Марийка
Не! Вы посмотрите! Ржет до коликов в животе!
Ну?
Ну ты! Блин!
Я тебе что-нибудь в чай подсыплю!
Чтоб и правда колики!
Ах, черт!
Не подсыплю! Ты же мой чай пить отказываешься!
Ну, Андрюха, ну держись!
– А что тут такого?! – гордо вскидываю подбородок. – У меня и бабка и прабабка этим промышляли! Сколько я помню, всегда к нам соседки бегали: то мужик запил, то скотина не доится! Раньше бабули травы намешивали, а теперь вот я, – гордо выпячиваю свою грудь и…
Неожиданно для себя добиваюсь желаемого результата.
Никитич замолкает.
Не то, чтобы пораженный услышанным. Просто на бюст мой пялится, сволочь такая!
– Андрей! – запахиваю платок, думая, что надо срочно переодеться. – Я тебе безумно благодарна, и если у тебя вдруг что случится, я всегда готова…
– Если у меня кто запьет? – хмыкает Соколовский. – Или кто доиться не захочет? – и опять ржет.
– Так, все, хватит!
У меня нервы сдают после такого утра!
Сейчас сама себе буду чай наводить. Успокоительный.
– Ну хватит, так хватит, – кряхтя встает Андрей. – Поеду я… Для рыбалки все равно уже поздно.
– Поедешь? – хмурюсь.
– Поеду, – кривится, хотя вроде как хотел улыбнуться. – Я в городе живу. Бывай, баб Маня! – вскидывает руку. – Увидимся…
Андрей уходит, подхватив два здоровых мусорных мешка.
Просто уходит, словно и не случилось ничего!
Словно и не вырывал он мне сердце двадцать лет назад, словно и не предавал, словно и не исчезал из моей жизни, когда я так его ждала, словно и не разгребал опарышей на моей кухне!
Стою, удивленная и удрученная.
Андрей.
Андрюшка.
Андрейка!
Андрейка и Марийка. Бабушки нас так окликали. Он дружил с моим старшим братом. Я с ними водилась… Вроде как сначала хвостом, а потом… А потом неизвестно, кто хвостом был, я или Митька!
Мы с Андреем были парой. Все считали, что поженимся! Бабушка моя так говорила: “Вот посмотришь! Только он тебе мужем будет!”
Ошиблась, старая ведьма.
Никогда не ошибалась, а тут ошиблась.
Я медленно оседаю на стул, придвигаю к себе чайник с отваром, который готовила для Андрея, и горько-горько всхлипываю.
.
Никитич
Боже, ну что жизнь с людьми делает?
Была же нормальная девчонка! Училась на пятерки, волосы в косичку заплетала, а теперь!
Нате вам…
Ведьма баба Маня!
Какая ж она баба Маня, если она на два года младше меня?
Я в армию уходил, мне восемнадцать было, а ей шестнадцать.
Это и подкачало.
Девчонка свободы еще не нюхала при мне.
А тут…
Я где-то в гарнизонах, а она… Поступать уехала. Большой город, новая жизнь, вседозволенность…
Эх!
Дело-то давнее, только почему-то до сих пор в желудке что-то скручивается, и во рту горько!
Наверное, правда, надо позавтракать!
А то ж я только вот с термосом!
Раздраженно подхватываю свой рюкзак, иду к избе.
Бабкин дом достался мне недавно…
Я же не прямой наследник. Отец мой давно погиб. На службе. Мать второй раз замужем, далеко на Сахалине… А после смерти бабки дом на моем дяде был.
Он ему был не нужен, разваливался постепенно.
А у меня душа разрывалась, когда я в эти края случайно заруливал.
Вот только в прошлом году решился! Нашел дядьку и предложил дом выкупить.
Тот аж удивился, дескать, чего ж ты раньше не спросил.
В общем, дом мне достался почти даром. Точнее, то, что от него осталось. А я вот теперь мечтаю восстановить.
Проще всего заказать готовый из бруса, но я хочу, чтобы как у бабули было. Чтобы как в детстве… Широкая веранда с цветным остеклением, чтобы запах сирени под окном и летний душ, и Митька с Марийкой…
С Марийкой…
Черт!
Я уже думал, забыл ее.
Я же даже женился! Долго, конечно, бобылем ходил. Все службой отговаривался. Но к тридцатнику все-таки дал себя окольцевать.
Я тогда уже получил звание лучшего следователя центрального района и уволился из органов, чуть не подравшись с начальником.
Нужно было пойти на сделку с подозреваемым… А точнее с совестью. Я не смог, а начальник смог. Сел потом, правда, но это другая история.
В общем, к тридцати двум я уволился, женился, развелся и переехал. Хорошо, жена детей не просила. Никого несчастным не оставил. У бывшей-то сейчас все путем.
Да и у меня неплохо. Очень солидная работа начальника службы безопасности крупного холдинга, квартира в столице, вот бабулин дом и… И Марийка!
Черт!
От этой мысли и горько, и сладко одновременно!
Мужика-то в доме нет!
Даже намека на мужика нет.
Уж я своим профессиональным глазом и обувную полку, и кладовку просмотрел. Ни одного следа присутствия мужчины в доме!
Значит, – в животе что-то радостно ухнуло, – у меня снова есть Марийка!
.
Марийка
Стою посреди своей кухни и не знаю, куда деваться.
Планов на день было громадье, а я словно окаменела.
Вот что это сегодня было?
И не надо мне про чертовщину и нечистого!
Деревня может думать все, что хочет, я прекрасно знаю, что делаю! Ни к каким потусторонним силам это не имеет ни малейшего отношения.
Тогда откуда в моей кухне опарыши?
Как?
Подвал?
Канализация?
Кто-то зашел ночью?
Ежусь, обхватываю себя руками и понимаю, что мне… Ну не то, чтобы страшно. Мне, скорее, немного неуютно!
А почему ножи летали?
Подхожу к стене, несмело трогаю посуду и тут…
Марийка
– Баб Мань, баб Мань! – кричит со двора детский голос.
Ох, божечки!
Как же я вздрагивала по первости, когда эту “баб Маню” слышала!
Но в деревне оно как? Платок на голову повязал – уже бабка! А для этого постреленка шести лет отроду я тридцатишестилетняя так и вовсе ископаемое!
Ну и профессия, конечно, обязывает.
Кто пойдет свои беды рассказывать к Марийке – Пустельге? А вот к баб Мане посоветоваться, да пожалиться идут.
В общем, я смирилась и стала отзываться.
Распахиваю дверь, выглядываю на крыльцо:
– Чего тебе? – стараюсь казаться приветливой, хотя никого не хочется видеть. Совсем никого.
– Деда Витю ревматизм прихватил! Мази твоей просит! Той, волшебной!
Волшебной, значит?!
Морщусь.
Я как раз сегодня в город в аптеку собиралась!
Потому что жир с горчицей помогает примерно так же, как и водочный компресс… Ну то есть почти никак. А вот введенные в правильной пропорции лекарства вполне себе могут облегчить боль в суставах старика.
Уж пропорции я соблюсти смогу! Зря я что ли шесть лет на провизора училась?
Только вот запасы у меня подистощились.
Осень. Утомленные тяжелой работой деревенские спины начали ныть то на дождь, то на ветер. Все и ушло быстрее, чем я рассчитывала.
– Скажи дед Вите, что к вечеру принесу мазь, – отмахиваюсь от мальчишки. – Солнце мне закатное нужно, – добавляю, чтобы не начали нудно упрашивать.
Деревенские. Они могут. Когда спины болят, то любого достанут.
Выпроваживаю соседского внука, еще раз обхожу дом.
Старенький, казавшийся мне таким уютным, сейчас он пугает.
В каждом углу мне что-то шевелится и пытается взлететь…
Фу!
Да как же хорошо, что мне в город надо!
Развеюсь, отвлекусь. И себе что-нибудь для нервов куплю.
Запираю избу. Ключ по привычке кладу под притолоку и ухожу в сторону автобусной остановки.
Дома тут закрываются чисто символически. Скорее, для вида, чем для порядка. Деревня. Все свои. Поколениями соседствуют.
Автобус приходится ждать недолго.
Отстал от расписания на каких-то двадцать минут. Или поспешил. Тогда на сорок. Не важно, уехала я быстро!
Дорога, сначала грунтовка, потом асфальтированная, залихватски петляла вокруг полей и наделов, ясно давая понять, что было людям главнее сорок лет назад.
Еще пару витков и мы замираем на светофоре.
Там пост ДПС и город.
От скуки принимаюсь рассматривать стоящие рядом машины и их водителей и вдруг замечаю черный очень солидный внедорожник! Очень.
Я жила в городе. Я знаю, что на таких простые люди не ездят.
Здоровенная машина медленно подтягивается к стоп-линии, равняется с нами, показывая лицо водителя, и у меня сердце ухает куда-то под желудок!
Ох!
Андрей!
Андрейка!
А я тебя… А ты… А в речке…
Мне вдруг становится стыдно и очень горько.
В этот момент я ясно понимаю, что мы с ним не ровня.
Что Андрейка и Марийка остались в очень далеком детстве.
.
Андрей
Не дают мне эти опарыши покоя!
Их же в таком количестве просто так не купишь!
Крупный рыболовный магазин их заказывает контейнера три на неделю. А я с Марийкиной избы шесть ведер набрал! Шесть ведер! Это где вообще столько купить можно?
Окидываю взглядом магазинчики при въезде в город…
Хозтовары, цветы, “Розовое и белое”… А! Вот! Все для рыбалки!
– Здаров, мужики! – широко улыбаюсь скучающим продавцам. – Опарыши есть?
– Белые или цветные? – нехотя поднимается один из трех.
– Цветные? Это от заморских мух что ли?
Мужик шутку юмора мою пропускает мимо ушей и молча ставит на стол две банки миллилитров по сто.
– Белый – тридцать рублей, крашенный – пятьдесят.
– О! А сколько всего есть? – делаю лицо крайне заинтересованное и при этом не очень умное. – А то мы с мужиками хотим на лодках выйти в следующие выходные.
– На лодках это тебе лучше блесну взять, – тянет другой продавец.
А тот, что показывал мне опарышей, обрывает его убийственным взглядом.
– Всего в магазин заказываю по пять банок, но под заказ могу привезти сколько скажешь, – гордо хмыкает он. – Хоть ведро.
– А! Понятно! – улыбаюсь. – Ну я подумаю.
– Телефончик возьми, – протягивает мне самодельную визитку тот, что заговорил про блесну.
– Ага, – лучезарно улыбаюсь, салютую. – Ну, бывайте…
Дверь за мной закрывается с противным скрипом…
Ведро.
Мужик мне гордо пообещал ведро.
Причем явно для него это объем фантастический, нереальный.
А я сегодня утром в реку выкинул шесть…
Откуда ж их притащили?
Дело-то не легкое.
Явно на машине везли.
У кого в деревне есть машина?
А!
Черт!
Да разве ж меня об этом просили?
Какого черта я тут уже чуть ли не план расследования составляю?
Меня в реке искупали, потом по хребту отходили, да еще и наорали, что я в чаях ничего не понимаю…
Да гори оно все синим пламенем!
И ничего больше не сделаю!
И не поеду туда!
И не скажу ей ничего!
Сажусь в свой внедорожник, раздраженно хлопаю дверью, оглядываюсь…
Машина должна была быть своя. В чужой или в такси такое не увезешь.
Своя! Или, как вариант, служебная!
Довольно хмыкаю, завожусь и трогаюсь в путь.
Вот светофор и там на объездную. Домой. В Москву. В душную квартирку с окнами на шумную улицу…
А какой восход был на реке!
.
Марийка
В городе проторчала сколько могла.
И пообедала, и на набережную сходила.
Когда-то я любила тут гулять, а сейчас вот смотрю и думаю: и что за прелесть – берег реки в дерево забирать! Будто край бассейна, а не речка. Вроде как и не природой сделано.
Но удобно, конечно. И чисто.
С колясками гулять хорошо.
Последняя мысль особенно ранит, и я понимаю, что торчать тут уже нет смысла. Перестал мне нравиться город.
Иду до автостанции, сажусь на автобус в свою сторону.
Наш, деревенский, должен быть только через час, но можно сесть на проходной. Там с трассы дойти-то всего ничего – километра два.
Вот и потряслась в обратную дорогу.
Солнце как раз клонится к закату, и я с усмешкой думаю, что как внуку дед Витиному обещала, на заходящем солнце мазь мешать и буду.
Деревню я люблю.
За тишину, за простор, за то, что все заняты. Никому до тебя дела нет.
Наверное.
Кажется.
Только.
Мне померещилось, или Мирониха мне вслед как-то странно смотрит?
А Егоровна вот косится да шепчет что-то. Того и гляди, сейчас креститься начнет. Ой… И правда крестится!
А Лидка-продавщица глазами вперилась, подбоченилась, будто драться собралась!
– Мань, ты далече ездила?
Ни тебе привет, ни здравствуй.
Та самая Лидка допрос устроила.
– А что, я тебе докладывать должна? – отвечаю ей ее же тоном.
– Мань, ты нам в деревне тут не чуди! – идет в наступление Лидка.
– Что значит “вам”? – вскидываю подбородок. – Я тут живу так же, как и вы!
– Так и живи! А не мертвечину разводи?
– Что? – у меня аж сама собой челюсть упала.
– Что слышала! – и Лидка, гордо развернувшись, удалилась на крыльцо своего магазина.
Мертвечину?
Это она про…
Про…
Опарыши!
Ах ты ж, Андрейка!
Ах ты ж….
Так вот чего ты задержался!
Ты пошел с деревенскими языками почесать!
Я ж сказала!
Я ж просила!
Ну кто еще, если не он?
Никто ж не видел!
Никто не знал!
Только он мог!
Залетаю домой, подхватываю телефон, быстро нахожу нужный мне номер…
Ну, Соколовский, держись!
Ну я тебе покажу!
О проекте
О подписке