Конец «руссейшего» Харбина

Не знали Григорий и Верочка и того, что неумолимое время отсчитывает последние месяцы существования островка былой России в Харбине.

Харбинский поэт Арсений Несмелов^[27] пророчески писал:

Флаг Российский. Коновязи. Говор казаков.
Нет с былым и робкой связи – русский рок таков.
Инженер. Расстегнут ворот. Фляга. Карабин.
«Здесь построим русский город, назовем – Харбин».

Милый город, горд и строен, будет день такой,
Что не вспомнят, что построен русской ты рукой.
Пусть удел подобный горек – не опустим глаз:
Вспомяни, старик-историк, вспомяни о нас.

Ты забытое отыщешь, впишешь в скорбный лист,
Да на русское кладбище забежит турист.
Он возьмет с собой словарик надписи читать…
Так погаснет наш фонарик, утомясь мерцать!

В 1932 году японцы оккупируют Маньчжурию и создадут здесь марионеточное государство Маньчжоу-Го. Его император Генри Пу И разместит в Харбине свою столицу. Японцы начнут вытеснять русских из города и даже занимать их дома.

В 1932 году, в двадцати километрах южнее Харбина, японцы построят секретный комплекс «Отряд 731», где займутся исследованиями в области биологического оружия. Опыты будут ставить на живых людях и называть этих людей «марута»^[28]. «Опытные образцы» – китайцы, русские, монголы, ни один из «образцов» не выйдет из лаборатории живым.

Им будут прививать бубонную чуму, холеру и тиф, вырезать без анестезии органы и наблюдать, сколько времени они проживут без печени, почек, головного мозга. Будут отмораживать конечности, в том числе детям, и подвергать длительному рентгеновскому облучению, следить за протеканием гангрены и смертью в барокамере. Если родственники попытаются узнать о судьбе пропавшего человека – они сами окажутся в «Отряде 731».

Моримура Сэйити^[29] описывал вопросы, которые интересовали японцев «Отряда 731»: «Какие процессы произойдут в организме человека, если ввести ему в вены воздух? То, что это влечет за собой смерть, было известно. Но сотрудников отряда интересовали процессы, происходящие до наступления конвульсий. Через какое время наступит смерть, если “бревно” подвесить вниз головой? Какие изменения происходят при этом в различных частях тела? Как отреагирует человеческий организм, если в почки ввести мочу или кровь лошади? Что будет, если легкие человека заполнить большим количеством дыма? Что будет, если дым заменить ядовитым газом? Какие изменения произойдут, если ввести в желудок живого человека ядовитый газ или гниющую ткань?»

В «Отряде 731» в течение многих лет будут ставить опыты над людьми, в том числе опыты, совершенно бессмысленные с точки зрения медицины.

В 1933 году Советский Союз начнет переговоры с японцами о продаже им КВЖД. Через пару лет сделка состоится, и все, чего достигли русские при царе, будет потеряно. В 1935 году начнется великий исход русских из любимого Харбина. Кто-то решится поехать в Советскую Россию, кто-то отправится искать счастья в Шанхай, а потом уедет в Австралию, Америку, Парагвай, чтобы стать частью великого русского рассеяния и пережить все скорби изгнанников с родной земли.

Родители Григория приняли решение вернуться на Родину: мысль о чужих краях их не прельщала. С харбинского вокзала шли в Советскую Россию эшелоны из прекрасных пассажирских вагонов, украшенные красными транспарантами и надписями: «Родина, встречай своих сыновей!»

Перед отъездом многие харбинцы молились перед установленной на вокзале особо чтимой в городе иконой святителя Николая Чудотворца, покровителя путешествующих и странствующих. Эту икону также почитали и китайцы и уважительно называли ее «Николай-вокзайла-помогайла». Родители Григория тоже усердно помолились перед иконой Николая Чудотворца – святитель смотрел печально.

– Может, вернемся домой, Мишенька? И духовник наш против…

– Что же делать, Аннушка, ведь все уже решили… Неужели ты хочешь по заморским странам мыкаться? Нет уж, пусть наши косточки будут в родной земле лежать…

Ошибка Анны Евдокимовны и Михаила Потаповича стала им понятна уже в пути: все изменилось почти сразу после отъезда из города. На пограничной станции Отпор харбинцев высадили из хороших вагонов и загнали в теплушки для скота, где вместо мягких спальных полок были деревянные нары. Туалетов в теплушках, естественно, не было, и по нужде ходили на ведро, отгороженное занавеской. Пассажиры, не привыкшие справлять естественные надобности прилюдно, сильно страдали от таких «туалетов». Следующим ударом стала конфискация книг, фотографий, даже патефонных пластинок, которые в те годы многие семьи очень ценили и везли с собой.

Но главный удар ждал впереди, и был он такой силы, что потеря пластинок и ведро-туалет за занавеской казались теперь забавным приключением: большинство харбинцев сразу или позже арестовали по обвинениям в шпионаже и контрреволюционной деятельности. Их ожидали исправительно-трудовые лагеря, из которых мало кто выйдет живым.

Все старые служащие КВЖД, приехавшие сюда до 1917 года, не были эмигрантами или беженцами: они жили в полосе отчуждения – на территории Российской империи, однако их тоже ждали сталинские лагеря.

Сталин в сопровождении сотрудника ОГПУ

В Советском Союзе харбинцев поразило обилие пьяных на каждом перроне, нецензурная брань, к которой они не привыкли, разрушенные или превращенные в клубы церкви. КВЖД находилась в идеальном порядке, поддерживалась в чистоте, везде лежал желтый песочек, а здесь железнодорожные пути были черные, в масле.

Харбинские девушки и их матери, воспитывавшие дочерей в дореволюционных традициях, были неприятно удивлены поведением советских девушек, их бесцеремонностью в манерах, точнее полным их отсутствием. Анна Евдокимовна, проработав много лет акушеркой, повидала всякое, но даже она была поражена неопрятностью местных женщин, грубостью речи, панибратством в обращении с противоположным полом. Она старалась всячески оправдать их: тяжелый физический труд, бедность.

Это было правдой, как было правдой и то, что в Советской России хорошие манеры считались пережитком гнилой интеллигенции, к женщине полагалось относиться как к товарищу, а идеалом для подражания были революционерки-террористки: небрежная одежда, бесконечное курение папирос в мундштуке, неприятие домашнего уюта, непримиримость по отношению к врагам революции.

Тех, кто не уехал в Советский Союз и не эмигрировал в Австралию, США и Южную Америку, а принял решение остаться в Харбине, тоже ждали тяжелые времена. Случится с ними следующее. В середине августа 1945 года русские харбинцы встретят советские войска хлебом-солью. Все выйдут на улицы, радостно будут кричать «Ура!», даже китайцы на улицах тоже поддержат приветствие и закричат вслед за русскими: «Уля! Уля!»

В Харбине на два месяца установится советская власть, в православном храме разместится отделение Главного управления контрразведки Смерша, и каждую ночь в городе будут производиться массовые расстрелы. Тогда будут убиты и высланы в сталинские лагеря десятки тысяч ни в чем не повинных русских людей.

Те, кто останутся в живых, надолго запомнят большой советский прием в честь победы над Японией. Второго сентября 1945 года советские власти разошлют приглашения лучшим людям Харбина: ученым, преподавателям, музыкантам, инженерам. Радостные приглашенные наденут лучшие костюмы и отправятся на свой последний в жизни банкет. Присутствующий на торжестве советский генерал скажет тост: «За прекрасных русских людей, живущих здесь, в Китае, которые оказали неоценимую помощь Советской армии в победе над японцами. За цвет мужского населения Харбина! За вас, герои! Ура!»

Харбинцы будут радостно аплодировать генералу. После торжественного застолья советские солдаты с автоматами возьмут их, ничего не понимающих, не успевших проститься с родными, под конвой, отправят кого в советское консульство, кого в тюрьму, а затем отвезут на вокзал. Их родственники так и не узнают о дальнейшей судьбе арестованных.

Чудом оставшиеся в живых будут вспоминать, как везли их этапом вглубь России: в Сибирь или на Урал. В холодных вагонах нары были устроены в два ряда, так что заключенным приходилось спать, тесно прижавшись друг к другу, и одновременно переворачиваться. В туалет почти не выводили, и вокруг стояло зловоние. На остановках в буржуйки подкидывали каменный уголь, и какое-то время люди изнемогали от духоты, чтобы потом опять лязгать зубами от холода.

Время от времени выдавали мерзлый хлеб и уж совсем редко горячее жидкое варево – жалкое подобие похлебки. Катастрофически не хватало питьевой воды, и заключенные лизали испарения со стен вагона. Бедолаг сильно мучили вши, и они расчесывали свои тела в кровь. Постепенно люди стали умирать: от кровавого поноса, от сердечно-сосудистой недостаточности, крупозной пневмонии, отказа почек…

Железнодорожный вокзал в Харбине

Трупы подолгу не забирали из вагонов, они примерзали к ледяному полу, и живые спотыкались о мертвых. На каких-то станциях умерших выносили, где-то прикапывали – впоследствии родные никогда не могли найти их могилы. Уцелевшим после такого этапа лагеря казались раем, но из этих лагерей почти никто не вышел живым.

В 1952 году Советский Союз безвозмездно передаст права на управление КВЖД правительству КНР. К этому времени почти все русские покинут город. Так печально закончится существование «руссейшего» Харбина.

Что же останется россиянам? Память да пронзительные строки харбинского поэта Григория Сатовского-Ржевского, умершего в сорок шесть лет от туберкулеза:

Равнодушно брожу по чужим городам,
Вечный странник без дома и связей,
Но в изгнанье запомнится слово – Аньда —
Этот русский пустынный оазис.

Поезд мчится в степи. Здесь куста не сыскать,
В этих желтых маньчжурских равнинах.
Тихой грустью внезапно пахнула опять
На перроне родная картина:

Русский стрелочник с выцветшим серым флажком,
Русский смазчик, бредущий с развальцей,
И с околышем красным, с блестящим жезлом
Вышел к поезду русский начальник.