Его мозолистые руки очень бережно прикоснулись ко мне. Он помог мне приподняться и попить. Как много счастья может испытать человек от нескольких глотков холодной воды. Как хочется плакать только от того, что кто-то просто позаботился о тебе. Ты лежишь и терпишь сильную боль, и не одна слезинка не скатывается из твоих глаз, но стоит только кому-то искренне тебя пожалеть и вот уже глаза наполняются влагой, и маленькая капелька скользит по щеке.

– Тебе бы грудь перетянуть, чтобы дышалось легче, да вот не велено никому к тебе подходить, – продолжил присаживаясь. Граф назначил тебе десять ударов плетью. Это смертельно для такого ребенка, как ты, но палач мой хороший приятель и пообещал мне, что сделает все возможное, чтобы не рассечь тебе кожу, а значит у тебя будет шанс. Вот только плохо дело с ребрами, как бы не сдвинулись. Беда тогда будет. Ты подреми, если сможешь, а я к тебе еще несколько раз за ночь зайду, если что нужно будет – скажешь.

Он тяжело вздохнул, поднялся и не торопясь вышел, а я окончательно осознал, что если до утра мои ребра не заживут – выжить я не смогу. Удар, смещение, внутреннее кровотечение и к вечеру я труп. Аккуратно оглядев даром все подворье, я определил местонахождения всех магически одаренных и аккуратно, очень тоненьким потоком пустил живицу, направив ее четко только лишь на ребра. К утру я не смог вылечить их окончательно, но у меня хотя бы появилась надежда на то, что при ударе смещение костей мне не грозит.

Утро началось как обычно: суета, гомон, недовольное ржание лошадей. Я сумел встать, немного пройтись. Время шло. Все внутри меня скручивалось в тугой комок. Казалось, что ожидание умет убивать, но вот вспомнили и обо мне. Ближе к обеду в нашей каморке появился один из стражей графа. Ничего не говоря, он схватил меня за шиворот, рывком сдернул с кровати и потащил на выход. У столба наказаний, куда и доставил меня страж, народу было довольно много. На моем примере видимо хотели напомнить всем остальным слугам о том, что будет с теми, кто портит хозяйское имущество.

На связывание рук и подтягивание их к столбу, мои ребра отреагировали глухой, тянущей болью. Рубашку с меня сорвали чуть раньше. Совсем недалеко от меня раздался голос управляющего Ефимкая. Он, не торопясь, просветил всех присутствующих о моем проступке и дал разрешение палачу начать наказание.

Мне невероятно повезло. Именно в этот день на подворье не было священников и паладинов. Они еще рано утром отправились вершить священный суд.

Первый удар я выдержал молча, а также второй и третий. Палач сдержал данное им обещание. Было дико больно, но я чувствовал, что кнут не рвет кожу на моей спине, но еще через несколько мгновений все изменилось. Где-то в стороне раздался гневный крик графа. Как потом оказалось, орал он на своего личного слугу, который именно в этот момент подводил к парадному крыльцу коня его светлости, но от неожиданности внимание всех присутствующих было отвлечено. Рука палача дрогнула. Удар вышел не просто более сильным. Конец кнута обвился вокруг моей груди с оттягом, пройдясь по моей груди. Ребра были сломаны повторно. Я не смог удержать в узде свои чувства и магию.

Воздух прорезал мой дикий крик, захлебнувшийся на самой высокой ноте. Магическая волна прошла по двору. Простые люди ее не почувствовали, но почувствовали животные. Взвыли собаки, забились в стойлах кони, а самое главное не выдержал напора алтарь в часовне. Переполненный магией он рассыпался и по двору прошла еще более мощная магическая волна. Подворье ощутимо тряхнуло. Перепуганные люди попадали с ног. Из конюшни начали выбегать лошади, разбившие свои стойла, звенели стекла выбитые в окнах господского дома, испугано кричали женщины, рвались с цепи собаки. Палач тоже лежал на земле, а я обессиленный висел на руках возле столба. Первым, как ни странно, сориентировался Михей.

– Мужики, держите коней! – закричал он.

Его окрик привел в чувство ошеломленного Ефимкая. Посыпались пинки и указания от управляющего. Люди зашевелились. Из конюшни раздавался непрерывный грохот. Продолжали выбегать взмыленные разозленные жеребцы. Вылетел на полном ходу Зверь, а следом за ним и пятеро моих молодых подопечных. Все метались по двору, одни убегали, другие догоняли. Кони ржали. Люди ругались. Кого-то сбивали с ног, по кому-то успели потоптаться и только мои кони почуяв запах моей крови, раздраженно всхрапывая ни куда не рванули. Они начали кружить вокруг меня, шумно обнюхивая аккуратно переступая ногами. Мне становилось все хуже и хуже. Затекли руки, болела спина и грудь. Я был полностью магически истощен. Меня не хватало даже на то, чтобы остановить кровь, которая текла из рваной раны, оставшейся от последнего удара.

Заприметив относительно спокойную группу коней, их попытались увести. В стане пострадавших тут же появились новенькие, ибо лягалась моя охрана очень точно, не рассчитывая сил. Кони нервничали, никому не давались в руки. Наконец к нашей невероятной группе подошел Михей, Зверь его пропустил. Тихонько разговаривая с ними, он торопливо отвязал меня от столба. Заметив его действия, нашлись еще смелые люди решившие, что раз его подпустили и пропустили, то они тоже теперь могут подойти, чтобы забрать лошадей. К Зверю правда никто соваться не посмел, а вот молодняк забрать попытались. В группе болезных снова прибавилось. Громким окриком Михей остановил особо прытких и все любопытные наблюдали, как он нес меня в дальние конюшни, сильно прихрамывая. Кони прошагали следом. Каждый из них, как мне рассказали позже, сам зашел в свое стойло. Побесился немного только Зверь.

Моих губ коснулся край кружки и в рот потихоньку полилась вода. Чуть приоткрыв глаза, я узнал сидевшего рядом со мной Михея.

– Ну, давай малыш… Попей чуток и приходи в себя. Все уже позади. Осталось теперь только выжить, – тихонько бормотал он, боясь потревожить спящих рядом со мной мальчишек. Заметив, что я открыл глаза, он начал меня поить более настойчиво.

– Ты Дан, не беспокойся. Раны я тебе обработал, ребра перевязал. Ничего страшного с тобой не приключилось. Поверь мне все будет хорошо. Сейчас вот ночь на дворе, а покой на нашем подворье так и не наступил. Только-только вроде бы все успокоились. Прибыли святоши и началось. Всех опрашивают. Кто? Что? Куда? Зачем? Как? А кто ж знает, как и что. Никто не знает. Граф-то в этой суматохе с коня упал, да расшибся сильно. Простого люда много побитого. Есть разные разорения и в господском доме, и в нашей конюшне лошадки вдоволь порезвились, часовня, говорят, сильно пострадала. Как сказал Ефимкай, алтарь песком осыпался и все наши беды через это вот. Господин гневается, Святой отец никому не верит. Вот ночь во дворе, а он все людям спать не дает своими вопросами. Одно хорошо, в этакой суматохе про тебя все забыли. Дадут боги и не вспомнят. Тебе теперь долго лечиться придется. Кости-то они не быстро срастаются. Вот раньше, когда были знахари, да целители, тебя бы легко на ноги поставили, а сейчас лечить толком могут только святые люди. Только вот на простой люд их внимание не распространяется, а значит дней десять побездельничаешь.

Ты вот, что парень, пока в себя пришел, давай-ка я тебя супчиком накормлю, а то второй день не евши. Завтра уже и силенки будут, сможешь вставать потихоньку. К извергу своему сходишь. Покажешься, что живой, а то никакого сладу с ним нет, сам все никак не успокоится и молодняк баламутит. Хорошо денник свой еще днем разнес, а то и сейчас бы продолжал его доламывать, да вот нечего уже, но есть все равно ничего не ест. Ну так до утра потерпит. Ты отдыхай, а утром уж навести потихонечку своих подопечных. Они, глянь-ко, беспокоятся о тебе.

Михей тихонько взлохматил мне волосы и ушел, а я проверив свой магический резерв, обрадовался тому, что он уже потихоньку стал восстанавливаться. Теперь могу хоть немножко себя подлечить и наконец-то выспаться. Рассказ старика дал мне надежду на то, что никто и никогда не свяжет произошедшее днем с поркой нерадивого конюшенного мальчишки.

Следующие пять дней я откровенно бездельничал. Все считали, что у меня серьезно сломаны ребра, и я не стремился их в этом разубеждать. У меня в эти дни было совсем мало дел: первое – навестить моих подопечных и второе – приглядывать за Актуром. Но малыш был так любезен, что не отходил от меня ни на шаг. Тихий, не болтливый мальчишка обожал слушать, и мне пришлось вспомнить все те сказки и рассказы о водившемся в наших лесах зверье, которые мне рассказывала мама. Более благодарного, восторженно взирающего на меня слушателя я вряд ли бы нашел. К концу десятины я выполнял свои обязанности уже полностью.

Сначала дни текли точно также как и до потрясшего всех происшествия, но совсем скоро произошел новый инцидент изменивший многое в моей жизни. Началось все с того, что заглянувший в конюшню управляющий Ефимкай не просто похвалил меня за работу, а ещё и кинул мне мелкую медную монету. Все мальчишки, в том числе я, работали за еду, одежду и проживание. Каждый из них считал себя незаменимым и уже почти взрослым конюхом, а тут на тебе. Ночью меня изрядно побили. Магией я пользоваться не мог, а физически справиться с группой подростков, привыкших к тяжелой физической работе, я не смог. Утром я щеголял подбитыми глазами, разбитой губой, хромал, досталось опять и ребрам. Естественно никто не стал допытываться и расспрашивать меня о моих травмах. Выполняю свою долю работы, а значит все нормально.

Зато поздно вечером, когда я шел с ужина, встретивший меня Михей предложил мне начать учиться себя защищать. Я согласился, с восторгом и желанием, не подозревая, чего мне это будет стоить. Михей мог заниматься со мной только ночью, когда все дела были сделаны и все ложились спать, когда уже спал глубоким и спокойным сном его подопечный. Именно тогда мы шли в манеж и приступали к тренировкам. Места в манеже было много ведь он был специально предназначен для выгула и выездки лошадей.

Старик оказался великолепным учителем. В свое время он считался одним из самых сильных бойцов, как в рукопашном бое, так и на мечах. Если он брал в руки нож – равных ему не было. Увечья он получил уже после сорока лет, в одиночку защищая своего хозяина от группы наемных убийц. Сейчас он служил его сыну и был доволен уже тем, что молодой и амбициозный господин не гнал его со двора, а позволял доживать свой век в тепле, под защитой крепких стен.