– Она даже не захотела разговаривать со мной. Даже не посмотрела на цветы, а сразу умчалась в МИД. С этой чертовой дипломатической почтой, – с горечью произнес он.

В трубке повисла тишина. У Харальда даже пронеслась мысль, что Альберг неожиданно отключился.

– Я ведь предупреждал тебя, – услышал вдруг Харальд его голос. – Все так и получилось.

Хаммаршельд с такой силой сжал трубку мобильника, что он, казалось, даже чуть хрустнул. Альберг был прав.

– Я позвоню тебе попозже, – хрипло проговорил Харальд. – Извини. – И, торопливо отключив связь, прыгнул в машину и помчался в сторону Стокгольма.

Когда Харальд Хаммаршельд подъехал к зданию МИДа, половина окон в нем была погашена – рабочий день закончился, и служащие уже расходились по домам. Он вылез из машины с букетом в руках и принялся ждать. Наконец, через полчаса он увидел стройную спортивную фигуру Астрид Валленберг. Пересекая замощенную булыжником небольшую площадь, Харальд направился прямо к ней.

– Астрид, – воскликнул он, – я все-таки… – И протянул ей букет.

Девушка казалась немного раздосадованной. Наконец, она взяла розы.

– Ну так как, ты свободна сегодня вечером? Мы пойдем в ресторан? – Он попытался улыбнуться.

Глаза девушки смотрели на него поверх цветов. В них читалась странная смесь удивления и любопытства.

– В какой ресторан? – с трудом выдавила она после довольно продолжительного молчания.

– В тот, на который указывает наш король Карл XII.

– Король указывает на какой-то ресторан?! – изумилась девушка. – Ты не шутишь?

– Нисколько! Ты только вспомни его статую рядом с Национальной Оперой. Долгое время считалось, что Карл XII указывает рукой на восток, в сторону России – туда, где он проиграл сражение под Полтавой. Но совсем недавно дотошные историки решили проверить это и выяснили, что указующий перст монарха направлен на ресторан "Сведенборг" – кстати, один из лучших в столице.

Астрид фыркнула:

– Бьюсь об заклад, за этим "исследованием" стоят хозяева ресторана!

– Но тебя можно пригласить туда? – поинтересовался Харальд.

Астрид скосила глаза на наручные часики.

– Во сколько?

– Когда тебе удобно…

– Давай ровно в девять, Харальд, – сказала она. – Только не опаздывай, хорошо?

– Я не опоздаю, – пообещал он.

Подъезжая к своему дому на Нобельсгатан, Харальд был вынужден затормозить: улица оказалась неожиданно сужена, напротив его дома было припарковано сразу несколько грузовых машин, бегали рабочие с длинными алюминиевыми лестницами, суетились какие-то люди в синих спецовках. Харальд высунулся из машины:

– Что здесь происходит? Освободите, пожалуйста, проезд!

Заметив его машину, один из грузовиков тут же сдал назад. Дорога освободилась.

– Извините нас, пожалуйста, – подбежал к Харальду один из рабочих. – Немного не рассчитали. Приходится перевозить столько вещей!

– А что тут стряслось?

– Один ресторан уезжает, а на его место переезжает новый. – Рабочий махнул рукой на дом, находящийся на противоположной стороне улицы. – "Багдадский дворик" закрылся. Теперь на его месте будет другое заведение.

– Какое же? – удивился Харальд Хаммаршельд.

– Ресторан "Копенгаген", – с виноватой улыбкой ответил рабочий.

Харальд Хаммаршельд вдруг расхохотался, чем поверг рабочего в немалое изумление. "А ведь это хорошая примета! Ресторан "Копенгаген" открылся прямо напротив моего дома. Значит, все у меня получится – я поеду в Копенгаген, и не один!"

Бросив машину на стоянке перед домом, он, игнорируя лифт, взбежал к себе на пятый этаж. На коврике перед дверью лежали какие-то счета – Харальд, не читая, сгреб их в охапку и вошел вовнутрь. Сейчас ему было совсем не до счетов.

Он прошел в гостиную и, не раздеваясь, взял фотографический альбом, который лежал на каминной полке.

Самой первой в этом альбоме была их совместная фотография. Его и Астрид. Харальд на мгновение закрыл глаза. Он прекрасно помнил день, когда был сделан этот снимок. Это случилось на следующий день после их знакомства. Тогда они пошли прогуляться в "Миллесгорден" – огромный парк на острове Лидинго, который когда-то располагался на северо-востоке Стокгольма, а сейчас стал чуть ли не его центром. Весь парк был заполнен выдающимися скульптурами Карла Миллеса. Перед одной из них, "Человек и Пегас", они и сфотографировались. Эта фотография, к сожалению, не смогла запечатлеть того, что последовало за ней: поцелуя – самого упоительного в жизни Харальда. Он до сих пор помнил вкус губ Астрид в тот день, чувствовал овевавший их аромат пионов, которые росли прямо напротив, и тончайший, еле уловимый запах духов Астрид "Forever and ever" от Christian Dior.

Потом они ужинали в ресторане; после катались на Колесе обозрения, глядя сверху на залитый огнями Стокгольм. А потом…

Эту ночь он не забудет никогда. Она была исполнена страсти и огня, бесконечной неги и нежности, которые дарила ему Астрид.

Но куда все это делось потом – через три месяца, когда он стал собираться в Судан? Почему она вдруг охладела к нему? Или ему померещилось это?

– В чем же все-таки дело? – вырвалось у Харальда.

Астрид никогда прямо не говорила ему, что произошло. Просто их встречи стали все реже и реже… потом она вдруг засобиралась в командировку в Женеву… а когда он уехал в Дарфур, а она – в Швейцарию, то их телефонные звонки стали такими редкими и короткими по времени, что было совсем непонятно: они были когда-то любовниками или ему это только почудилось?

Харальд стиснул кулаки. Накануне отъезда из Судана он специально звонил ей. Спрашивал, сможет ли она встретить его. Приедет ли она вообще в Стокгольм. Тогда Астрид заявила, что у нее слишком много работы, что она буквально ни на день не может оторваться от своих обязанностей в миссии. Конечно, он не поверил ей. Дело было не в работе, совсем нет… Но вот теперь она здесь.

"Без нее я не поеду в Копенгаген. Вообще никуда", – сорвалось с его губ. Ему казалось, что он любил эту девушку, что в ней жила половинка его души. Ведь они были близки, им было хорошо вместе! Как и он, Астрид любила стихи Лундквиста и наизусть цитировала целые строфы из его сборника "Обнажённая жизнь". Харальд вторил ей, подхватывая. Невозможно забыть все это. Невозможно похоронить все это, объявив, что это принадлежит одному лишь прошлому.

– Что же все-таки произошло? Почему она стала избегать меня? – еле слышно вымолвил он.

Может быть, он чем-то оскорбил девушку, сам не ведая того, обидел ее? Нет, он всегда вел себя с ней предельно тактично, бережно. Иначе и быть не могло – ведь он любил ее. Что же тогда случилось? Или это были обычные женские капризы, и Астрид хотелось, чтобы он просто подольше ухаживал за ней? Женщины ведь так любят интригу, любят держать мужчин в подвешенном состоянии, "проверять" их чувства.

Лицо Харальда окаменело. В любом случае, все должно было решиться сегодня вечером. Но то, что прямо напротив его дома открылся ресторан "Копенгаген", было отличным предзнаменованием.

Харальд Хаммаршельд закрыл глаза, и сладостные видения того, что произошло несколько лет назад в "Садах Миллеса", стали вновь проноситься перед его внутренним взором.

Харальд пришел в ресторан за пятнадцать минут до назначенного времени. Осмотревшись, занял столик в уютной глубине зала, у стены, на которой висела картина, изображавшая легендарного короля Густава I Вазу. Король стоял на одной из башен замка Упсалы, который он построил, не ведая, что несколько столетий спустя этот замок превратится в одну из главных туристических достопримечательностей, и будет приносить его стране огромную прибыль, которая с лихвой окупит все немалые затраты на сооружение замка. За широкой спиной короля-строителя развевался шведский флаг – золотой крест, разделяющий на четыре части небесную синеву полотнища.

– Вы будете что-нибудь пить перед ужином? – обратился к Харальду вышколенный официант.

Харальд едва заметно усмехнулся. В Судане он практически ежедневно принимал несколько порций джина – самое лучшее профилактическое средство от буйствовавшей в тех краях малярии. Порой просто полоскал джином рот, словно водой. Если перевести на ресторанные порции, то он, наверное, напился джина на всю оставшуюся жизнь. "А вот какой-нибудь хороший коктейль был бы в самый раз", – пронеслось в голове Хаммаршельда. Он спросил официанта:

– Ваш бармен умеет делать хорошее дайкири?

– Наш бармен – кубинец, – закатил глаза официант. – Он делает дайкири по рецепту, которым восхищался сам Хемингуэй, когда жил на Кубе.

– Отлично, – кивнул Харальд.

Несколько минут спустя он уже сидел с запотевшим бокалом в руках, в котором плавали мельчайшие крошки льда и лимон. От бокала поднималось в воздух терпкое, ни с чем ни сравнимое благоухание настоящего дайкири – сдобренного к тому же щепоткой мяты, придававшей ему особенный вкус свежести. Но странно – даже этот замечательный коктейль не смог привести Харальда в благодушное настроение. Чем ближе приближалось время к девяти часам, тем большую нервозность он испытывал. Виной тому была Астрид. Что она скажет ему, как поведет себя с ним?

– Привет, – неожиданно услышал он над самым ухом.

Харальд Хаммаршельд торопливо вскочил на ноги. Погруженный в свои мысли и переживания, он даже не заметил, как она вошла в ресторан.

– Потрясающе! – только и вымолвил он, окинув ее восхищенным взглядом.

Астрид выглядела ослепительно в вечернем, льнущем к телу платье от Джона Гальяно – темно-синим, с глубоким вырезом и золотыми пуговицами . Высокий разрез открывал левую ногу едва ли не до бедра. На ней были синие изящные босоножки на высоком каблуке.

Судя по улыбающимся глазам Астрид, было видно, что комплимент ей понравился.

– Извини, что я чуть не помешал тебе там, в аэропорту…

Девушка отмахнулась:

– Не стоит вспоминать! Ты тоже не сердись на меня, Харальд: ты же знаешь, как все волнуются, когда приходится доставлять дипломатическую почту. Все-таки за ней может охотиться кто угодно, а мы, дипломаты – вовсе не профессиональные охранники. – Она чуть сжала его руку: – Извини!

Харальд почувствовал, как лед, который словно сковывал его изнутри, начал оттаивать. Астрид казалась сейчас такой близкой, такой желанной…

Но вот она опустилась на стул напротив него, и он с видимой неохотой повернулся к карте.

– Что ты предпочитаешь – рыбу или мясо?

– Рыбу, – улыбнулась девушка. – Честно говоря, я наелась мяса в Женеве. Несмотря на то, что город расположен на озере, там все почему-то предпочитают мясо.

– Тогда – выбирай. – Харальд Хаммаршельд протянул ей карту. – А я доверюсь твоему выбору.

Астрид, недолго думая, выбрала черного тунца с устричным соусом, черным рисом и белым трюфелем.

– А вот выбрать вино, – она улыбнулась, – я хотела бы предложить тебе. Все-таки вы, мужчины, лучше разбираетесь в этом.

Харальд пробежал глазами карту вин.

– Мне кажется, что к рыбе идеально подошло бы светлое бордо.

– Ты уверен? – лукаво посмотрела на него Астрид.

Харальд вздохнул:

– Знаешь, при каких обстоятельствах мне довелось попробовать это вино? Его выставил на свой день рождения один парень из французской организации "Врачи без границ", работавший вместе со мной в Дарфуре. Жара стояла – градусов сорок, а из еды он смог раздобыть только рыбу, выловленную где-то неподалеку в верховьях Нила. "Неподалеку" означало то, что примерно сто километров ее везли на грузовике по пустыне. Так вот, – со значением посмотрел на Астрид Харальд, – с этим вином даже эта рыба показалась нам вкусной.

Астрид отвернулась.

– Злишься, что меня не было рядом с тобой в Судане? – тихо произнесла она. – Но ведь я с самого начала сказала тебе, что ни за что, ни при каких обстоятельствах туда не поеду!

– Нет, я не злюсь, Астрид. Хотя, признаюсь, в самом начале мне было очень тяжело. – Он крепко сжал ее руку: – Но зато сейчас ты можешь поехать вместе со мной совсем в другое место – в Копенгаген! Ну как? – Глаза Харальда сияли, он с надеждой смотрел на девушку.

– Ваш заказ, – не вовремя прервал их официант.

Пока он ловко расставлял на столике тарелки с едой, и Харальд, и Астрид молчали. Когда же официант ушел, Астрид принялась за еду. Ловко орудуя вилкой и ножом, она, не глядя на Харальда, пробормотала:

– Значит, тебя все-таки направляют на работу в Данию… Поздравляю!

– Это все в награду за мои африканские труды. – Он пристально посмотрел на нее. – Но ты не ответила на мой вопрос. Ты хотела бы поехать со мной в Копенгаген? – Харальд Хаммаршельд улыбнулся: – Копенгаген – это не Хартум и не Дарфур.

Астрид отложила вилку, аккуратно вытерла губы краем салфетки.

– Харальд, ты же прекрасно понимаешь: дело не только в географии.

Хаммаршельд почувствовал, как в его груди нарастает неприятное жжение.

– Не только в географии? – словно робот, повторил он. – А в чем же еще?

Астрид пристально посмотрела на Харальда своими красивыми синими, как яркое небо, глазами:

– Ты считаешь, мы действительно подходим друг другу, Харальд?

– Я люблю тебя, Астрид, – вырвалось у него прежде, чем он успел подумать. – Все время, что я был в Судане, я думал о тебе, о том, как хорошо нам было вдвоем…

– Это было очень давно, – нахмурившись, перебила она.

– Давно? Для меня – совсем недавно.

– Вопрос не в месяцах и годах, Харальд, – бросила она, нервно теребя скатерть. – Дело в том, что все это осталось в прошлом. По крайней мере – для меня.

– Но не для меня, – прошептал он.

– Тем хуже для тебя. – Ее лицо помрачнело. – Почему ты не желаешь смириться с реальностью, Харальд? И принять ее такой, какая она есть?

– Потому что я не могу забыть, как целовал тебя на лужайке перед Университетом. И когда мы ехали на пароходе по заливу. И когда отдыхали в Лапландии и фотографировали стада оленей и лосей. – Он до боли сжал кулаки, – Такое не забывается, Астрид. – Он нежно коснулся ее руки: – Я хочу, чтобы ты стала моей женой – и мы вместе поехали в Копенгаген.

– Женой? – эхом откликнулась она. Казалось, она была потрясена.

– Я не успел сделать тебе предложение перед тем, как улетел в Судан. К тому же ты была… не в настроении. А сейчас я говорю тебе: я люблю тебя, Астрид. И хочу, чтобы ты стала моей женой.

Астрид Валленберг опустила глаза.

– Боюсь, что это – невозможно, Харальд. Ты только мучаешь и меня, и себя.

– Я… мучаю тебя?!

– Поезжай в Копенгаген, Харальд, – взмолилась Астрид. – Найди там себе другую. И будь счастлив. Я искренне желаю тебе счастья с другой.

– Я не смогу быть счастливым ни с кем, кроме тебя, – глухо произнес Харальд Хаммаршельд.

– Наша любовь в прошлом, Харальд, – почти простонала девушка. – Почему ты не хочешь понять? – Она с вызовом посмотрела на него. – Сколько все это продолжалось, Харальд? Всего три месяца. А потом ты уехал…

– Но я думал о тебе! Я звонил тебе!

– И ты ничего не почувствовал?

У Харальда внезапно перехватило дыхание.

– Что я должен был почувствовать? – медленно произнес он.

– Ну… что… я… что у меня… У меня появился другой мужчина, Харальд, – глухо проговорила Астрид, явно избегая смотреть ему в глаза.

Харальд Хаммаршельд побледнел.

– Ты впервые говоришь мне об этом, – тихо произнес он.

Она вдруг стукнула кулачком по столу:

– Пойми: то, что когда-то было между нами, осталось в прошлом. А сейчас я живу другой жизнью – и хочу жить только ею!

– Но почему?

– Потому что мы не подходим друг другу, Харальд. И никогда не подходили, – отрезала девушка. – Я это поняла сразу – как только ты умчался в свой Судан.

По лицу Хаммаршельда промелькнула странная усмешка:

– Значит, во всем виноват Судан?

– Судан – это как увеличительное стекло. В нем отразился твой идеализм, твое безрассудство, твое желание рисковать. Ты ведь такой, не правда ли, Харальд? Вот почему ты поехал в Судан и так долго оставался там. Тебе нравилось быть там!

– Там было очень тяжело, Астрид. И это был мой долг – оставаться там и помогать людям. Помогать несчастным жителям Дарфура. Ведь больше никто не желал и не хотел им помочь – и меньше всех их собственное правительство. – Харальд Хаммаршельд беспомощно развел руками: – Разве ты не знаешь об этом? Ты ведь работаешь в ООН, в Женеве! Неужели вы не обсуждаете эти проблемы у себя на заседаниях каждый день?

– Обсуждаем! И выделяем деньги на их решение! – Голос Астрид громко звенел. К ней уже стали невольно прислушиваться некоторые посетители ресторана "Сведенборг". – Но только работают в Судане совсем другие люди. Они работают и в Судане, и в Восточном Тиморе, и в Либерии, где который год идет гражданская война, и в Афганистане, где стреляют и взрывают мины и постоянно гибнут люди, работают в Западной Сахаре и еще в десятке мест на земле, куда бы лично я никогда и ни за что не поехала! А они – едут, потому что им там – нравится. Эти люди – такие, как ты, Харальд: они не могут жить без риска, без опасностей. У некоторых из них есть семьи, у некоторых семей нет, но их объединяет одно: на свои семьи им, в принципе, глубоко наплевать. Их интересуют только опасности и только тот адреналин, который они получают, встречая их.

– Впервые слышу о такой теории… – Харальд просто оторопел.

– Очень жаль! Значит, ты просто никогда не изучал – или просто не хотел изучать историю. Ведь и в прошлом постоянно появлялись такие люди. Те, которым не сиделось дома, и которых тянуло в дальние края – особенно туда, где было опасно, где было нестабильно, где проливалась кровь. Викинги, крестоносцы, конкистадоры, пираты – все это была одна и та же порода людей. У них было множество лиц и профессий, но одно нутро. То, которое есть у тебя. То, которое не позволит создать с тобой нормальную семью. Потому что тебя постоянно будет тянуть куда-то. Туда, где стреляют, где опасно, где лихорадка, где чума, где не знаю еще что… Ты не способен к стабильной жизни, Харальд, и это надо признать. А я – другая. – Она вымученно улыбнулась. – Поэтому нам лучше всего расстаться. Это фактически и произошло. А теперь, когда ты поедешь в Копенгаген…

– Сейчас я, наверное, уже никуда не поеду, – глухо перебил он ее.

– Ты сумасшедший, Харальд, – протянула Астрид. – Сумасшедший. Кому-то это, может быть, и нравится. Но мне – нет.

Харальд посмотрел на нее, потом перевел взгляд на черного тунца с устричным соусом и белым трюфелем. Каким же он был идиотом, пригласив ее в этот ресторан, рассказывая ей о своей любви! Но, наверное, так поступают все мужчины. Им невозможно поверить, что женщины, в которых они страстно влюблены, совершенно не любят их.