Казанцы загостились в улусе Тимера, и глава посольства – бек Шептяк не спешил отправляться в обратный путь. Причиной тому было письмо от повелителя, нагнавшее бека уже здесь в главном стойбище беклярибека. В письме своём хан Махмуд сообщал, что единственная жена солтана Халиля скончалась, и следовало поспешить с решением вопроса о новой женитьбе наследника. Тон письма казанского правителя был тревожен, и мудрый государственный муж сразу уловил это. Беку Шептяку нетрудно было понять, что творилось сейчас в душе стареющего господина. Он вновь припомнил последний разговор с повелителем, в котором хан раскрыл все свои сомнения перед верным царедворцем:
– Ты знаешь, Шептяк-бек, как я люблю своего мальчика. Он всегда был слаб здоровьем, но характером, умом и осторожностью весь в меня. Только он, солтан Халиль, должен сесть на казанский трон после моей смерти, и ты должен помочь ему в этом.
Хан говорил с ним с глазу на глаз в уютной приёмной, где повелитель встречался со своими особо доверенными и близкими людьми. Он протянул беку прочитанную им только что грамоту, потёр утомлённые глаза:
– До меня доносят тревожные вести с приграничных земель. Моему брату Касиму кажется тесноватым удел, данный в управление князем урусов. И он осмеивается поговаривать, что имеет право на казанский трон. Да и здесь, в столице, среди карачи[18] ходят разговоры о том, что наследником следует провозгласить моего второго сына – солтана Ибрагима. Конечно, Ибрагим силён, деятелен. Он – первый на охоте и первый – в рядах воинов, но, что касается государственной мудрости, в этом он уступает Халилю. А наши беки, мурзы и огланы видят лишь внешний вид. Им и невдомёк, что солтан Халиль – это орешек с хрупкой скорлупой, но сильным крепким ядром, а Ибрагим – крепок внешне, а внутри…
Хан устало махнул рукой, словно длинная речь утомила его самого. Слуга внёс дымящийся кальян для господина, другой поднесли Шептяк-беку. Несколько минут оба, властитель и вельможа, провели в полном молчании, вдыхали пьянящий дым, расслабляющий напряжённое тело и мозг.
– Я хочу, – голос хана звучал слабо, и беку пришлось придвинуться поближе, чтобы не пропустить ни единого слова. – И я приказываю, чтобы ты помог обрести Халилю уверенность в своих силах. Уверенность, которой ему так не хватает! Приступы болезни сделали его робким даже с женщинами. Три года назад я женил его на такой же робкой и несмышлёной девочке, это была моя ошибка. Он привык к жене, не замечает других, а она с годами не поумнела, все разговоры о цветах и нарядах. Разве об этом следует говорить с будущим наследником? Да, и здоровьем оказалась слаба, в прошлом году ребёнка скинула, а в этом снова тяжела, но с постели не встаёт. Лекари опасаются, доживёт ли солтанша до лета. Я приказал лучших целителей созвать, сын Халиля должен родиться, он придаст ему сил и мужества, а ещё уверенности в будущем. Но одна жена и один ребёнок это слишком мало для будущего хана, хочу женить его ещё раз, только вторая жена должна стать надёжной опорой моему сыну. Завтра ты отправишься в улус к беклярибеку мангытов Тимеру. Между нами было уговорено, что одна из его дочерей станет женой моего сына Ибрагима. Солтану Ибрагиму давно пора привести в гарем вторую жену, его ногайка Фатима любит власть, и интриги плетёт неустанно. Но мангытка ей не уступит! Дочь Тимера, которую ты привезёшь для Ибрагима, не захочет сдавать своих позиций. В борьбе за внимание мужа Фатиме придётся забыть об интригах. Не торопись уезжать от Тимера, приглядись, может, в его улусе найдёшь достойную жену для солтана Халиля…
Кальян расслаблял, слова и мысли текли вялой струйкой, подобно лёгкому дымку. Заботы уходили прочь.
– Исполню всё, как ты прикажешь, великий хан. Будь Аллах милостив к твоему роду, повелитель, ибо ты достоин благодеяний Всевышнего, – бормотал в ответ бек и кивал расслабленной головой.
Этот разговор сейчас явственно вспомнился Шептяк-беку. Теперь же, в своём письме хан Махмуд торопил вельможу с выполнением поручения, которое он дал послу в Казани. «…Сегодня ночью супруга Халиля покинула нас, так и не родив наследника. Мой сын опечален и разбит. Его посещают сомнения, хватит ли у него сил достойно править в ханстве, когда меня навестит Та, кого зовём мы Разрушительницей наслаждений и Разлучительницей собраний[19]. Ему нужна новая жена, и как можно быстрее. Я надеюсь на вашу мудрость, мой дорогой бек!..»
Шептяк-бек задумался, мысленно перебирая строчки письма повелителя. Ясно было одно: хан Махмуд ждал его не с одной, а с двумя невестами сразу. Вопроса, где начать поиски невесты для наследника Халиля, не возникало. В улусе повелителя мангытов была ещё одна девушка по своему положению и по возрасту подходящая в жёны будущему казанскому хану. Но он не мог забыть слов, сказанных повелителем в их доверительной беседе: «…вторая жена наследника должна стать надёжной опорой ему». «Надёжная опора!», значит, выбор падёт на ту, что окажется умной, заботливой и красивой. Только с такой Халиль не просто забудет покойную жену, а сможет полностью довериться новой супруге. Он всем сердцем полюбит её и, наконец, почувствует в себе силы управлять государством, которое, как опасался бек, очень скоро тяжёлой ношей ляжет на него. Халилю необходимо крепкое надёжное плечо рядом. Конечно, он, Шептяк-бек не оставит его советами и своим опытом, но для такого человека, как Халиль, семья значит гораздо больше, чем мудрый советник.
– Жена, – прошептал Шептяк-бек. – Ему нужна достойная супруга, и как можно скорей. Если я посчитаю, что вторая дочь беклярибека Тимера недостойна стать будущей казанской ханум, я должен буду поехать к мурзабеку Вакассу, или Тенсубею. Я объеду всю Ногайскую степь, но к осени вернусь с новой женой для Халиля. Я исполню поручение, возложенное на меня повелителем, во славу Аллаха, Господа миров!
А уже в середине лета беклярибек Тимер с пышной торжественностью провожал в Казанское ханство обеих своих дочерей. Шахназ предстояло стать второй женой солтана Ибрагима, а любимицу всего улуса Нурсолтан ожидала честь быть женой наследника – солтана Халиля.
Едва улеглась пыль, поднятая колёсами арб и кибиток,[20] нагруженных невольниками, служанками, приданым и добром, столь необходимым в дальней дороге, как в стойбище каждый занялся своим делом, забыв об обеих биках.
Шептяк-бек спешил. Из волов и коней, которые тянули поклажу, выжимали все силы, привалы были коротки. Казанский вельможа желал как можно скорей доставить своему господину драгоценную добычу. Его особой гордостью была Нурсолтан. Нурсолтан! То, что он нашёл такую невесту для солтана Халиля, было большой удачей. Мангыт Тимер не жалел для дочери учителей, и Нурсолтан изучила каллиграфию и грамматику, языки и толкование Корана, врачевание и времяисчисление, и игру на увеселяющих инструментах. К тому же девушка оказалась редкостной красоты. Он и сам, презрев свой почтенный возраст, не мог отвести от неё взгляда в те минуты, когда на стоянках Нурсолтан вместе с сестрой выбиралась из душной, обтянутой кожей кибитки. Одно беспокоило бека: слишком уж бледна была невеста, слишком молчалива, не больна ли она каким тайным недугом. Но няньки бики, которых он расспросил со всей строгостью, уверяли, что Нурсолтан всегда отличалась крепким здоровьем. А печаль девушки объяснима, какая невеста не грустит, когда её увозят из родного дома в незнакомые ей, далёкие земли, к мужчине, которого она никогда не видела. Эти страхи неизбежны, и любая девушка на месте Нурсолтан боялась бы неизвестности. Только девушки по-разному ведут себя в подобном положении, стоит только посмотреть на своевольную Шахназ. Бек довольно улыбнулся, наблюдая, как будущая супруга солтана Ибрагима с сердитым и капризным выражением на лице отказывается в очередной раз забираться в надоевшую ей кибитку.
– Вы должны привести мне коня! – громко и резко звучал её требовательный голос. – Не полезу в этот сундук на колёсах. Я – мангытка, я родилась на коне, и признаю только два способа передвижения – на своих ногах или на четырёх копытах моего скакуна. Передайте вашему господину, если мне не приведут коня сейчас же, не сойду с этого места!
Шептяк-бек всё ещё смеялся над словами своевольной бики, когда испуганный слуга подбежал к нему передать угрозу солтанской невесты.
– Я всё слышал, – остановил он заикавшегося слугу, – не стоит расстраивать нашу маленькую бику. Приведите ей скакуна, но, – он поманил пальцем казака из личной охраны, – присматривайте за ней. Будьте всегда поблизости!
Он понаблюдал, с какой гордостью и чувством удовлетворённого самолюбия дочь Тимера взлетела на подведённого для неё красавца-скакуна и самодовольно потёр рыжеватую, подкрашенную хной, бородку:
– Этой девушкой мой господин тоже останется доволен. Она – достойная соперница властолюбивой Фатиме-Шах-солтан!
В этот летний день природа разразилась нудным бесконечным дождём. Казанцы, высыпавшие на улицы столицы, чтобы встретить солтанских невест, вымокли до нитки. Не менее жалкое зрелище представляли собой и казанские вельможи. Их роскошные одежды потемнели под струями дождя, а пышные перья на чалмах и тюрбанах потеряли свои воздушные очертания. Хан Махмуд в эту отвратительную погоду ждал невест сыновей, но его постигло разочарование. Девушка, предназначенная в жёны наследнику, в дороге тяжело заболела, и слуги вынесли её из кибитки на руках.
Переодевшись во всё сухое, раздражённый хан ожидал у себя Шептяк-бека с докладом и объяснениями. И Шептяк-бек не заставил себя ждать. Хан Махмуд грозно взглянул на советника и вынужден был признать, тот не выглядел виноватым, держался с достоинством, словно выполнил данное ему поручение блестяще. Хан движением руки прервал приветственную речь.
– Я ждал вас, бек, надеялся на вас. Ваше последнее письмо вселило в моё сердце радость – вы написали, что везёте в жёны для наследника именно такую девушку, какую я хотел видеть рядом с ним. И что же я вижу? Не прошло и полгода, как солтан Халиль потерял жену, теперь вы привозите ему девушку, над которой уже нависло дыхание смерти. Вы словно желаете, чтобы солтан почувствовал себя самым несчастным человеком на земле. Вы на корню губите все усилия, какие я прилагаю к тому, чтобы мой наследник окреп духом. Что можете сказать в своё оправдание, прежде чем я назначу наказание?
– О властитель, дающий нам благоденствие. – Шептяк-бек с достоинством склонился перед своим повелителем. – Если вы считаете, что я не справился с поручением, то приму любое наказание из ваших рук. Но молю вас, не торопитесь скидывать со счетов девушку, которую я привёз для солтана Халиля! Вы должны встретиться с ней, должны поговорить, она может стать лучшей женой нашего наследника, она создана для него! Виню себя лишь в том, что Нурсолтан заболела в дороге. Когда мы выехали из стойбища, она показалась мне бледной и слабой. Но няньки успокоили меня, уверили, что госпожа всегда отличалась завидным здоровьем, а её печаль связана с отъездом из родного улуса.
Хан Махмуд слушал бека и в задумчивости крутил в руках маленькую шкатулку из сандалового дерева. В ней лежали бесценные розовые жемчужины из сокровищницы хана Тохтамыша. Жемчужинами этими некогда владел его отец – великий хан Улу-Мухаммад. Теперь, в свою очередь, хан Махмуд приготовил их в дар невесте своего наследника.
– Значит, вы уверены, что девушка не покинет этот мир раньше положенного времени и сможет родить моему сыну крепких детей?
– Да, мой господин, – твёрдо отвечал Шептяк-бек. – Я не вижу причин сомневаться в этом.
– Хорошо, я подожду, когда бике станет лучше и навещу её. Но говорить с вами стану только тогда, когда невеста моего сына поправится. До той поры не попадайтесь мне на глаза. Иногда я бываю несправедлив в своём гневе, а потому советую вам отдохнуть вдали от Казани…
Прошло три дня, а Нурсолтан не становилось лучше. Исхудавшая, безразличная ко всему, она лежала в отведённых для неё дворцовых покоях, и ничто, казалось, не могло заставить её бороться за свою жизнь. День клонился к закату, когда больную навестила Шахназ. Сестра Нурсолтан готовилась к брачной церемонии и была полна впечатлений. При виде задорного личика девушки, её живых раскосых глаз, лицо Нурсолтан осветила слабая улыбка.
– Шахназ, дорогая моя, ты единственный человек, кого мне ещё хочется видеть на этом свете.
– Вот ещё! – фыркнула Шахназ. – Думаешь, я поверила тебе?
Оглянувшись на служанок, которые были увлечены приготовлением травяного отвара, Шахназ склонилась ближе, к лицу сестры.
– Мне ли не знать, кого ты хочешь увидеть сейчас больше всего на свете. Если сейчас один джигит, известный нам двоим, явился бы вдруг, ты заговорила бы стихами.
Девушка шаловливо вскинула голову и, заломив руки, громко продекламировала:
Погодите, вы мне на прощанье
даруйте хоть взгляд!
Им утешится сердце, в разлуке вкусившее яд.
Но когда вам для этого надо немного усилий,
Не насилуйте душу,
уж лучше погибну стократ[21].
– О Шахназ! – Слёзы потекли из кажущихся огромными на похудевшем личике синих глаз Нурсолтан. – Не мучь меня.
– Не мучить тебя? Ну уж нет, не дождёшься! Ты, видно, и в самом деле вздумала умереть из-за своего Менгли. О Аллах, да я лучше отгрызу себе палец, чем буду так страдать из-за мужчины, пусть они страдают из-за меня!
– Шахназ, но я ничего не могу с собой поделать, я… я не могу жить без него, сестрёнка. Хорошо, что тебя пустили ко мне, теперь есть кому передать последнюю просьбу.
– Последнюю просьбу?! – Шахназ так хлопнула себя по бёдрам, что все служанки удивлённо обернулись. – Аллах пусть отвратит худшее! Неужели ты думаешь, что я позволю тебе умереть?! Да я переверну весь этот город, а если понадобится, весь мир, но не позволю тебе покинуть меня!
Она обернулась, строго взглянув на раскрывших рот невольниц:
– Чего уставились, глупые коровы, занимайтесь своим делом, или я вас отправлю на выпас!
И, повернувшись к Нурсолтан, добавила:
– А теперь говори свою просьбу, дай мне сполна насладиться человеческой глупостью.
– Но это не глупость, Шахназ. – Нурсолтан вытянула из-под покрывала тонкую руку, дрожащая холодная ладонь её легла на руку сестры. – Умоляю тебя, принеси бумагу и калям[22]. Напишу письмо, а когда меня не станет, ты отправишь его в Крым…
– Письмо в Крым… так вот в чём всё дело.
Задумчивый мужской голос, произнёсший эти слова, заставил вздрогнуть Нурсолтан и подскочить со своего места Шахназ. Перед девушками стоял хан Махмуд.
Нурсолтан, в отличие от Шахназ, впервые видела в лицо казанского господина, по повелению которого она оказалась здесь. И если в тайниках своей души она и досадовала на этого человека, сломавшего её жизнь своим решением женить наследника на ней, то сейчас, увидев его перед собой, почувствовала внезапное спокойствие. Хан Махмуд был гораздо старше её отца, благородная седина сплошь покрывала его бородку, и как он не пытался прямо держать спину, от глаз Нурсолтан не ускользнуло: человек, стоявший перед ней, устал от жизни и борьбы за неё. О том говорили и скорбные морщины на лбу, и печально опущенные плечи, и утомлённые глаза. Но в этих глазах, кроме утомления и усталости, она разглядела простое человеческое сочувствие. Не глядя на оторопевшую Шахназ, ожидавшую грозную бурю, хан подал знак рукой:
– Оставьте нас наедине.
В тот же миг служанки и Шахназ исчезли. А хан опустился в канапе[23], придвинутое к ложу больной. Несколько минут он молча разглядывал лежавшую перед ним девушку.
– Вот ты какая, дочь Тимера, – в задумчивости, словно разговаривая сам с собой, произнёс хан. – Хоть сейчас я застал тебя не в лучшее время, но должен признать, и за свою долгую жизнь я не встречал девушки красивей. А теперь ты пожелала попрощаться с жизнью и написать письмо в Крым. О самонадеянная юность, как ты прекрасна и смешна!
– Но мой госпо… – начала Нурсолтан и осеклась под взглядом мудрых, всё понимающих глаз хана.
– Ничего не говори, доченька, всей правды ты не скажешь, а лжи мне не нужно. А если и скажешь, зачем мне твоя правда? Ты решила умереть, чтобы не нести дальше груз, что дал тебе Всевышний. Как же это просто покончить со всеми бедами одним махом, это очень легко, юная моя! Гораздо сложней выжить, подняться навстречу жизни, как бы больно она не била. Наш небесный повелитель указал тебе твой путь, он привёл тебя сюда, на берега могучего Итиля[24]
О проекте
О подписке