Он даже успел взять в руки бутылку, взболтал ее по привычке, пробку отвинтил… Но зудящее раздражение искало выход. И Игорь прекрасно знал, где его можно найти.

Комнату с новой жиличкой искать не пришлось долго: в полутемном сумраке коридора только из-под одной двери выбивался свет. Уже почти повернув ручку, он притормозил, прислушался. Из-за толстого дерева доносились какие-то звуки, но разобрать их было невозможно, как ни старался.

Еще больше разозлясь на то, что вынужден, словно вор, подслушивать в своем собственном доме, Суворов резко дернул дверь на себя и почти влетел в комнату. На полшаге остановился, чтобы не пришло никому в голову, что он торопился.

И, конечно же, перед ним открылась картина маслом…

– Мдаааа… Сладко до того, что аж зубы сводит… Идиллия, мать твою…, – протянул обманчиво спокойно, раздумывая, как на все это реагировать… – Света, какого хрена ты здесь делаешь? Тебе в доме заняться нечем?!

Последнюю фразу он уже рявкнул, на выдохе. И с удовлетворением наблюдал, как Светка подпрыгнула, оторвав глаза от книги. А тощее, облезлое, хреново подстриженное недоразумение, которое он сам приволок в дом, затравленно забилось под одеяло. Белоснежно-кипенное, между прочим, его одеяло. На котором заскорузлые, обветренные руки с цыпками смотрелись безобразно.

Девчонка, поймав его взгляд (только глаза из-под края и торчали), стыдливо поджала пальцы и тоже спрятала их под белье. Только темные гляделки зыркнули обиженно и с вызовом. "Надо же… а мы еще и с характером… нужно будет запомнить". Мысль улеглась рядом с другими, таким же полезными. Но еще больше разозлиться не помешала.

– Игорь, ты что, с ума сошел? Время – десять вечера. Я уже отдыхаю. И сама решаю, где и как это делать. – Светка быстро пришла в себя (привычка – дело полезное) . Но в этот раз – лучше бы она молчала.

– Не в моем доме. И не в этой комнате! Я тебе не плачу за услуги сиделки для посторонних. Что здесь, вообще, происходит? – Дураком он не был никогда. И все прекрасно понял. Но сейчас необходимо было наезжать и выяснять. И для настроения, и для дела.

– Игорь, девочка болеет. Температура постоянно скачет. Я рядом нахожусь, чтобы дать лекарства, если будет нужно…

– Интересно, а что бы она делала, если осталась вчера под забором? Или в обезьяннике? Кто бы там над ней вот так трясся?

– Ну, ты же ее там не оставил. А теперь – тем более, неправильно будет не помочь…

– Конечно, трупы мне в доме ни к чему. Но, боюсь, она и без твоего надзора вполне обойдется… Раньше ведь как-то жила?

Родственница лишь растерянно хлопала глазами. Видимо, день такой был, все ими хлопали, как сговорились. Благо, что по очереди.

– Мне уже получше стало. Я сейчас уйду. – Голос, сиплый, неприятный – будто наждак по стеклу – заставил вздрогнуть уже Игоря. Слишком неожиданно раздался. Суворов, если честно, вообще не ждал, что девчонка рискнет высунуться. Снова ошибся. И это еще больше разозлило.

– Куда это, интересно? – Снизошел до вопроса, после долгого разглядывания виновницы всех его несчастий.

– Куда-нибудь. Я же вам мешаю Не хочу мешать. Я заболела … не специально. – Слова из ее горла выбирались с трудом. С хрипами, паузами, почти сбиваясь на неслышный шепот. Но – договорила. Настырная.

– Ты пойдешь, когда я это разрешу. – Отрезал и отвернулся, не считая более нужным что-то пояснять

– Но вам же не нравится, что я здесь нахожусь… – Похоже, характер, похоже, у девицы был еще похлеще, чем Игорь подумал сначала. И это делало историю намного забавнее…

Простым рыканьем и грозным взглядом с ней не управиться. Этот вывод, с одной стороны, вызвал раздражение, а с другой – спортивный азарт. Подчинять непокорных интереснее, чем просто прижать к ногтю очередное ничтожество. Деваха уже попыталась показать, что к последней категории не относится… Что ж, это сулило какое-то количество дней впереди, не омраченных вечной скукой и разочарованием.

– Значит так, девочка. Запомни. Раз и навсегда. Ты вчера обещала делать все, что я скажу. – Выдержал долгую, внушительную паузу. – Было такое?

– Было… – Насупленные в характере брови девчонки сошлись еще ближе к переносице. Глаза опустились к полу.

– Сейчас появились возражения? Что-то изменилось?

– Нет.

– Вот и помни об этом. Делаешь то, что я скажу, тогда, когда я скажу, и ни шагу в сторону. Или нам обоим придется пожалеть о том, что ты оказалась в моем доме.

Снова пауза. В которой слышно было только надсадное хрипение из больного детского горла, да тихое "ох" Светланы, приглушенное рукой.

– Не слышу ответа…

– Вы же мне отвечать не приказывали. – Ой, как много сжатого пружиной возмущения прозвучало… На фоне показного смирения, изображенного лицом… У Игоря просто зазудело все внутри от предвкушения. Таких вот строптивых приручать – одно удовольствие…

– Молодец. Понятливая. Отвечай на вопрос.

– Я буду делать то, что вы скажете и тогда, когда скажете. Никаких шагов в сторону. – Фразы прозвучали серо и уныло. Притворяться девчонка умела не хуже, чем сверкать горящими глазами.

– Договорились. – Он обернулся к сестре. – Пойдем, Свет. Дела еще есть…

– А можно спросить? – Пришлось поворачиваться обратно. С проскользнувшим в душе любопытством.

– Можно. Слушаю.

– Мне вообще на все разрешение нужно получать? По каждой мелочи? – Пока он хмурился недоуменно, девчонка затараторила (откуда только силы взялись?) , – Вы не подумайте, я вам очень-очень сильно благодарна, я не сволочь какая-нибудь бессовестная! Я просто понять хочу, как надо делать, чтобы вы не сердились! Вы на меня не ругайтесь, пожалуйста!

Умоляющий взгляд, на этот раз, говорил то же самое, что и сухие, потрескавшиеся губы. Хотелось поверить. И Игорь решил, что на этот раз можно. Смягчился немного.

Подошел ближе, внимательно рассматривая тонкую шею, костлявые плечи, светящие худобой даже сквозь пижаму, длинные, ломкие, несуразные руки…

– Тебе лет-то сколько?

– Скоро восемнадцать… – А глаза скакнули в сторону…

– Еще одно правило: врать не вздумай даже. Я твои мысли читать смогу, если понадобится!

Она сглотнула, снова потупилась, и кивнула молча, признавая поражение.

– Так сколько?

– Шестнадцать… Будет… В январе.

Трендец. Все гораздо хуже, чем ему казалось вначале…

Он поймал взгляд Светланы, очень выразительный, напоминающий про упрек в педофилии… Самое поганое, что детей он никогда не любил, ни в каком ракурсе.

Здравый смысл подсказывал, что затея с этой оборванкой была неудачной, с самого первого момента. С того самого, когда Игорь остановился на заправке… Но азарт! Зудящее чувство, давно уже не испытываемое, нетерпения и предвкушения проснулось и начало потихоньку занимать место в душе. Одно дело – менять привычки, повадки, сознание и поведение взрослого, зрелого человека, уже закостенелого и самоуверенного. И совсем другое – лепить из мягкой глины детской неокрепшей души. Он еще ничего не обдумал, как следует, а ожидаемое удовольствие уже щекотало нервы.

Но, все же, как некстати ему свалилось на голову это несовершеннолетнее недоразумение! Еще и женского пола. Больное и хилое. Одно утешало – характер в девчонке уже проглядывал недетский. Что угодно его ожидало, но только не скука.

– Паспорт есть уже? – Понял, что слишком задумался, пауза становилась слишком длинной.

– Есть.

– Где он? Давай сюда. – И руку протянул навстречу, ожидая немедленной реакции.

– Нету…

– Не понял. Я же сказал – не врать!

– Я не вру. Просто… У директора интерната. В сейфе. Я получила его, расписалась и сразу отдала… – У девчонки, похоже, силы заканчивались. Слишком грустно и вяло оправдывалась. Даже искры возмущения не проскочило.

– Хреново. Новый делать будет дорого и сложно…

– А его обязательно делать ? Я же столько времени без него жила…

– И как тебе, понравилось шляться по обочинам и забегаловкам?

– Нет.

– А как ты планируешь среди нормальных людей обитать, без документов?

Растерянный взгляд и молчание, тяжкий вздох и надсадный кашель – весьма красноречивый ответ.

– А как тебя зовут, кстати? – Обалдел и сам, когда понял, что ни разу не поинтересовался именем своей новой подопечной. Сутки почти продержал в своем доме неизвестно кого. Между прочим, грехов-то на дамочке могло повиснуть немало, несмотря на юный возраст.

– Женя.

– Даааа… Родители,. конечно, твои постарались, чтобы сделать существо среднего пола. Даже имя подобрали под стать внешности… – Был уверен, что комментарий по душе девчонке не придется. Но зачем врать-то, если она, и вправду, бесполая?

– Меня в честь бабушки так назвали. Евгения – хорошее имя!

– Ага. Евгений – тоже неплохое. – Отрезал и закрыл тему. – Отчество, фамилия?

– Евгеньевна. Сидорова.

– Охренеть. Они что у тебя, совсем дурные? Или без фантазии?

– Игорь, зачем ты так? – Светка не выдержала, вмешалась, встала на защиту…

– За надом! Не лезь. – Отмахнулся, даже не взглянув на сестру. – А ты не дрейфь. Что-нибудь другое тебе придумаем, благозвучное. А тот паспорт пусть дальше валяется в сейфе. Тебе он не понадобится больше.

– А как же…

Он знал, что девчонка будет противиться, поэтому оборвал фразу в самом начале:

– Никак. Пусть ищут тебя дальше. Будешь числиться пропавшей без вести, пока тело не найдут. Или нужно устроить, чтобы сразу из списка живых исключили?

– Но… Как же… Маме же сообщат… Она же…

Тут уже Игорь не выдержал. Присел на край кровати.

– Ты к маме хочешь, обратно?

В ответ – тишина. Странная. Но с этим лучше позже разобраться.

– Если хочешь – собирай манатки и сваливай. Мне твои сопли и проблемы ни к чему. Только, сдается, там тебя сильно никто не ждет, иначе не шаталась бы по ночам, где попало. Так? Или ошибаюсь?

– Так.

– Вот и молодец. Евгения. Имя, так и быть, оставим. Сложно отучать будет и привыкать к новому. Или тоже другое хочешь?

Девчонку, видимо, сбил с толку этот нежданный интерес к ее мнению. И она лишь молча помотала головой, отрицая.

– Значит, решили. Со всем остальным разберемся завтра.

На этом его визит к новоявленной подопечной завершился.

Суворов ушел из ее комнаты и Светлану забрал с собой.

Та начала возмущенно выговаривать сразу же, как только дверь закрылась:

– Игорь! Ну, разве так можно с подростком? У нее и так жизнь сложная, и комплексов масса, и еще болеет! Зачем так резко и жестоко ребенку говорить гадости про имя, про родителей?! Она же совсем замкнется и потеряется!

– Свет… – Он уже устал злиться, спорить, обдумывать слова, эмоции, действия… – Ты ее удочерять собралась? Создавать тепличные условия, семью , одарять теплом и любовью?

– Нет. А разве это обязательно?

– А на хрена, тогда, приучать ее к хорошему? Чтобы расслабилась, размякла, а мы ей потом пинка под зад и на улицу?! От этого кому лучше будет, кроме тебя, такой добренькой? Молчишь? Не думала об этом? Вот и помалкивай дальше. Я знаю, что делаю и зачем. И эмоции мне, между прочим, нормально рассуждать не мешают, как некоторым…

– Интересно, Суворов, а ты был, вообще, когда-нибудь нормальным человеком?

Вопрос риторический, и оба об этом знали.