Глава 4. Итаганский мир

У Темрика снова болел левый бок. Надсадно ныл, отдавая болью в руку и левую лопатку. В ночь после смерти Ахат боль была нестерпимой, но потом вроде отпустила и через несколько дней прошла совсем. Однако через некоторое время приступы стали повторяться. Что поделать – стареет хан. Э-эх, не вовремя, как не вовремя! Случись с ним что, власть над племенем передать некому. И ладно бы время было спокойным, как хотя бы год-два назад! Ан нет, как раз большая волна по степи пошла. Не время сейчас юнцам спокойно взрослеть – сейчас время либо погибнуть от любой безобидной ошибки, либо повзрослеть быстро и окончательно. А старший внук, Джэгэ, еще совсем мальчик. Впрочем, мальчик или нет, а в последнем бою показал себя достойно. Эта мысль снова – уже в который раз! – вернула Темрика к событиям, последовавшим за этой во всех отношениях изумительной победой.

Гонец с предложением мира пересек степь, когда над ней впервые засияло яркое весеннее солнышко, на ветках ивы в пойме Уйгуль засверкала первая капель, и лед посинел. Темрика в самых почтительных выражениях приглашали к озеру Итаган. Он, еще не дослушав гонца, уже знал – поедет. За этот неожиданный мир – ему, приготовившемуся к долгой и яростной войне, – стоило ухватиться.

А дальше начались дела и вовсе удивительные. На озере Итаган сходились границы пяти племен: охоритов, джунгаров, мегрелов, тэрэитов и ичелугов. Озеро, большое, с заросшими аиром и дикими ирисами берегами, летом служило прибежищем многочисленным стаям птиц, да и щуки в нем водились огромных размеров. В иной год джунгары подкочевывали к нему с принадлежащего им восточного берега и подолгу жили: земля здесь была тучной, а травы – сочными. Тэрэиты занимали северо-западный берег и зимой частенько срезали путь по льду. Однако сейчас об этом не могло быть и речи: озеро уже начало вскрываться ото льда под натиском поздней и дружной степной весны, его берега превращались в заболоченные плавни, насыщая озерным илом заросшую тростником пойму.

Пожалуй, он не торопился. Победителю поспешать не пристало. Темрик с должной обстоятельностью принес положенные жертвы, с должной неторопливостью собрался. Ехал тоже не торопясь, несколько даже забавляясь нетерпением посланных за ним сопровождающих. Из-под снега уже вылезли первые цветы, когда он наконец ступил на тэрэитскую землю.

Приехав заключить мир, Темрик вполне разумно полагал, что договариваться о выкупе за убитых, о возвращении пленных будет только с побежденными. Однако в уговоренном месте на землях тэрэитов он обнаружил не только их. Приехали обе ветви ичелугов. Был еще Дархан, новый хулан степных охоритов, – Темрик не так давно узнал о преждевременной смерти его брата, хулана Хэчу, о котором от побратима слышал много хорошего.

Темрик насторожился. Он в конце концов прожил долгую жизнь и уже мог предположить, что это неспроста. Не придется ли ему иметь дело с военным союзом племен? Поэтому он втайне порадовался, что его войско до сих пор не покинуло земель мегрелов, лишь слегка отойдя назад. Если придется туго, гонец доберется до Бухи меньше чем за два конных перехода. Это хорошо.

Приезжать с большим количеством челяди он посчитал ненужным. Однако ошибся – ичелуги, к примеру, прибыли в таком количестве, что это наводило на весьма неприятные мысли. Дархан же, напротив, приехал всего с пятью людьми. Странно это все, странно и неприятно. Потому что тревожаще. Темрик не жалел об отсутствии людей – не было среди них после смерти Угэдэя того, кого бы он выслушал, у кого бы попросил совета. А Онхотой и так с ним. Возможно, стоит послать за вождями других ветвей племени, но сначала надо проверить, не ловушку ли ему устроили. Темрик подчеркнуто не торопился. Терпеливо ждал, пока воины, сопровождающие его, раскинут белую ханскую юрту, все обустроят, зададут корму лошадям и сами отдохнут. Ни к кому никого посылать не стал. Сидел в юрте, ждал: пускай сами идут к хану, как просители.

Пришли практически сразу. Приземистый тэрэит с изрядной сединой в волосах с весьма обнадеживающей почтительностью пригласил его вечером принять участие в обряде отведения Юхэн Шуухан Тэнгри – «Дождя с Кровавых небес». Обряд этот, посвященный Земле-Матери Этуген, проводился после больших кровопролитий, дабы задобрить милосердную богиню и очистить ее тело, оскверненное кровью павших в битве. Пусть сыновья Этуген – Аргун и Эрлик, и радуются кровавой жатве, но мать их теперь нечиста, и горе тому, кто не принесет бескровные жертвы богине, будь он хоть победитель, хоть побежденный.

Темрик, правда, уже принес жертвы в джунгарском становище. Однако совместный обряд – еще один знак мира, отказаться от него все равно что сказать о продолжении войны. А после обряда, призванного смягчить недавних врагов, следует говорить о выкупе. Все происходило по освященной традиции предков – разве что свидетелей оказалось многовато. Что-то затевалось.

Темрик оделся продуманно. Надел новый халат белого цвета – цвета войны, с нашитым на него красным и синим шелковым орнаментом. Поверх надел нагрудник с родовыми джунгарскими нашивками, тяжелую золотую цепь. Кольца на каждый палец. Пояс чистого серебра с крупными сердоликами. Известно, что богачу труднее предложить мало. Все имеет значение.

Посланным за ним сопровождающим пришлось долго переминаться с ноги на ногу у порога, прежде чем Темрик позволил себя отвести к назначенному месту. Отведение Юхэн Шуухан Тэнгри проводят на закате, в сумерках, когда День Аргуна и Ночь Эрлика одинаково далеки. В этот хрупкий момент междумирья их кроткая и щедрая мать Этуген вздыхает и окутывает землю влагой, исправляя своей живительной силой все, что сделано по воле ее жестоких сыновей. Потому камлают Этуген только старые женщины-шаманки, из тех, чья природа уже очищена. Обритые наголо, в широких траурных балахонах, они ждали поодаль на небольшом холме позади тэрэитского становища. Их было три, и одна из них была уже так дряхла, что ее приходилось держать под руки двум молоденьким помощницам.

Вожди с челядью уже собрались. Стояли молча, с каменными лицами, посыпая голову золой из принесенных чаш. Расступились перед Темриком, когда он зачерпнул из чаши широкой темной ладонью и щедро обмазал себе голову и лицо. Вождь тэрэитов Саагат – невысокий, худощавый, тоже перепачканный золой, сейчас выглядел похожим на облезлого ворона. Темрик встал рядом с недавним врагом, незаметно покосился. Похоже, тэрэит и впрямь сломлен поражением. По левую руку от него стоял Дархан, а за ним… Темрик от удивления моргнул: рядом с охоритом, явно чувствуя себя неловко, стояли два светловолосых человека с глазами такого цвета, какой он видел только один раз. И недавно.

Остальных он всех знал. Вождь мегрелов Хамман. Вождь ичелугов Кавдо и его брат Амдо. И – очень удивительно! – вождь баяутов Зелиху. Мысли Темрика замелькали с нарастающей тревогой. Что он здесь делает? Земли баяутов лежат у самых дверей Ургаха, далеко от озера Итаган и взаимных распрей соседних племен. Его присутствие сразу поднимает слишком много вопросов. И потом, эти два незнакомца, лица которых ощутимо раздражают хана, словно они напоминают ему что-то, что никак не вспомнить…

Темрик чуть сдвинул брови, отводя взгляд от этого удивительного сборища. Позже. Не пристало хану глазеть, выдавая свою неосведомленность.

Две шаманки затянули молитву Этуген, обходя по кругу гостей и рассыпая в холодную, мерзлую еще землю горсти смешанного с золой зерна. Третья ударяла в бубен медленным стуком, и звук его в старческих руках был каким-то неприятно дребезжащим.

Ветер стих, еще больше стемнело. Холодный, сырой воздух ранней весны, казалось, заколыхался, загустел. Темная стена деревьев, широкой дугой уходившая к озеру, тоже замерла, не издавая ни звука. Темрик почувствовал, что дышит медленнее, тяжелыми скорбными вздохами, глаза словно налились свинцом. В ушах глухо гудел бубен: тр-р-умм… т-р-румм. Да, старая шанартай тэби была сильной, очень сильной. Темрик буквально чувствовал, как исходящая от нее воля окутывает всех мягким покрывалом.

Проходя по кругу, шаманки каждому вложили в ладони небольшую чашку с сухим хурутом. Его надлежит съесть, а взамен в чашку положить приношение Этуген. Раздав чашки, не переставая петь, шаманки двинулись в обратный путь, принимая взамен оставляемое в чашках приношение богине: горсти сушеных ягод, разноцветные бусины из дерева и обожженной глины – дары земли. Когда до него дошла очередь, Темрик с трудом прожевал угощение, а в чашку из припасенного кожаного мешочка доверху насыпал золотого песку. Встретил удивленный взгляд женщины. Неслыханный по щедрости дар!

Завершая обряд, шаманки вернулись к шанартай тэби, трижды вскрикнули хриплыми, протяжными голосами и растворились в темноте. Они будут оставаться на этом месте еще три дня, не разжигая костров, чтобы не ранить землю, – столько времени требуется, чтобы пропеть все положенные молитвы.

Подбежали молоденькие помощницы с полотенцами, заботливо отерли вождям головы и лица. Темрик вздохнул, стряхивая оцепенение. На какой-то момент в его сердце болезненно и ясно вошла тоска по погибшим сыновьям. Он помнил такой же обряд на том поле, где когда-то нашел их – мертвыми. Старый хан стиснул зубы. Не для того приехал.

В гостевую юрту, приготовленную для участников обряда неподалеку, Темрик вошел последним, намеренно задержавшись. При его появлении гомон немедленно затих. Темрик обвел присутствующих взглядом, который отнюдь не располагал к добродушию. Недаром у джунгаров говорили, что хан может взглядом вогнать в землю на пол-локтя. Кряхтя, поднялся хозяин – Саагат. На его лице все еще оставались полосы сажи, губы скорбно поджаты. Он явно не чувствовал себя уверенно, и эта неуверенность читалась на его лице. Дархан снова был с ним рядом – сидел по левую руку, а двое незнакомцев – по правую. Почетные гости.

Темрик остановился напротив, тяжело упер руки в бока. Что ж, небесным тэнгэринам дань отдана. А теперь пора говорить о том, о чем следует. И не ему, Темрику, начинать.

– Приветствую хана могущественных джунгаров, – без всякого выражения произнес Саагат. – Садись, угостись за нашим столом. Это знак дружбы, которой я бы хотел с вашим народом.

– Слова твои сладки, – хрипло парировал Темрик, – а только не мои воины первыми перешли установленную нашими предками границу.

Саагат слегка покраснел.

– Это было глупым поступком. – Слова давались ему с трудом. – И я наказан. Какова будет цена твоего мира, хан?

Слишком легко. Темрик не ожидал, что Саагат столь беспрекословно и прямо подчинится. Он ожидал долгих разговоров о доблести и чести, о совместных славных подвигах, ожидал осторожных намеков и длительного торга. Что-то не так.

– Ты уверен, что твои гости, – он широким жестом обвел собравшихся, – готовы ждать, пока мы закончим обсуждение наших взаимных обид?

Темрику не хотелось их присутствия. Не на Пупе же он, в самом деле.

– Ты прав, как всегда, мудрый хан, – кивнул Саагат. Может, ему и хотелось этого (иначе бы зачем он вообще завел этот разговор), но условия здесь диктовал Темрик. – Однако, я полагаю, то, зачем мы здесь собрались, заинтересует тебя. И, возможно, больше, чем получение выкупа от моего племени.

– Что ж, я послушаю, – кивнул Темрик.

Встал Дархан. Он был угрюм и нервничал, однако остальные вожди явно принимали его если не за лидера, то хоть бы за ведущего. Это Темрик прочел в устремленных на Дархана взглядах. Странно. Очень странно, что охориты завязали какую-то сложную интригу, а Кухулен не прислал людей, чтобы заручиться его, Темрика, поддержкой.

– Великий сын Волка, – обратился он к Темрику с надлежащим почтением. – Мы, вожди шести племен, собрались здесь, чтобы обозначить и объявить нашу цель, которая принесет в наши юрты богатую добычу, в наши сердца – гордость за свершенное, а на наши границы – мир, какого мы еще не знали доселе. Ведь как у нас в степи повелось: и знаем друг друга, и обычаи предков блюдем, а будто волки дзерена разрывают наше единство братоубийственные войны. Доколе будут умирать наши воины от рук друг друга, поить кровью своей Мать Этуген? Доколе будем врагами из-за пары тощих овец или места у водопоя?

Дархан воздел руку, призывая духов в свидетели того, сколь болит его, Дархана, сердце за творящийся вокруг разлад и смуту. Темрик чуть-чуть приподнял одну бровь. И молчал.

– Позволь, великий хан, рассказать тебе одну историю. – Дархан сбавил тон и продолжал уже своим обычным голосом: – Вот сидят рядом со мной люди. По волосам их и глазам видишь ты, что не степные они люди. И так это. Рядом со мной сидят истинные наследники ургашских князей, чудом уцелевшие в бойне, жестоко и подло организованной много лет назад, после убийства их отца, последнего законного князя Ургаха Каваджмугли. – Судя по тому, как гладко он говорил, Дархан повторял эту историю не единожды. – После подлого убийства своего родного брата престол узурпировал Падварнапас, однако его же преступления обрушились ему на голову волей Вечно Синего Неба, и он был убит так же, как убивал сам: своим третьим братом, который сейчас и правит Ургахом. Поскольку о том, что истинные наследники выжили, никто не знает, кроме нескольких преданных людей, до недавнего времени оспорить власть братоубийцы Ригванапади никому в голову не приходило, так как других наследников мужского пола в Ургахе нет. Однако время пришло, когда сидящие рядом со мной принцы – Унарипишти и Даушкиваси – связались с верными людьми, чьи имена были им оставлены. С той стороны их заверили, что народ Ургаха с радостью примет законных наследников, руки которых не запачканы кровью, которые выросли вдали от дома, в изгнании, в далеких северных степях.

– С чего вдруг такая забота о княжеских распрях Ургаха? – медленно спросил Темрик. Он уже начал кое-что понимать и своим вопросом хотел выиграть время, за которое он сможет переварить услышанное.