновенно пересыхают. Я пялюсь на него, как попавшая в силки дичь. Руки заняты подарком.
Крутая частная клиника. Вот откуда хорошая машина, одежда. Целеустремленный, жадный до карьеры.
– Буду иметь в виду, – отвечаю с улыбкой.
– Велком, – произносит Павел запросто.
– Позвоню тебе, когда мне понадобится блефаропластика, – добавляю беспечно, прекрасно зная, что хирурги «Айрис» берутся за самые сложные случаи, возвращая людям зрение. – Скидку сделаешь?
– Я надеюсь, мы все-таки созвонимся пораньше.
Двери лифта разъезжаются, я ловко проскальзываю под рукой Паши. Прижимаю к себе цветы; букет тяжеленький, но и отдавать его даже ненадолго я не собираюсь. Шарю в сумке в поисках ключей.
– Пораньше вряд ли. Зрение у меня отличное, в детстве много черники ела.
– Черника тут ни при чем. Скажи спасибо генетике.
– Здрасьте! Родители, что ли, зря в меня ее впихивали стаканами?
Павел посмеивается.
– Я тебе не верю. А вот в силу черники – да! В шестом классе у меня резко начало зрение портиться – отец купил два ведра, мы под завязку забили морозилку. Как видишь, помогло.
Я достаю ключи и победоносно показываю их Паше.
– С таким же успехом можно верить в оборотное зелье Гарри Поттера. Степень реализуемости сходная, – парирует за спиной хирург отвратительно назидательным тоном.
– Ах вот так?! Скажи еще, что упражнения для глаз не помогают!
– Скажу, конечно.
– Ну вот где ты был раньше… – тяну я, справляясь с замком.
Открываю дверь и застываю на пороге.
Потому что весь пол в воде!
– Ауч! Что это?! Откуда? Когда я уходила утром, так не было!
Быстро снимаю ботинки, но Паша хватает меня за талию, останавливая. Вообще, судя по всему, не упускает ни единой возможности коснуться.
– Погоди. Электричество вырублю.
Он открывает щиток, тыкает там какие-то кнопки.
– Проверяй, не кипяток ли.
Я приседаю и касаюсь рукой. Холодная. Киваю ему и бегу в ванную. Шлеп-шлеп. Вот невезуха! Весь мир против нас сговорился! То телефон у Адомайтиса сломался, то у меня потоп. Поспешно перекрываю воду. В санузле сухо – значит, беда не там случилась.
– Паш, езжай домой тогда, – говорю разочарованно. – Я вызову сантехника и приберусь тут. Романтический ужин откладывается.
Выхожу в коридор и вопросительно упираю руки в бока. Потому что хирург частной офтальмологической клиники, ведущей в регионе, снял ботинки, носки тоже. Закатал джинсы и стоит сейчас в воде. Деловито вешает пальто на крючок.
Поворачивается ко мне.
– Что стоишь? Ведро, тазик, тряпку тащи. Я поищу пока, откуда течет.
– Двенадцать пропущенных. Ах да, – подкалываю его я, усмехнувшись. Открываю кладовку.
Нахожу ведро, совок, тазик… и мы включаемся в работу, оживленно болтая обо всем подряд. Первым делом убираем воду, потом Паша исследует кухонный гарнитур и находит пробоину – треснула колба в фильтре. И вода, судя по всему, весь день тихонечко лилась, пока не затопила кухню и коридор.
– Как же так-то! – возмущаюсь я. – Это брак фильтра? Ему уже больше года, не знаю, примут ли по гарантии.
– Возможно, брак. Или предположу, что давление скакнуло, и колба треснула.
– Так бывает?
– Конечно. Какие-то работы в доме велись, воду отключали. Резко включили.
– Ясно. Жаль.
– Не переживай. – Павел подходит ко мне, обнимает за талию и смотрит сверху вниз. – Ничто так не сплачивает, как совместные ремонтные работы. Воспользуемся шансом.
– Вранье, – шепчу я совершенно серьезно. – Во время ремонта все всегда ссорятся.
Паша убирает прядь волос мне за ухо.
– Я бы не стал с тобой ссориться, Диана, – говорит мне. – Когда ты такая красивая.
– Взлохмаченная, в мокрой юбке и выбившейся из-за пояса блузке?
– Именно. В моем вкусе.
Он наклоняется и касается моих губ своими. Я закрываю глаза и улыбаюсь. Паша тоже улыбается. Потом снова целует. Невесомо, мягко. Касается моей щеки своей, и я понимаю, что он колючий. Это заводит. Его губы прижимаются к щеке.
Я привстаю на цыпочки, он снова ласкает мой рот.
В дверь звонят.
Паша обхватывает мою нижнюю губу своими. Основательно, тепло, достаточно мягко. Я едва удерживаюсь от сладкого стона.
Вновь звонят.
Он прикусывает ее зубами, это дико приятно, аж морозец по коже и легкость в коленях. Его руки на моей талии. Как-то незаметно там оказались: я увлеклась и момент этот упустила. Паша пальцы растопырил и плавно, но довольно ощутимо поглаживает, что выдает нетерпение.
– Вы меня затопили! – слышится разъяренный крик. – Я сейчас в полицию звонить буду!
– Прости, – шепчу я. – Это ко мне.
– Отобьемся, не боись! – кивает решительно Паша.
Еще раз чмокает меня и идет открывать дверь. Мне кажется или он… незаметно поправляет штаны, скрывая эрекцию?
Бросает в жар.
Соседка снизу – женщина на пенсии. В общем-то, довольно милая, но при этом не упускающая случая отстоять личные границы всевозможными способами. Когда мы делали ремонт, она частенько заглядывала поворчать из-за шума.
Увидев Пашу, соседка неожиданно быстро сменяет гнев на любопытство.
Я заверяю каким-то высоким голосом, словно не своим, что полностью возмещу затраты на ремонт и хлопоты. И искренне прошу прощения.
– Мы все починим, – включается Павел. – Не знаете, проводились ли какие-то работы в подъезде сегодня?
– Да, висело же объявление внизу, что воду отключат на два часа.
– Вот из-за этого. Диана не виновата, с каждым могло случиться. Дело житейское, давайте не будем ссориться. Мы же соседи.
– А вы кто вообще? Вы здесь теперь будете жить? – прищуривается женщина, внимательно рассматривая Адомайтиса. – Вместо нее? – указывает взглядом на меня.
– Надеюсь, все же с ней, – парирует Паша запросто.
Ауч. Я отворачиваюсь, чтобы сдержать смех.
Едва пострадавшая уходит, Паша вновь возвращается к фильтру, что расположен под раковиной, и заканчивает его отсоединять. Я спрашиваю вскользь, домывая кухню:
– И… как скоро ты переезжаешь, если не секрет?
– В течение месяца, наверное.
– Ничего себе! – фыркаю я. – Значит, у меня будем жить?
– Думаю, здесь нам будет удобнее. Готово! Не то чтобы я сантехник. Фильтр себе подключал сам, но не с первой попытки.
Паша вылезает из-под раковины и выпрямляется. Его джинсы мокрые до колен. Рукава свитера – тоже. Наверное, в мокрой одежде некомфортно.
– Включай воду, будем проверять, хозяюшка! – Эту фразу Адомайтис произносит нарочито громко и выразительно, как будто мы в каком-то ситкоме.
Хохотнув, я несусь в ванную, поворачиваю краники.
– Врубай! – кричу.
– Отлично. Можно пока так пользоваться. Я крут.
– Мастер! Спасибо. У вас все такие умелые в «Айрис»?
Я делаю движение руками, будто в них зажаты скальпели и я провожу операцию.
– Пожалуйста. Я в первой тройке.
– Почему же тогда такой не женатый? – ступаю на опасную территорию, поглядывая на моющего руки Пашу.
Стройный, крайне привлекательный мужчина. Заботливый. И целуется минимум на девятку.
Поджимаю пальчики ног в ожидании ответа.
Паша медлит. Явно обдумывает варианты, выбирая получше. Что, наверное, не очень хороший знак. Но об этом я решаю подумать позже.
– Во-первых, мне Матвея хватает, – произносит он наконец.
– Матвей замечательный парень. Наговариваешь.
– Поживи с ним.
– А во-вторых?
– Во-вторых, не все так просто. И… когда в твоей жизни есть это… – Он берет в руки нож со стола и начинает комично им водить в воздухе, заставляя меня вновь улыбнуться, – частенько на остальное времени не хватает. Как ты, наверное, уже заметила. Я или работаю, или устал.
Закончив уборку, я иду в санузел. Выливаю воду, мою руки.
Возвращаюсь и замечаю, что Паша опять смотрит на меня. Как-то жадно. Я сняла колготки, сейчас в юбке перед ним и блузке на пуговицах. В квартире жарко, мы оба трудились и немного вспотели. Судя по тому, как его глаза шарят по моей шее, груди, на Адомайтиса это действует определенным образом.
Мне нужно сходить в душ. Срочно. И Пашу отправить. Потому что сейчас он какой-то слишком домашний, слишком… мой.
Мы сейчас два провокатора.
– Но ведь все зависит от приоритетов, – говорю я беспечно.
– Согласен. Если уж начистоту, восемьдесят процентов офтальмологов проводят жизнь в поликлиниках, выписывая бабушкам очки. – Паша опирается спиной на кухонный гарнитур, и мне отчего-то не хочется, чтобы он уходил. Органично здесь смотрится, на моей кухне. Со своими саркастическими шутками и властными замашками. – Так себе карьера. В бесплатную ординатуру пробиться почти нереально.
– Но ты ведь пробился.
– Только в Москве. Потом вернулся.
– Мне кажется… – Я подхожу к нему на цыпочках, хочу наклониться и понюхать его, но вместо этого кладу ладони на грудь, – ты бы и так не пропал. К тебе была бы самая длинная очередь из бабушек.
Паша тянется, чтобы поцеловать, но я выскальзываю из его объятий. Потому что если он поцелует, то мы точно пойдем дальше.
Пульс и без того частит. Я ощущаю на себе взгляд Адомайтиса ежесекундно.
Пока достаю из шкафа вазу, пока набираю воду, ставлю цветы на стол. Безумно красиво! Вау.
– Как ты относишься к рису с курицей? – говорю бодро. – Мое фирменное блюдо. Полуплов, но в сто раз легче. Для ужина идеально.
– Положительно, – отвечает Паша, улыбаясь.
– Пока я разогреваю, можешь раздеться. Сушильная машина в ванной. Если ты действительно согласен отвезти меня на вокзал, то лучше это сделать в сухой одежде. Все же мороз.
– Раздеться – это я могу, – смеется Павел и, широко зевнув, идет в ванную.
Я заявляюсь в зал минут через десять после быстрого душа в домашнем костюме – черные легинсы и короткая белая футболка. С тарелками риса в обеих руках. Паша сидит на диване, вокруг его бедер обернуто мое розовое полотенце.
Я, честное слово, ожидала, что он раздет! Была готова увидеть его в трусах. Но все равно на секунду застываю, впиваясь глазами в гостя.
Сложен Адомайтис отлично. Даже слишком… Очень, просто очень много темных волос на ногах. И руках, особенно до локтей. Хотя грудь и живот практически голые. Под моим взглядом Паша будто смущается, мышцы на животе напрягаются, словно я коснулась их холодной рукой.
Зря он стесняется. Выглядит уютным и одновременно сексуальным.
– Тебе идет, – улыбаюсь, кивнув на полотенце. Подаю ему тарелку и столовые приборы. Устраиваюсь рядом.
– Никогда не видел так много розовых оттенков на ткани. Сегодня ты меня просто поразила в самое сердце.
– Раз наш глаз способен различить все эти оттенки, почему бы этим не воспользоваться, – подшучиваю я над его профессией.
На самом же деле на этот набор была скидка. Он меня саму раздражает, но эта жадность…
– А ты знаешь, благодаря чему у человека появилась эта способность? Видели бы двенадцать цветов, да и ладно.
– Полагаю, снова дело не в чернике.
– Увы. Млекопитающие лишились цветного зрения, и только наши предки-приматы вновь развили у себя эту возможность благодаря…
– Драматичная пауза! – Я размахиваю вилкой.
– Ага. Змеям. Когда ты с бешеной скоростью перепрыгиваешь с дерева на дерево, то крайне полезно различить среди веток ядовитую тварь.
– Я что-то такое читала, кстати. Интересная гипотеза. Спасибо удавам, теперь у нас миллион разноцветных тряпок в гардеробе.
– Да. Это все удавы.
Я украдкой поглядываю на Пашину грудь. На плоский живот… Резко снова на плечи, шею. Закусываю губу и отвожу глаза. Включаю телевизор.
– Спасибо, очень вкусно. Посмотрим что-нибудь? – предлагает Паша чуть тише, чем говорил до этого. Стреляет в меня глазами, явно замечая, как напрягаются мои соски.
Безопаснее было бы надеть поролоновый лифчик. Но я, судя по всему, с недавнего времени предпочитаю экстрим.
– Да, давай. Время позволяет.
– Диана, у тебя кофе есть? – спрашивает он, вновь зевнув.
– Да, конечно. Сейчас сварю. Выбери пока какой-нибудь фильм.
Беру пустые тарелки и спешу в кухню. Ставлю турку на плиту. Сердце колотится. Мы сейчас будем вместе смотреть фильм. Вдвоем на диване. Я в домашней одежде, которую снять – секунда делов. Он – в одних трусах.
Мы даже в душе ополоснулись!
Ночью пробок нет – до вокзала за тридцать минут доберемся. У нас в запасе не меньше двух часов, получается. За это время все что угодно может случиться.
Вообще все что угодно.
Мы с ним, конечно, то о бактериях, то о змеях.
Забавный. И о телефоне своем не вспомнил ни разу за вечер. Это хорошо или плохо?
Пока мобильный выключен, подружки не позвонят и не напишут.
Понятия не имею, что делать, если Паша обнимет и к себе притянет. Не представляю даже, смогу ли отказать. И захочу ли?
А потом что? Прощаться на все выходные?
Интересно, у него есть презервативы с собой? Если нет, то ничего не получится: я не буду с ним спать без резинки. Слишком мало знакомы, да и… нет, конечно, не буду ни за что. А если он запасливый – получается, готовился? Или просто не упускает возможность. Может, он предпочитает разовые связи?
Все еще не представляя, что делать и как так вышло, что у меня дома сидит чужой и горячий, как пекло, мужик в трусах, я ставлю чашки с кофе на поднос и иду в зал.
– Паш, тебе сахар, молоко нужны? – спрашиваю и замолкаю на полуслове.
В комнате приглушенное освещение, шторы задернуты. На паузе стоит фильм. Паша сидит на диване, чуть согнувшись. С закрытыми глазами.
Он… спит.
О проекте
О подписке