Читать книгу «Полынь скитаний» онлайн полностью📖 — Ольги Рожнёвой — MyBook.

Барга

Григорий рассказывал, и перед глазами у Верочки как живая вставала бескрайняя Барга, что лежит в северо-западной части Маньчжурии. Огромный горный хребет Хинган, покрытый дремучими лесами, отделяет эти места от остальной части края.

Барга – бескрайняя степь. Только она не такая ровная, как русская степь, китайская отличается множеством пологих сопок, покрытых цветочным ковром, и горок разной высоты и формы, а также падей, перевалов и речных долин, соленых и пресных озер. Среди них Большое Священное озеро Далайнор, огромное, очень древнее, полное самой разнообразной рыбы.

По берегам рек и озер растут заросли тальника, сладкая дикая малина, нежная жимолость, сочная красная смородина. Ранней весной в степи расцветают оранжевые лилии-саранки, синие колокольчики, разноцветные тюльпаны и огромные кусты диких пурпурных и белых пионов, серебрятся шары перекати-поля.

Течет здесь главная река этих мест – Хайлар, которая впадает в великую Аргунь, разделяющую с семнадцатого века две страны: по правому берегу Аргуни – Китай, по левому – Россия. Три притока Аргуни дали название своему бассейну, одному из районов огромной Барги, кличут который Трехречье. Забайкальские казаки, селившиеся в здешних приграничных местах, говорили об этих землях: «Посади оглоблю – телега вырастет».

Маленький Гриша ехал с родителями по железной дороге до небольшого разъезда, потом по проселочной дороге до казачьей станицы, а там – по лесной дорожке на заимку к деду и бабке. Добравшись до заимки, горожане чувствовали себя в сказочной стране. Дед много лет работал на лесных концессиях, потом держал пасеку, охотился. У него жили пять умнейших собак лаек, или, как их называли в те годы, остроушек, – отличных охранников и азартных охотников и на мелкую дичь, и на крупного зверя.

С этими собаками можно было чувствовать себя в относительной безопасности даже на отдаленной заимке: они отпугивали дикое зверье и охраняли дом. Самым умным был белый, с кремовым оттенком, вожак Буран, – он понимал деда без слов, просчитывал ситуацию на несколько шагов вперед, предугадывал желания человека. В лесу дед часто посматривал на любимого пса, словно спрашивал совета, – Буран знал об этом и всеми своими собачьими силами помогал хозяину. Он разве только не разговаривал по-человечески, а так понимал все, необыкновенно умная собака, такие, может, раз в сто лет рождаются.

Как-то Буран даже спас Гришу от щитомордника – бурой с темно-коричневыми пятнами здоровенной змеи, оттащив беспечного ребенка за одежду от опасного места. Для взрослых щитомордник умеренно опасен – обычно от его крайне болезненного укуса оправляются через неделю. Но для ребенка этот укус может стать смертельным, и верный пес бдительно присматривал за непоседливым внуком любимого хозяина.

У деда были собаки, а у бабушки – Рыжий: старый, но еще сильный кот с бесстрашным характером. Он был уже взрослым, когда на заимке появился неуклюжий белый щенок, и Рыжий не обижал Бурана, оказывал ему покровительство. Они стали друзьями, и теперь Рыжий, благодаря любви вожака, пользовался неограниченной свободой среди всей стаи. Он мог спокойно разгуливать среди собак, мог прилечь, грея косточки, прямо под белое брюхо старого друга – все это сходило ему с рук, точнее, с лап.

Вокруг заимки все тоже было чудесным: вековые лиственницы и высоченные березы, что росли на склонах Хингана. В таинственных дебрях пряталось множество зверей и птиц. Дед, высокий, худой, с густыми седыми бровями, нависающими над проницательными голубыми глазами, слыл отличным охотником и рыболовом.

Охотники в тайге


Гриша любил гулять с дедом по тайге, особенно в конце лета, когда лес становился тихим и солнечным, когда слабо качались легкие паутинки на подлеске, а среди темной хвои сосен и кедров мелькали яркие пятна деревьев, уже примерявших осенний наряд: желтый у берез и лиственниц, красный у осин.

Прозрачный, удивительно сладкий воздух дышал пряным ароматом увядающих трав и прелой листвы, а вокруг царила звенящая тишина дикой тайги, когда громом гремит выстрел далекого охотника и за много километров слышен гудок паровоза на железной дороге. А какая вкусная вода в лесном ручье, как тихо звенит над ухом комар и гулко падает в воду камушек, сбитый ногой! Тайга – первая любовь и долгая, таинственная память всех, кому судил Господь побывать в твоих дебрях в детстве и юности!

Об этой замечательной тайге лучше всех писала жившая здесь в те годы Виктория Янковская[20]:

 
Весенними влажными днями
Одна я блуждаю с винтовкой.
Пересекаю часами
Овраги, долины, сопки.
По-разному смотрят на счастье.
По-разному ищут дороги.
А мне – побродить по чаще,
В росе промочить ноги.
И сердцем дрожать, как собака,
На выводок глядя фазаний,
А ночью следить из мрака,
Как угли пылают в кане[21].
Такие простые явленья,
А жизни без них мне не нужно.
И здесь, в горах, в отдаленье,
Мне кажется мир – дружным.
 

Дикие обитатели этих мест почти не знали охотников и доверчиво следили за двумя фигурами: высокой, с ружьем и вещевым мешком за плечами, и маленькой, с котелком в руках. Рябчики посвистывали беспечно на ветках, смотрели с любопытством, тетерки спокойно клевали бруснику на прогалине, почти не обращая внимания на деда и внука. Пара косуль прошла бесстрашно мимо, пошевеливая большими ушами. Дед сделал Грише знак рукой: «Тихо!» И мальчик затаив дыхание любовался бархатными глазами мирных животных.

Дождливым вечером трещали дрова в печи, маленький, слабый огонек теплой человеческой избы одиноко мерцал среди холодных и темных таежных просторов, бабушка замешивала тесто на пироги, дед рассказывал мальчишке о диком мире Барги, и маленький Гриша внимательно слушал его.

Вот прячется от мошкары под пологом листьев и веток, в самой гуще зелени, кабан – любитель желудей и кедровых орешков, ценный промысловый зверь. Особенно высоко ценят его мясо китайцы. По долинам далеко разносится поросячий визг и хрюканье кабанов, привлекая других любителей кабаньего мясца – маньчжурских тигров.

Необыкновенно крупные, они не прочь полакомиться диким кабанчиком, но в голодные времена не брезгуют охотиться даже за птицами, ловят рыбу во время нереста. Среди маньчжурских тигров, в отличие от индийских, практически не встречаются людоеды, и китайцы верят, что при встрече нужно просто пятиться назад, приговаривая: «Я тебя не трону, а ты меня не трогай». Они зовут тигра «Ван» – господин, почитая его как хозяина гор и лесов. Правда, для человека бывает опасна тигрица с котятами. Врагов у взрослых тигров в Барге вообще нет: никто не осмелится напасть на Вана – охотника-профессионала.


Охота на медведя


В тайге водятся также хищные пестрые лесные кошки, любимое место обитания которых – скалы и каменистые россыпи. А вот кровожадные рыси – великие мастерицы выслеживать косуль. Вот харза[22], ловкая, быстрая охотница за кабаргой[23], косулей и даже детенышем оленя. Если харзы много, соболя в тайге не будет, сожрет, как пить дать сожрет.

– Дедушка, как же она так – детеныша оленя ест? Нехорошо это!

– Она, детка, не разбирает: хорошо, нехорошо… Зверь и есть зверь… Недавно видел: журавли по болоту гуляют – ах, красавцы! И с ними журавленок – единственный птенец. Бегает уже быстро, быстрее человека, но еще не летает. Так харза окаянная убила маленького! Так мне жаль было его и родителей – как же они плакали… Птицы глупые, а горевали как люди… Сердце рвалось… «Курлы, курлы!» Журавль по-монгольски курлык зовется…

– Деда, а ты не выстрелил в эту злую харзу?

– Не успел, она журавленка мгновенно сцапала, а потом уже смысла не было стрелять… К тому же от нее самой – толку чуть, мех-то у нее худой. Непромысловая она, харза эта. Зато вот енотовидная собака – зверь промысловый, для охоты очень подходящий. Пышная, длинноволосая…

– Деда, а собачки помогают в охоте?

– Хм… Еще как помогают! На кабанчика и даже на медведя не боятся напасть! Собаки, они, конечно, разные бывают… Раньше двух лет нельзя брать щенка на зверя – стало быть, надо ждать, пока окрепнет, пока силу свою почует. Остроушки почти все идут на медведя, но далеко не сразу и не поодиночке.

– А твои собачки?

– Мои – все идут! Кусают зверя за задние лапы, а сами при этом уворачиваются – чудо какие увертливые! Лося преследуют молча, обгоняют спереди и отвлекают, не дают сойти с места… Остроушки, стало быть, – собаки хорошие…

– А Буран?

– Буран? Хм… Да он вроде и не совсем пес. Он – друг мой. Он меня от медведя-шатуна спас. Жизнь за меня отдаст – ни секунды не промедлит!

– Буран хороший, я его люблю! А на волков остроушки идут?

– Не, редко идут. У них самих много крови волчьей, потому, стало быть, к этому зверю они враждебности часто не чувствуют. Буран – пойдет, он – друг. Но там, где водятся тигры, не бывает волков: тигрица их, как кошка мышей, всех выловит.

– А тигра собаки боятся?

– Да, тигра боятся… Остроушки могут спасти хозяина от медведя: нападают на него со всех сторон, и он перестает обращать внимание на охотника – весь переключается на собак. А схватить медведю их трудно: они по сравнению с ним ловкие очень. Тигр – другое дело. Если тигр на человека пойдет – никакая собака его не остановит. От медвежьих когтей собачки уворачиваются, а от тигриных, стало быть, ни одна собака не увернется. Опытные остроушки ближе чем на пятьдесят шагов к тигру не подойдут. Видел, у нас под избой лазы узкие?

– Видел, а для чего?

– Если вдруг тигр заявится – такого, слава Богу, не бывало пока, но на всякий случай остроушкам моим убежище… Тигр – он собак убивать очень любит…

– А почему?

– Кто его знает… Питает он, стало быть, какую-то необъяснимую склонность к домашним собачкам: может часами сопровождать охотника с псом. Лакомство это для него, что ли. Кто знает? Я вот размышлял над этим раньше: собаки, они кошек не любят, гоняют. А тигр – как большая кошка. Может, он мстит собачкам за меньших братьев? А может, досадно ему, что собака человеку служит? Только Ван всегда выбирает момент, когда пес отойдет от хозяина, – и мгновенно убивает.

– А если пес не отходит?

– Хм… Ну, тогда тигр может идти за собакой и охотником даже до жилья – и тогда не только собачка обречена, но и для хозяина опасность смертельная. Видишь, тигр, если он возбужденный, то уж не обращает внимания на человека, бросается на пса прямо на глазах у хозяина. А если заберет собаку – оставляет, стало быть, человека в покое.

– Деда, а ты тоже тигра боишься?

– Как не опасаться – опасаюсь, знамо дело. Он зверь особенный… Вот смотри. Дикий кабан идет – за километр слышно. Олень шуршит – слышно. Даже змея – и та травой шелестит, когда ползет. А тигр подкрадется – ничего не услышишь: ни шороха листьев, ни хруста ветвей, ни шелеста травы – ни-че-го! Как привидение появляется ни-от-ку-да! Может стоять за твоей спиной – и ты узнаешь, что он там, только, стало быть, когда его усы пощекочут тебе затылок. Можешь ты себе такое представить?!

Гриша надолго замолкал, втягивал голову в плечи, смотрел то на огонь в печи, то на темные проемы окон, озирался боязливо по сторонам, засматривался на тени, пляшущие в углах. Тайга за избушкой казалась бесконечной, дремучей, страшной, легкий сквозняк от входной двери дышал холодной сыростью.

– Деда, а сюда тигр не придет?

– Как же он придет, когда он огня боится?! И ружье у меня, стало быть, метко стреляет, будь уверен! Да и в наши места он еще ни разу не забредал: разъезд недалеко, а Ван умный! Стало быть, не придет, спи спокойно!

Внук спокойно засыпал на печи, а за окнами шумела таинственная ночная тайга, и огромный царственный зверь бесшумно обходил свои владения, и чутко дремали остроушки, охраняя сон хозяев, и ярко светили в ночном небе звезды – единственные светильники в бескрайней таежной тьме.

Еще дед любил рыбалку, ловил тайменя и форель. В этих краях таймени вырастали огромными, их называли речными тиграми за острые зубы и хищный нрав. Как-то двухметровый таймень, весом килограммов девяносто, утащил деда в реку, и рыбак лихо прокатился по мелководью верхом на черной, с зеленоватым отливом спине речного тигра.


Рыбалка


Дед любил рассказывать Грише и рыбацкие байки:

– Ох и сильная рыба таймень – как торпеда мчится. Лоб широкий, пасть большая… Любит омуты и ямы.

– А что кушает?

– Так ведь не зря речным тигром зовут – все, стало быть, лопает. Хищник, одним словом… Хариуса любит, утку или кулика может съесть, если крыса у воды – крысу поймает. Мыша очень любит, на мыша хорошо тайменя ловить… Ондатру даже может утащить.

Тут в разговор вступала бабушка:

– Ты, старый, чего там сказки сочиняешь? Утку и крысу таймень утащит, знамо дело. Ондатру не сможет – велика слишком! Да и когти с зубами у ондатры большие…

Дед сердился:

– Какие сказки?! Ондатра – что? Тьфу! Крыса, она и есть крыса, только речная! Чуть побольше обыкновенного серого пасюка! Я вам вот какую историю расскажу… Пару лет назад мы с Демидом Прокофьичем на охоту ходили, а у него собачка была молоденькая, глупая еще. Вечером к реке спустились, воды котелок набрали, решили отужинать, чем Бог послал. Собака в реку зашла – таймень огромаднейший из воды выскочил, только Прокофьич свою псину и видел!

– Мели, мели, старый, не утащит таймень собаку!

Дед хмурил седые брови, но с бабушкой особенно не спорил, уважал.

Бабушка, невысокая, ладная казачка, была строгая, хваткая, крепкая, держала большой огород, скотину: коров, баранов, кур, гусей, уток. Не боялась одна ходить в лес, набирала множество ягод, грибов. Разбиралась в лекарственных травах. Умело управлялась с ружьем, хоть и не охотилась никогда: тайга с ее дикими обитателями вплотную подходила к избе, и обращаться с ружьем было жизненно необходимо.

Как-то в отсутствие деда, уехавшего продавать мед, на заимку заявился тигр, и маленький Гриша страшно испугался, что заберет Ван милых его сердечку остроушек. Но Буран загодя учуял хищника, завыл и увел собак в лаз, сам спустился последним, а бесстрашная бабушка, по поведению собак смекнув, что дело неладно, приготовилась и прогнала тигра без всякого оружия, просто во всю мочь колотя черпаком по жестяному подойнику.

До глубины души пораженный умом Бурана, Гриша по возвращении деда задал ему мучивший его вопрос:

– Деда, а вот у Бурана есть душа?

Дед крякнул, поднял седые брови, подумал немного, ответил тихо и не сразу:

– Ты, внучок, прямо мои мысли читаешь… Я сам над этим думал… Полагаю, есть! Что же он – камень бездушный, что ли?! Вот живут люди – и Богу молятся, стараются душу свою Духом Святым наполнить. Одухотвориться. И один на миллион – Серафим Саровский… А животные, что рядом с человеком живут, они стараются человека понять, одушевиться. И среди тысяч собак один – Буран!

– Деда, а он в рай может попасть?

Дед снова крякнул:

– Я и сам туда, может, не попаду, а ты про собаку спрашиваешь!

– А если попадешь – как Буран без тебя?!

Дед оживился:

– Да я, детка, и сам так думал: как же он без меня?! А знаешь, ведь в раю животные жили! Даже змеюка – и тот жил! Почему бы и Бурану там не оказаться?! Он меня как-то за сто километров нашел! Да он и за тысячу найдет! Думаю, он – и там, понимаешь, там, где я буду потом, он тоже сможет меня найти!

Они замолчали, надолго задумавшись: найдет ли верный Буран деда в иной жизни? А сам остроухий Буран не ломал свою большую умную голову – он-то нисколько не сомневался в том, что всегда будет там, где его хозяин, а если их разлучат, станет искать его в вечности хоть миллион собачьих жизней, искать до тех пор, пока не найдет.

По бескрайним просторам Барги кочевало множество монголов со своими пестрыми войлочными юртами, стадами верблюдов, отарами овец и табунами выносливых монгольских лошадок с подстриженной гривой, короткими ногами и крупной головой. Много было в Барге и дацанов – монастырей с большим количеством лам: одного сына из семьи монголы обычно отдавали в монахи. В дацанах изучали тибетскую медицину.


Монгольская юрта


Дед дружил с необыкновенно гостеприимными жителями степей, которые встречали гостя, как посланника небес, и несколько раз брал Гришу с собой к давним друзьям. Мальчик навсегда запомнил чудесную, пропитанную дымком юрту – уютную, надежно защищавшую ее обитателей от бурь и непогоды. Сами монголы называли юрту «гэр». Все в ней было продумано веками: обтекаемая форма защищала от сильного ветра, вход всегда был на юг, пропорции юрты напоминали модель солнечных часов, причем по месту падения солнечного луча в юрте монголы определяли точное время дня.

Гэр делился на три части: справа от входа – женская половина, слева – мужская, напротив входа – гостевая. Ставили и разбирали гэр женщины, а мужчины занимались более трудной работой – стадами. Обычные табуны составляли пятьдесят лошадей, отары – двести-триста овец, да еще двадцать верблюдов, а всех животных нужно было перегнать так, чтобы они не разбежались.

Гриша навсегда запомнил сутэй цай[24] в пиалах. Иногда в этот чай добавляли муку, тогда он получался еще более сытным. Дед говорил, что порой сутэй цай служил монголам единственной пищей на протяжении многодневных переходов. Очень вкусными были печенье борцог[25], хальмаг[26], нежные куски баранины, сваренные в большом котле, и спинка молодого барашка, поджаренная на решетке на открытом огне.

Про гостеприимных монголов и верного белого Бурана, про хищного тайменя и царственного маньчжурского тигра, про любимых деда с бабкой, про родной Харбин и незабываемую Баргу Григорий рассказывал долгими вечерами молодой жене.

Время тогда шло обычным чередом, не как в суетливом и заполошном двадцать первом веке: вечер длился по-настоящему долго, неспешно тикали ходики, костром пылал вечерний закат, ночная свежесть окутывала землю зябкой прохладой, и загоралась первая бледно-голубая вечерняя звезда. Как же хорошо молодоженам было вместе мечтать о путешествиях и дальних землях!

И не ведали они, что не суждено сбыться их мечтам: ни прокатиться на санях по зимней Сунгари, ни вдохнуть свежего морозного воздуха Харбина, ни аплодировать цирковым артистам, ни собирать спелой малины в лесах Барги, ни растить детишек, ни увидеть внуков – ждет молодых супругов разлука, тюрьма и пытки, издевательства и расстрел. Оба погибнут, не дожив до тридцати лет, оставив сиротами двух малолетних дочек. Россия, Россия, как безрассудно безжалостна ты бываешь к своим детям!

1
...
...
13