Глава 3. Ведуны и все-все-все

Олимпиада Порфирьевна вздохнула и чуть посторонилась, пропуская гостей в квартиру. Может, оно и к лучшему. Чуть раньше или чуть позже, но с Хранителем пришлось бы объясняться.

– И ты заходи, Степан Потапыч, – беззлобно окликнула она домового. – Заходи, не прячься, я ж вижу, что у тебя из-за угла пузо торчит.

Домовой обиженно засопел и просочился за порог.

– Это не пузо, это солидное брюшко. Каждому степенному хозяину положенное.

– Ты еще скажи, запасы на черный день, – хмыкнула Ведунья. – Ну что ж, пройдемте в гостиную, гости дорогие, поговорим. Степан Потапыч, займись-ка самоваром и принеси из кухни оладушек с вареньем малиновым, я утром пекла. И поторопись, дружок, разговор будет долгим.

Тот не возражал. Лучше на посылках, но от Липки подальше. Что ему припомнят разглашение ценных сведений, он не сомневался. И даже не разжалобишь ее, мол, растерялся и испугался. Малодушия Пречистенская не терпела и не прощала.

– Ну, с чего начать? – Олимпиада Порфирьевна пододвинула к гостям пышущие жаром оладьи. Расхрабрившийся Степан Потапыч пристроился с другой стороны стола и в отсутствии обожаемых пряников ложной таскал свое второе любимое лакомство – малиновое варенье.

– Вы волшебница? – сразу спросила Янка. Мишка недовольно покосился на сестру. Нашла что спросить! Итак ясно, что волшебница.

– Не совсем, – покачала головой дворничиха, – я Ведунья. Но в вашем понимании, наверное, да, волшебница. Но у нас, Ведунов, нет волшебных палочек и всего такого. Выдумки это все. Не нужны они нам. Все проще и одновременно сложнее. Ведун, хороший Ведун, работает напрямую, как это модно сегодня говорить, с энергией природы. А тут палочкой не поможешь, тут надо понимать и чувствовать.

– А заклинания? – с надеждой уточнила девочка.

– Есть, – кивнула хозяйка, – заговоры. Только сам по себе заговор ничего не значит. Если их прочитает несведущий человек, это так и останется набором слов. А нам они помогают настроиться на правильный лад. У каждого Ведуна есть то, что дается ему вернее остальных. Кто-то умеет “ходить”, кто-то – сражаться, а кто-то может смотреть в будущее или искать пропавшее, кто-то составляет новые заговоры. Я, например, больше по зельям и травам. А так все всё умеют, но что-то все равно лучше дается.

– А тут в городе все такие? – Мишка, расхрабрившись, хлебнул духмяного чаю и потянулся за оладушкой. – Волш… то есть Ведуны?

– Нет, – улыбнулась Олимпиада Порфирьевна, пододвигая тарелку ближе к мальчику и как бы невзначай отодвигая розетку с вареньем от обнаглевшего домового. – В городе не все жители волшебники. Большинство обычные люди, но да, НАШИХ, – дворничиха выделила голосом “наших”, – тут достаточно.

– И в других городах есть? – удивилась Янка. – И в Москве есть?

– Везде есть, – согласилась Ведунья, – но крупные города мы не любим. Да, там спрятаться легче, но в небольших уездных городках да деревнях и к природе ближе, и Силы больше. Особенно в таких старых городках, сильных. Уникальная в них, как сейчас любят говорить, аура. – Она снова шикнула на наглого Степан Потапыч и украдкой показала ему кулак.

– Выходит, мы тоже Ведуны, – не веря своему счастью сказал Мишка.

– Нет, – снова покачала головой хозяйка квартиры, – здесь другое. Ты – Хранитель Ключей. А Яна… наверное, тоже, хотя в сказаниях об этом ничего не говорится. Но Степанида Андреевна считает так. Надо к Ворону пойти, узнать наверняка. А потом уже и в путь…

– Да что за Хранитель? – поморщился мальчик. Ну вот, опять! Домовой ночью заладил про то же самое, и теперь вот Ведунья туда же!

Олимпиада Порфирьевна посмотрела в окно, подлила себе чаю и принялась рассказывать то, что когда-то сама услышала от Ворона.

– Когда-то давным давно правил в Москве князь Иван Васильевич…

– Ой, я знаю, – невежливо перебила Янка. – Грозный!

– Нет, другой, – спокойно возразила Ведунья и продолжила: – Это был дед Грозного, его тоже Иваном Васильевичем звали. Князь женился на византийской принцессе Софье Палеолог, и она привезла с собой книги. Очень много разных книг… Были там и тайные, незнамые и неведомые. И много в них было позабытого да ведовского. Сила настоящая была сокрыта. Кто прочтет да уразумеет, тот могучим Ведуном станет. И будут ему подвластны все Силы, которые есть на свете. Никому эти книги царевна не показывала. Другие – да, а эти – нет. Может, что-то мужу и поведала, а может, и сама многое умела. Всякая слава о ней ходила. Ой, всякая… Сошлись на том, что была она Ведуньей, из Старших еще, да только что Ведун вдали от родной земли сделает? Вдали от дома наша Сила слабеет. Однако рассказала она об этих книгах сыну своему – Василию. А он в свою очередь своему сыну – Ивану Васильевичу. И приказал уже он собрать еще книг, ну кроме тех, что уже были у его бабки и отца, и перенести их все в место тайное. А самую главную книгу, пророческую, велел оставить в особом зале.

– А что за книга?– на выдохе поинтересовалась девочка.

– Каждый там может прочесть свою судьбу, – просто ответила Ведунья, – и узнать о возможности избежать предначертанного. Но там и без этой книги много всякого… Так вот, построил царь Библиотеку и велел туда снести все книги. И назначил Библиотекаря. Никто уже и имени его не помнит, исчезло в веках. Некоторые даже думают, что это был сам Максим Грек. Ему батюшка Ивана Васильевича, Василий Иванович, свое собрание показывал и переводы некоторых книг заказывал. Да только… не верю я. И Ворон не верит. Многое не сходится. Может, и видел преподобный часть Библиотеки, да только явно не всю. Да и умер на полвека раньше, чем она пропала-то. Но пустое.

Библиотекарь этот был не прост. Ой как не прост. Понял он, что такую Силу да знания надо держать взаперти, чтобы нечистые помыслами люди не завладели книгами. Чуял он, что скоро смута начнется, и не хотел, чтобы они попали не в те руки. И создал тогда Библиотекарь четыре Ключа и стал первым Хранителем Библиотеки. А перед тем, как уйти – на покой ли, в иной ли мир, умалчивают легенды, отдал он их ворону, щуке, полозу и волку. И отнесли они эти Ключи на четыре стороны света: в леса дремучие, в глубины морские, в пещеры темные, в пески огненные. Затерялись Ключи. С тех пор Библиотека стоит закрытой. Не Здесь и Не Сейчас. И только истинный Хранитель может отыскать Ключи и открыть Библиотеку.

– И этот Хранитель… я? – потрясенно прошептал Мишка.

– Да. – Олимпиада Порфирьевна устало откинулась на стуле. – Ворон, то есть Игнатий Мокеевич, утверждает, что легенда о том, что Ключи были отданы зверям и птицам это не более чем метафора сокрытия, а сами они хранятся у потомков Библиотекаря. А если и не сами Ключи, то знание о том, где они спрятаны. А может, и не у потомков, а у учеников и учеников учеников, мы же не знаем ничего о Первом Хранителе. Даже как его звали не знаем. Вот я и подумала, что Ключи с тобой. Или вы знаете, где они. Но…

Мальчик ошеломленно молчал. С одной стороны, он, конечно, готовился к чему-то такому, надеялся. А с другой, как-то все равно неожиданно и немножко неприятно. Вроде бы он и Избранный, а вроде как бы и нет. Вон, сказали же им, что он не Ведун. Выходит, и колдовать не может. Как-то быть библиотечным сторожем это немного не то, о чем всю жизнь мечтаешь. Даже магическим.

– И что же нам делать теперь? – спросила Янка, помешивая ложечкой чай.

– Искать Ключи, – просто ответила Олимпиада Порфирьевна. – И Библиотеку. И чем быстрей, тем лучше.

– А так ли уж нужна эта Библиотека? – с сомнением уточнил Мишка. – Столько веков без нее прекрасно обходились! К чему такая спешка?

– Понимаешь, – помолчав, начала издалека Пречистенская, – в мире есть не только добрые, как ты говоришь, волшебники, а есть еще и злые. Их зовут Кощунами. И они тоже ищут Книги. Им они нужны, пожалуй, даже больше, чем нам, Ведунам. Зло, Миша, творить легче. Оно само хочет, чтобы его творили, тут никаких душевных сил не надо и доброты. Вот и получается, что Кощуном может стать почти любой, у кого есть хоть какие-то задатки, а Ведуном – нет. Поэтому Кощунов больше, но они слабее нас и в открытую схватку стараются не вступать. Но есть среди них один… Мором кличут. Понятно, не имя это, а прозвище, но вот он сильный, да. Но все одно слабее самых сильных Ведунов, зато хитрее, коварнее и у него много приспешников. Если Библиотека попадет к Мору… Я даже и думать не хочу, что тогда произойдет. А он наверняка уже понял, что Хранитель нашелся, и тоже захочет завладеть Книгами. Кощуны хотят получить Силу. Если они сравняются с нами, то их уже ничто не остановит.

– Поня-ятно, – протянул мальчик и спросил: – А Кощун… он же может стать Ведуном? Или это необратимо?

– Перевоспитать надеешься? – хмыкнула хозяйка квартиры и снова разлила всем чаю. – И думать забудь. Чтобы Кощуном быть, надо иметь не просто минимальные задатки, а еще и больную душу. Душу, которая любить не может, завистью живет и злобой. И жаждой власти. Хоть ничтожной, а власти. Хороший человек на этот путь не вступит, а если и вступит, то быстро уйдет, не дойдя до конца обучения. Враки все это, что способности можно любому передать. Нельзя. Можно лишь пораньше пробудить их у подходящего человека, ну и инвентарем еще поделиться. А передать Силу – это все равно что передать ум. Но мы отвлеклись…Так вот, даже если Кощун творит добро, он делает это через зло. Даже лечит через него. Меняет жизнь за жизнь. Или здоровье за здоровье. А еще часто эта жизнь подло отнятая. Жертва или случайный человек.

– Жуть какая, – дернула плечами Янка. – Выходит, нам надо успеть получить Книги до Кощунов, чтобы не дать им стать сильнее? И стать сильнее самим?

Пречистенская кивнула. В наступившей тишине особенно отчетливо прозвучал шумный хлюп чая от домового. Все вздрогнули, а он смущенно отодвинул блюдце.

Олимпиада Порфирьевна поднялась и направилась на кухню.

– Сейчас чай допьем и пойдем к Игнату Мокеевичу. Он подскажет, что дальше делать.

– А это надолго? – опомнился Мишка. – А то мама с папой переживать будут.

– Не будут. – Ведунья загремела скляночками в своем секретном ящичке с зельями. – Не вы первые, не вы последние. Есть и чары, и травы, и заговоры, которые тоску снимают да вопросы лишние, ненужные убирают. Ворон знает, Ворон умеет.

Домовой подумал и наполнил чашки по-новой, решив, что, пока Липка возится с зельями, он тут за главного. Степан Потапыч был старой закалки и меньше трех чашек подряд не признавал. Чаевничать – так чаевничать.

А Липа перебирала мешочки с травами и воспоминания. На следующий день после того, как Игнат Мокеевич отогнал от Липоньки ляда, помещик засобирался домой. Батюшка попытался оставить его погодить подольше, но сосед заартачился, сослался на дела и ненужность в лечении и отбыл. На прощание тихонько пообещал прислать Липоньке весточку и рассказать, как ей быть дальше.

– Ох, надо же, какое несчастье, – возвестил Порфирий Иванович, выходя из кабинета, где разбирал накопившуюся почту. – Малышева умерла! А ведь такая молодая была…

– Умерла?! – воскликнула матушка. – Как умерла, когда умерла?

– Да вот как раз в тот день, когда Липонька выздоровела, – пояснил Порфирий Иванович, вчитываясь в короткое послание. – Горе-то какое…

Липа сидела на диване и читала французский роман. Точнее, делала вид, что читает. Под видом романа у девушки была одна из книг, выданных Игнатом Мокеевичем для образования. Перед глазами прыгала и расплывалась рукописная строка “… аще Кощунъ кощунство не сумѣетъ, али Вѣдунъ его запнѣть, такъ постигнетъ его смерть безвременная да страшная”…

Липа вынырнула из воспоминаний и прислушалась. Домовой вполголоса рассказывал про трактир Стеньки Рыжего, стоявший почти аккурат на этом месте, и Марфушку Странницу. Дети внимали.

– Степан Потапыч, заканчивай, наговоритесь еще. – Олимпиада Порфирьевна появилась в дверях, уже переодетая в более строгое и темное платье для выхода. В руках она держала маленький бархатный ридикюль со всем необходимым. – Нам пора в Город. – Ведунья выделила голосом последнее слово и стало понятно, что это не просто “город”, а именно “Город”. Но сначала к Воронову.