Цитаты из книги «Женщина с Марса. Искусство жить собой»

Стыд — средство управления не только ребенком, но и обществом. Еще с Адама и Евы, которые получили за любопытство чувство стыда, всевозможные институты внедряют стыд, как способ держать в узде свободную личность. Этакая колючая проволока под напряжением, которая шарахает тебя гадким чувством каждый раз, когда ты нарушаешь норму. Как и любое лекарство, в капле лечит, в лошадиной дозе становится ядом. Мы все плаваем в безразмерном количестве стыда буквально за все. И отказ стыдиться — чуть ли не смертный грех. Если ветром женщине задерет юбку, она застыдится и одернет ее — и будет прощена. Если женщина посмеет выйти без юбки, то станет бесстыдницей. Общество зорко блюдет эту неизбежность стыда, и наказывает тех, кто смеет не стыдиться.

«Как тебе не стыдно!» — восклицает родитель, не умеющий по-иному повлиять на ребенка. «Стыдно должно быть!» получает ребенок с самых ранних ошибок. Стыд не является врожденным, а исключительно приобретенным состоянием. Он формируется, когда в качестве реакции на себя маленький человек сталкивается с нелюбовью, презрением, разочарованием, отвержением. Это неприятнейшее осознание собственной низости, неадекватности, негодности — единственный вывод, который может сделать ребенок, когда родители отвергают его за то, какой он есть. Он же не может изменить себя — вдруг стать взрослым, умным, аккуратным, он не может изменить то, что уже случилось: не может обратно вплюнуть выплюнутое пюре, стереть из воздуха слова «бабушка плохо пахнет», распотерять игрушку или склеить порванную одежду. Вместо того чтобы объяснить ребенку произошедшее, объяснить ему, почему это случилось («Ты просто не знал, что так не нужно говорить»), одновременно сказав ему, что это нормально, такое случается, с ним все в порядке (то есть «попустительствовать» и «потакать» в терминах подавляющего воспитания), его наказывают отвержением, презрением, стыдят.

Мы живем в культуре стыда. Мы в нем плаваем, тонем, им пропитаны наши волосы и слова, пахнет наше дыхание. Мы стыдим и стыдимся почти всего: детскости, открытости, наивности, искренности, смелости, ума, успеха, неуспеха, болезней, счастья, несчастья, тела, мыслей, себя…

Будьте и смейте. В любой день.

Наше общество спешно ищет хоть какие-то системы оценки и наступает на те же грабли. «Брак должен строиться на любви и верности» разбивается о то, что любовью может называться и абьюзивная созависимость. «Брак должен строиться на равноценном партнерстве» — и тут же оказывается, что какое-то количество неосчастливленных совершенно его не желают в том виде, в котором его рекомендует идеология. Запрет разводов ведет к росту насилия. Свобода разводов — к росту числа более уязвимых семей с одним родителем. Высокая социальная мобильность и «общество возможностей» позволяют вырваться из своего класса и одновременно делают несчастными всех тех, кто не вырвался. Низкая социальная мобильность делает несчастными тех, кто хочет большего, и более счастливыми тех, кому вполне нормально и гордо оставаться в десятом поколении плотников и не страдать, что не вывел сына в университет. Императив «не задеть ничьи чувства» ограничивает свободу слова. Свобода слова задевает чувства.

В современном мире уважающая себя женщина должна стыдливо объяснять, почему она пользуется декоративной косметикой, сделала грудь и, не-дай-бог, получает удовольствие от доминирующего мужчины в сексе. С какого бы полюса ни доносились обвинения, женщину по-прежнему инструктируют, как правильно жить и себя уважать.

Мне не не-больно, но боль имеет другое значение для меня, я могу ее трансформировать в топливо в моих главных смыслах, видеть ее с благодарностью, как указатель на пути, как родовую боль. Боль «не сбылось» говорит мне о том, что я могу мечтать, а это огромная сила. Я погружаюсь в то, что именно не сбылось, и вижу лучшее в себе. То, о чем я мечтаю, говорит обо мне, о моих ценностях. Это — мое богатство: мечты о близости, искренности, верности, свободе, взаимности. О том, что в дороге к этим ценностям отношения могут разбиваться, потому что на меньшее я не согласна. И я хочу так жить, не соглашаясь на меньшее, на обертку, на суррогат. Боль «как он мог, ведь я для него…» говорит мне о границах, о характере, о силе. Я могла, а он нет. Я видела, а он нет. Я говорила, а он нет. Я доверяла, а он нет. Я любила, а он нет. Мы сделали каждый свой выбор: он — сбежать, предать, смолчать, соврать. А я — нет. Боль «почему терпела», «почему верила», «почему ждала», «чего такая наивная» это боль уязвленной гордости, это слова критика внутри. Та наша часть, которая не уходит, детская часть. Она верит, надеется, пытается подстроиться и не может уйти от того, кого любит, как не может этого сделать ребенок. И это та же самая часть, которая умеет любить, творить, верить, создавать лучшее в жизни, которая способна на бескорыстность, нежность, игру, танец, смех и честность. Лучшая наша часть, честно говоря. Когда мы ранены ситуацией, есть большой соблазн закритиковать и загнобить ее презрительными эпитетами вроде «как маленькая», «фу, слабачка», «ну и дура», «наивная, детский сад». Получится разуверившийся, полный горечи, обозлившийся взрослый с презрительно скривленным лицом. В мире таких полно. Оберечь эту часть, как ребенка, девочку, которой разбили сердце, без «а о чем ты сама-то думала» — это моя задача. Иначе не останется внутри ничего, из чего можно снова любить. Боль «может, я могла бы» — могла бы лучше, больше потерпеть, подстроиться, сделать вид, что не заметила, переждать. Может быть, а может, было бы хуже. Настанет время, и я сяду и пересмотрю эти уроки, когда у меня будут ресурсы, когда я смогу быть объективнее. Эту боль пока в ящичек, на полочку, «я подумаю об этом завтра». Аналитик в нас должен быть спокоен и не ангажирован. Пока пожар, он мешается под ногами пожарных. Боль «за что мне это», «почему со мной» может стать токсичной, если уводить ее в вину. За что соседний подросток облапошил малыша и отобрал у него карманные деньги? За что хам в автобусе рявкнул гадость вслед? Ни за что. «За что?» может стать топливом, если переформатировать в «Зачем мне это?». Чему я научусь? В чем изменюсь? Какой выбор сейчас сделаю? Во что трансформируется во мне этот опыт: в горечь и злобу или в смысл и силу? «Зачем?» — это про ответственность за себя, всю себя: с ядовитым критиком и прекрасным ребенком, с раненым подростком и заботливым взрослым внутри. Кого из них мы кормим? Кого слушаем? Кого затыкаем? Кого бережем?

В мире бизнеса различают два основных подхода к созданию чего-то нового: 1. Подход классический, предписывающий. Желаемый результат ⇒ Спецификации ⇒ План ⇒ Реализация. Рецепт торта. План дома. Инструкция к сборке шкафа. Выкройка платья. Данный подход подразумевает, что мы точно знаем, какой хотим результат, и точно знаем, как его достичь. 2. Подход гибкий, Agile, подстраивающийся. Гипотеза ⇒ Проверка ⇒ Фидбэк ⇒ Изменение гипотезы. Создание нового блюда. Стартапы. Любые инновации. Искусство. Как это применимо к отношениям? Ну вот так, например: «Я хочу вырастить ребенка, который поступит в Оксфорд», или «Я хочу вырастить ребенка, который будет уметь жить, какую бы жизнь он ни выбрал»; «Я хочу мужа, двоих детей, дом в пригороде и отдых на озерах» или «Я хочу отношения, в которых будет близость, взаимоподдержка и уважение друг к другу». Второе никак не отрицает ни Оксфорд, ни двоих детей, ни дом в пригороде — они вполне могут появиться, но могут и не случиться. Я готова к признанию того, что могу точно не знать, чего хочу в виде результата, но знаю свой принцип и следую ему. Отношения — не торт, не платье из журнала и даже не Tesla. Как все новое и живое, их очень сложно строить с целями и планами, хотя бы потому, что мы реально не всегда знаем, чего хотим на самом деле, и потому, что мы меняемся. Расхожая фраза «Будьте осторожны в своих желаниях» — именно об этом. «Я просто мечтала наконец полежать и сломала ногу». «Я загадала избавиться от противного начальника, в результате меня уволили». «Я хотела выйти замуж за богатого, теперь не могу вырваться из абьюза». Очень полезно, оказывается, не знать, чего ты хочешь. Не бегать по окружающим с круглой выкройкой, примеряя ее на квадратные головы, снова и снова обнаруживая, что не проходит, — а брать свалившуюся на тебя квадратную голову и выяснять, чего же там в ней понапихано, в квадратной. Это сравнимо с ребенком, который приходит в мой мир, вот такой, какой есть, и можно долго пытаться обтесывать его под себя, а можно принимать и узнавать. Это сравнимо с эмиграцией и отсутствием собственного устава, но пытливым медленным узнаванием чужого монастыря. Это сравнимо с родами, когда вместо того, чтобы знать, как надо, ты веришь, что тело знает само, и отдаешь ему руль.

Мы составляем свой списочек требований исходя из существующей картины мира, собственного опыта, идеалов, убеждений, детских мечт и всего такого. Ставим галочки.

Мы притягиваемся к своим травмам. Отсутствующий отец, отвергающая мать, высмеявшая первая любовь, контролирующий бывший муж — оставляют в нас травмы, будто поломки в восприятии реальности. Это подобно страху темноты, тошноте от капусты, которую насильно пихали в рот, мурашкам страха от подъезда, где напали, холоду внутри от повышения голоса — мы буквально проваливаемся, сталкиваясь с похожими на наши травмы. Теряем уверенность, разум, адекватную оценку реальности. Психологические травмы как смещение костей. Наша психика их стремится выровнять, срастить. Наша психика ведет нас в такие же ситуации снова и снова, пока внутренняя эмоциональная кость не срастется. Поэтому при притяжении к партнерам, которые создадут травмирующую нас ситуацию, возникают эти «люблюнимагу», 10/10, «я как будто его всю жизнь знала»: мы как нарочно подбираем тех, кто случайно жмет на самые больные кнопки. Подсознательно надеясь, что в этот раз будет не так, и урок будет пройден, и мы наконец станем целыми, срастемся внутри во всех наших переломах. Мы встречаемся и неизбежно притягиваемся, и начинается этот долгий танец созависимости: мы долго будем мучить друг друга, пока в конце концов не разбежимся. Но есть еще один вариант, редкий, но самый лучший. Когда оба одинаково хорошо осознают свои травмы. И оба выше их. И оба хотят излечиться сильнее, чем удержать ускользающее «люблюнимагу». Когда оба могут прийти друг к другу с картами своих минных полей и сговориться против травм и ради друг друга. Обменяться этими картами. Рассказать, как взрослые: «У меня здесь травма. Когда ты делаешь так, я реагирую неадекватно. Пожалуйста, помоги мне это прожить». И тогда у них есть шанс не только излечиться вернее, чем с помощью терапии, но и построить самые лучшие и близкие отношения в мире.