До Пулково мы доехали быстро. Раньше у меня было одно любимое время, которое я называла «время домохозяек». Приблизительно с часу до трех часов дня, по городу можно было проехать почти свободно. Народ к этому времени, доезжал до своих офисов или начинал заниматься работой, и на дорогу выезжали домохозяйки, которые, развезли детей по садикам и школам, и, составив список необходимых продуктов, ехали по своим хозяйственным делам. На дорогах в это время было сравнительно пусто. Но, то ли сейчас домохозяек с машинами стало больше, то ли в конторах и офисах мало кто работает, но пробки стали для нас привычным явлением. Трудно теперь рассчитать время поездки до нужной встречи, театра или аэропорта. Хотя москвичи считают, что наш город даже не знает ничего о пробках.

Но мы успели до начала регистрации, и у нас даже осталось время на кофе. Кофе нам налили в чашку-озеро. Из таких гигантских чашек здоровый мужик может, есть борщ.

– Это на всех? – изумился Лев Павлович, когда увидел чашку.

– Я кофе не пью, – жеманно произнес Стасик, – мне, пожалуйста, сок.

– А чего по – крепче здесь не наливают? – осведомился Лев Павлович.

По – крепче был только дорогой коньяк. Лёшка уже собиралась взять нам успокоительного напитка, но мужчины запротестовали. Один не пил вообще, другой хотел только пива.

– Ну и мы не алкоголики, – решила Лёшка.

– У меня с собой бутылка вина, – тихо проговорила я. – В номере выпьем.

– Я взяла коньяк, – так же тихо ответила Лёшка.

– Много! – удивилась я.

– А ты собираешься все сразу выпить? – засмеялась Лёшка.

* * *

Я ужасно боюсь летать самолетами. С самого детства. Поэтому любой отдых превращается для меня в пытку. Сначала, всю радость от поездки затмевают мысли о перелете, а потом, забыв, про путешествие, я думаю только о том, как мне долететь домой. С недавних пор, по одному из каналов телевиденья, стали показывать передачи об авиационных катастрофах. И я, с упорством дятла, каждый раз припадаю к экрану. А потом, в красках, пересказываю сюжеты подругам. И ужас состоит в том, что я не могу переключиться на другой канал. А сижу, как кролик, перед удавом, и пополняю свои знания. Если раньше я просто боялась летать, то сейчас я имею вместе со своими страхами и научные обоснования.

Лёшка, зная мою болезнь, села у окна, а я устроилась возле прохода. Вид из окна наводил на меня жуткую панику. Я обхватила колени, которые уже начали свою пляску, двумя руками и сжала их с силой.

– Помогает? – вяло спросила Лёшка.

– Не очень.

– Надо было коньяк выпить. На мужиков не смотреть. Ты поспи. Лететь всего два часа. Проснешься, а мы уже в Ростове.

– Да я не могу в самолетах спать! Даже когда мы с Максом в Америку летали, я всю ночь просидела со своими коленками в обнимку. Но там хоть фильм, какой – то показывали…

– Тебе надо детективы читать в самолетах, от которых не оторваться, знаешь? – предложила Лёшка.

– А такие еще бывают? – спросила я. – Расскажи мне лучше, куда мы едем?

– В пансионат на берегу Дона. Там таких много заброшенных. Раньше были для шахтеров, а теперь шахты почти все закрыли, пансионаты пустуют. Генка решил купить и устроить там дом отдыха для нашего холдинга. Земли, по сравнению с нашими, не очень дорогие. Климат хороший. Что ж не купить? В Финляндии купил, в Ленинградской области то же есть. Наш народ с удовольствием туда с семьями ездит, и корпоративы есть, где провести. Ты же знаешь, у нашего Генки нюх. Раз сказал: надо покупать. Значит, надо! Еще ни разу не ошибся. Но посмотреть все, же стоит. А то в интернете все красиво на фото, а на самом деле всякое может быть.

Под неторопливый Лёшкин голос я почти успокоилась, но тут наш самолет попал в зону турбулентности. Нас затрясло, свет погас. За окнами тоже были темные тучи. На соседнем откидном столике стоял стакан с недопитым соком. И я, первый раз в жизни, увидела бурю в стакане воды.

Лёшка принялась гладить мои руки, но я по ее глазам увидела, что ей тоже страшно. А я наблюдала за стаканом: шторм в три балла, перерос в девять, волны стали выходить из берегов, пока бушующий сок, не перевернулся вместе со своим стаканом.

Турбулентность вскоре кончилась так же внезапно, как и началась. Стюардесса бодрым голосом сообщила, что мы начинаем снижение, и не советовала нам покидать свои места.

– Скоро я тоже начну держать свои коленки, – пробурчала рядом со мной Лёшка.

Ростов встретил нас ярким солнцем и теплым ветром. Казалось, зимы тут и не было. Женщины в аэропорту стояли в летних платьях, мужчины были в футболках и рубашках с короткими рукавами. Питерцы упорно не снимали своих курток. Не понятно чего мы ждали: что сейчас из наших чемоданов повеет холодный северный ветер и пойдет дождь со снегом? Нас встречал вертлявый парнишка Ромка. С вихрастым чубом, большим ртом, и детским светлым взглядом. Стасик, было, принялся строить ему глазки, но парнишка вздрогнул и спрятался за мою спину.

Он провел нас к старенькому «Пассату», радостно сообщая, что теперь добираться до Левого берега – одно удовольствие. Через Дон выстроили новый мост – гордость ростовчан. И мы все сейчас пулей домчим до нашего пансионата, где нам приготовлен праздничный обед.

Ростов – типичный южный город. С широкими улицами, вдоль которых шелестят листвой многочисленные деревья. Кажется, что здесь никто никуда не торопится. Жизнь течет медленно, плавно и спокойно. Крупные женщины неторопливо идут с рынка, неся в двух руках необъятные сумки с продуктами. Покушать тут любят. Речь здесь тягучая, певучая, с характерным произношением. Попробуйте быстро сказать фразу, произнося южную букву «г». У вас ничего не получится! Они даже ругаются медленно.

И, обязательная для южных городов, Набережная. Красивая, праздничная. С фонтанами и клумбами. С нарядными детишками и их мамами. Они идут сюда, как на праздник, который не спит ни днем, ни ночью.

Мы переехали мост и стали колесить по кривым дорогам вдоль Дона. Навстречу нам попадалось много машин. Было ощущение выходных.

– А у вас сегодня местный день отдыха? – поинтересовались мы.

– Да не, – улыбнулся Ромка. – Кто покушать едет, кто просто развлечься, отдохнуть. Тут же Дон! – вдохнул он речной воздух.

Пахло рекой, свежестью, тиной, и почему то, арбузами. Хотя, какие арбузы в конце мая?

– Прыехали, – произнес Ромка, через «ы», и выключил свой тарахтевший «Пассат».

Мы вылезли, из средства передвижения, удивленно оглядываясь.

– В интернете все гораздо красивее, – тихо произнесла Лёшка.

Машины по дороге со свистом пролетали это место. Видно оно никого, кроме нас не привлекало.

Среди пыльных зарослей кустарника, на вытоптанной не понятно кем траве, стояло несколько деревянных домиков. По дороге, которая когда то была асфальтированной, неторопливо прохаживались несколько хмурых мужичков в спортивных штанах.

Дорогу венчало каменное одноэтажное здание с серой шиферной крышей. Во многих окнах стекла были давно заменены на почерневшую фанерку.

– Это столовая! – с удовольствием комментировал Ромка. – Вас там ждут!

– Может, мы с дороги умоемся? – робко предложил Стасик.

– А там есть раковина, – кивнул Роман.

Стасик закатил глаза, но мы постарались не замечать его настроения.

Столовая встретила нас кислыми запахами и огромной фреской из жизни трудового народа. Крупные румяные девушки весело кидали снопы сена, а чубатые хлеборобы махали им своими натруженными руками. Яркие краски кое-где облупились, где-то их старательно отковыряли. И многие красавицы на фреске оказались без носов и глаз. Вид от этого стал удручающий. Хотелось поскорее отвести глаза, дабы не смущать несчастных калек.

Могучая женщина из плоти и крови, появилась перед нами, пригласив двигаться за ней. Усадив нас за столик у целого окна, она заботливо поюлозила по столу грязной тряпкой.

– Ща накормют! – то ли угрожающе, то ли радостно пробормотала она.

Ромка сел с нами.

– Покушаем, и я вам все покажу! – потирал он руки.

Принесли большую кастрюлю, на которой было написано «Борщ». Я очень любила южный борщ, который нам всегда варила мама Максима. Она была из Краснодара. Всегда веселая, неунывающая, добрая и гостеприимная.

Я торопливо открыла крышку в предвкушении удовольствия, но оттуда пахнуло старым салом и чем – то кислым. По цвету это напоминало скорее наши белые ночи. Я была уверена, что ни одна женщина с юга, не способна испортить национальную еду. Но одна все – таки нашлась, и работала она в этом заведении.

За ложку взялись только Лев Павлович и Ромка. Нам не хотелось даже пачкать тарелки.

– Может, это саботаж? – поинтересовалась я у Лёшки.

– Если это праздничное меню, то, что едят те несчастные? – Лёшка кивнула в сторону угрюмых парней в цветастых трусах. Или здесь это называется бермудами?

Несчастные сидели с трехлитровой банкой пива и рыбой. Пили они из алюминиевых кружек.

– Рома, а здесь много отдыхающих? – поинтересовалась Лёха.

– Бывает, – не переставая хлебать варево, ответил Роман. – Путевки то продавали, никто не думал, что нас купят.

– Как вам наш фирменный борщ? – подошла к нам тетка с еще большими габаритами.

– Очень вкусно, Людмила Ивановна! – привстал Ромка.

«За жизнь опасается, – злорадно подумала я, – она одной поварешкой махнет, и нет Ромки».

– Это зав.столовой, – представил он уходящую спину.

Кастрюлю, на которой было написано «второе», открывать было страшно. Праздничное второе, состояло из холодных макарон и маленьких котлеток.

Роман принялся нагребать себе из кастрюли. Лев Павлович смотрел на еду уже менее оптимистично. Стасика передернуло. А мы с Лёшкой достали по одной котлетке. Вспомнился анекдот: «Котлеты студенческие – из хлеба». Эти были из времен нашей студенческой молодости.

Мы с Лёшкой переглянулись.

– Похоже, на этот раз наш Геннадик ошибся. Не учел менталитета. – Сокрушенно высказалась Лёшка.

– Да мы под Питером еще в худшем состоянии базу отдыха взяли, – прокомментировал Лев Павлович. – И ничего. В такой порядок привели!

– Тут надо все сломать. А это будет дороже, чем построить новую. – Заговорил Стасик. – Лучше взять пустую землю, без построек.

– Чистой земли нет. Продается только эта база, – Рома заговорил с нами другим голосом. Его детский взгляд стал жестким, глаза сузились. Из милого рубахи-парня, он превратился в озлобленного волчонка.

Сидящие в углу отдыхающие, притихли, улавливая в воздухе запах скандала. Кажется, им хотелось подраться. Вступиться за честь родной базы отдыха.

– Будем думать, смотреть, прикидывать. Что ломать, что строить, – примеряющее заулыбался Лев Павлович.

– Кому компот? – подошла к нашему столу заведующая, на ее подносе стояло пять стаканов с мутной жидкостью.

– А зеленый чай у вас есть? – простонал Стасик.

– Чай у нас бывает на завтрак, – отрезала тетка. – Черный, – уточнила она.

Мы поднялись и вышли на улицу. Там сидело несколько бродячих собак. Увидев нас, стая оживилась, собаки глядели нам на руки.

– Надо было эти котлетки собакам скормить, – предложила Лёша.

– Еще отравим, – буркнул Лев Павлович.

– Вам в тот корпус, – Роман махнул в сторону одного из домиков.

Два номера, по два человека.

– Мы просили три одноместных, – возмутился Лев Павлович.

– У нас одноместных не бывает, – констатировал Роман. – Можете занимать свободные, – милостиво разрешила принимающая сторона.

Мы двинулись в сторону корпуса. Внешне домик представлял собой деревянный одноэтажный барак, и оказалось, внутренне тоже. Внутри строения тянулся длинный коридор, который делил дом на две половины.

– Душевая с туалетом здесь, – открыл Ромка одну из дверей. – В начале коридора – женская, в конце – мужская. Вода горячая бывает в конце дня. Комнаты выбирайте любые, пока свободных много.

Лёшка открыла первую дверь, на нас дыхнуло сыростью и холодом. Ромка хмыкнул:

– Советую выбирать южную сторону. Эта после зимы не просохла.

Южная сторона не намного отличалась от северной, но в ней, по крайней мере, сейчас было солнце.

– Мы выбираем эту, – решительно заявила Лёшка.

– Ну, а мы две соседних, – заявил Лев Павлович. – А постельное белье у вас есть?

– Сейчас найду коменданта, и она вам принесет, – обиженно произнес Ромка.

«Он, что, ожидал, что мы запрыгаем от восторга?»

На стенах пузырились обои мрачно-зеленого цвета, на окнах, кроме паутины ничего не висело, полы не подметали с прошлого года. За стенкой Лев Павлович стал двигать мебель, Стасика слышно не было.

Я направилась в душевую, нашла там ведро под номером четыре и веник.

Лёшка сидела на краешке кровати:

– Ленку сюда нельзя! Она комфорт любит!

– Сейчас наведем комфорт, – сказала я, орудуя веником.

– Кому белье? – раздалось из коридора, – в комендантскую. Я вам таскать не собираюсь. За мной идите.

Лев Павлович выглянул из своей комнаты, на нем уже был спортивный костюм и тапочки.

– Пойдем, прогуляемся, – поднялась Лёшка, – потом подметем.

Мы пошли за теткой, которая была очень похожа на двух сотрудниц столовой. Сестры они тут, что ли? Может, это семейный подряд, а мы нарушаем их бизнес? И поэтому они с нами так неприветливы?

По тропинке, обозначенной белыми камушками, мы подошли к небольшому домику. Рядом со входом, буйствовал куст сирени. Он был весь усыпан ароматными соцветиями, нежно-лилового цвета. Запах закружил нам голову, заставив забыть про плохой прием. Домик был выкрашен, свежей краской, окошки сияли чистотой и белоснежными занавесками. Внутри царил полный порядок. На деревянных полках ровными стопочками лежало белье, одеяла, стояла посуда. Тетка нацепила очки:

– Так, паспорта давайте: откуда, кто, зачем, – забормотала она.

Мы полезли за документами.

– Так вы из Питера? – оживилась комендант. – У меня дочка там учится, в медицинском! Сама поехала, сама поступила. Уж я ее так отговаривала. Но она у меня с характером, вся в отца, – довольно улыбнулась женщина.

– А у нас Елена Юрьевна свою клинику имеет, – вставила Лёшка, – она тоже медицинский закончила.

Женщина на минутку откинулась на спинку стула, глядя на нас в задумчивости, потом встрепенулась:

– Знаете, что? Я вас в директорский корпус поселю. Они все равно сюда два года не показываются, а корпус их мы в надлежащем виде содержим. Пошли за мной, – она схватила ключи с полочки.

– А белье? – выбежали мы за ней.

– Там свое! – отрезала наша спасительница.

– Как ты вовремя вспомнила о моей профессии! – шепнула я Лёшке. Мы еле поспевали за не очень молодой женщиной.

– Меня Людмила Ивановна зовут, – бросила нам через плечо комендант. – Если еще что понадобится, обращайтесь.

Она подвела нас к симпатичному двухэтажному домику, который скрывался в зарослях сирени и жасмина. В домике имелась собственная кухня с гостиной, четыре светлых просторных комнаты с собственными душевыми и верх совершенства – небольшая сауна на первом этаже. На окнах висели кокетливые занавески; все было чисто, опрятно, с легким оттенком роскоши.

– Слава Богу! – прошептал Стасик, – а то я хотел идти гостиницу искать.

Людмила Ивановна радостно улыбалась у двери.

– А вы к нам надолго? – спросила она.

– Дня на три, – ответила Лёшка.

– А посылочку не возьмете, для дочки? – просительно глядя на меня, полюбопытствовала женщина. – Все ж свое, все свеженькое. А у вас, там, еще ни одной ягодки не выросло.

– Возьмем, Людмила Ивановна, – успокоил женщину Лев Палыч, – и, кстати, насчет свеженького: может, вы нам что-нибудь из своего продадите? Редисочки, зелени какой, а если творог со сметанкой есть!.. А то мы на здешних обедах долго не протянем.

– Да это сегодня Люськина смена заканчивается, вот она и тащит все, что не приколочено. – Сплюнула женщина, – завтра Райка работает. Вот вы попробуете! – улыбнулась она.

– Вселяет оптимизм, – обрадовался Лев Палыч.

– А насчет свеженького, не волнуйтесь, все сделаем. Корову, правда, не держу, но купить у соседки могу.

– Спасительница вы наша! – Лев Павлович попытался поцеловать ее руку, но женщина дернулась, и целовать рук не дозволила, хотя щеки ее зарумянились.

– Вот повезло, так повезло, – мы с Лёшкой оглядывали покои после ухода коменданта. – А че сразу сюда не заселили? Или мы не руководство? Так, распаковываемся, и отмечаем приезд, – скомандовала Лёшка.

Разлив по бокалам коньяк, подруга грустно посмотрела на меня.

– Лёлечка, прости, я с этой кутерьмой совсем не уделяла тебе внимания.