Солтан Менгли-Гирей второй день следовал по степи с небольшим отрядом воинов. Временами ему казалось, что невидимые крылья несут его к улусу беклярибека Тимера, где крымского солтана ждала прекрасная Нурсолтан. Менгли-Гирей чувствовал себя необыкновенно счастливым. Всё в его жизни складывалось удачно. Битва между войском хана Большой Орды Кичи-Мухаммада и воинами крымского хана Хаджи-Гирея, произошедшая в трёх днях пути от мангытского улуса на реке Дон, закончилась полной победой крымцев[25]. Хан Хаджи-Гирей взял богатую добычу и весь гарем Кичи-Мухаммада. В ставке повелителя, раскинутой на месте битвы, во время шумного пира Менгли-Гирей обратился к отцу с просьбой о женитьбе.
– Ещё одна жена? – хан Хаджи-Гирей снисходительно усмехнулся. – Мой мальчик, не много ли сил ты тратишь на женщин? У тебя уже есть две жены.
– И обе ждут прибавления, – пытаясь всё свести в шутку, засмеялся солтан. – А мне опять нужна женщина!
– Для этого не обязательно жениться, хочешь, – хан щедрой рукой обвёл сгрудившийся в стороне гарем. – Здесь жёны и наложницы Кичи-Мухаммада, бери себе любую! В этой битве ты показал себя настоящим воином, я доволен тобой, сын, а чтобы воин по-настоящему почувствовал вкус победы, он должен отведать добычи. Верно я говорю?!
Вокруг одобрительно зашумели нойоны и тысячники, предающиеся пиршественному веселью:
– Живи тысячу лет, великий хан!
– Каждое твоё слово – драгоценный камень, а повеления веселят душу, и сабли наши пляшут в ножнах!
– Приказывай, благородный хан, правь нами!
Хаджи-Гирей поднялся с широкого походного трона, обложенного шёлковыми подушками, приблизился к замершим женщинам. Его верные соратники по битвам, предчувствуя развлечение, придвинулись поближе. Крымский хан ухватил за руку и выдернул из толпы женщин гибкую девушку, почти девочку, с расширенными от страха глазами. Юное создание дрожало в своих ярких одеждах, пытаясь прикрыться расшитым золотыми нитями покрывалом.
– Как зовут? – вопросил хан, приподняв заострённый подбородок девушки своими крепкими пальцами, усеянными массивными перстнями.
Губы девушки затряслись, и она едва сумела совладать с собой:
– Зилия, повелитель.
– Ты посещала ложе своего господина, этого сына трусливого шакала?
Она поспешно затрясла головой:
– Нет, повелитель, я прибыла в гарем хана недавно. Я ещё не получала приглашения от господина.
– Вот и бери её! – Хан Хаджи-Гирей толкнул девушку к сыну.
Поманив его пальцем, шепнул на ухо:
– Поверь, сын, они все одинаковы, что дочери ханов, что простые невольницы. Если тебе нужна женщина, для этого не обязательно жениться. Ну, а не нравится, бери любую другую из этих красавиц. Ни одна не откажется согреть ночи такого джигита, как ты!
И крикнул громко, чтобы слышали все:
– О мои отважные воины, закалённые в битвах и сильные своим единением! Я дарую вам женщин побеждённого врага нашего! И желаю, чтобы воины мои превратили животы красавиц в ложе для своего отдыха!
Хмельной смех и гул оживления пронеслись над станом. Хаджи-Гирей обернулся к сыну:
– Так ты доволен моим даром, отважный солтан?
– Я благодарен вам, отец, за подарок, но мне нужна не просто женщина… – Менгли невольно смутился, не зная, какие слова подобрать, как объяснить свою любовь. – Я хочу жениться, отец, хочу взять в жёны дочь мангытского беклярибека Тимера – Нурсолтан.
– Вот как! – Отец озадаченно взглянул на него. – Дочь человека, который даже не пожелал помочь нам в нашей славной битве, который не захотел разделить с нами блистательную победу?
– Но он, повелитель, не стал помогать и Кичи-Мухаммаду!
– Как горячо ты его защищаешь! – Хан Хаджи-Гирей с внезапным добродушием рассмеялся. – Значит, тебе понадобилось жениться, и только на дочери беклярибека Тимера? Вот, значит, как!
Менгли-Гирей замер, умоляюще заглядывая в глаза отца. Хан покачал головой:
– Я боялся этого, мой сын. Боялся, что когда-нибудь ты полюбишь женщину. Только любовь к женщине делает воина слабым, но я вижу, здесь уже ничего не поделаешь. И самое верное средство, чтобы потушить этот огонь в твоих глазах, женить тебя на той, что приворожила моего сына. Ворчливая жена под боком, жалующаяся на своих соперниц, убивает любовь в сердце мужчины быстрей, чем неизведанная женщина, которой ты будешь грезить всю жизнь. Можешь хоть завтра отправляться в улус беклярибека! Только захвати подарки пороскошней! Сын крымского владыки, победителя хана Большой Орды, может позволить себе посвататься к любой девушке!
И вот уже до улуса Тимера остаётся день пути. Всего лишь один день, и он увидит Нурсолтан, заглянет в её незабываемые глаза и скажет: «Я пришёл за тобой, Нурсолтан, как и обещал!» От этих мыслей, тёплой волной разлившихся в груди, стало ещё радостней. Менгли-Гирей хлестнул скакуна камчой, оставил далеко позади своих нукеров. Вперёд! Он должен как можно быстрей достигнуть стойбища мурзабека, он хочет увидеть Нурсолтан, ведь каждый час разлуки с ней тянется, как вечность!
Да, только, что это впереди? Менгли-Гирей замедлил бешеный бег скакуна. По иссохшей от летнего солнца степи, поднимая клубы пыли, навстречу ему мчался отряд. Солтан оглянулся, его воины были ещё далёко, а здесь, в степи, где можно встретить как друга, так и врага, лучше оказаться во главе хорошо вооружённых воинов, а не одиноким всадником. Менгли-Гирей остановил коня.
Его нукеры на взмыленных скакунах поравнялись с ним, когда в мчавшемся навстречу отряде уже можно было разглядеть отдельных всадников. Самый зоркий из воинов, ездивший с ним в улус беклярибека Тимера в прошлый раз, привстал на стременах и выкрикнул:
– Мой господин, я вижу мурзу Хусаина, с ним люди из его улуса.
Менгли-Гирей и сам уже видел, что впереди отряда едет его друг – мурза Хусаин, брат Нурсолтан. Мурза и солтан спешились и обнялись.
– Привет и благословение молодому господину! Я очень рад видеть вас живым и здоровым, мой друг! – Мурза Хусаин похлопал крымского солтана по плечу. – До нас долетели вести о вашей победе, я и не сомневался в вашем успехе. Разве можно было в этом сомневаться, если на битву вышел мой друг?
– Ты, как всегда, шутишь, Хусаин! Присядем, – улыбаясь, солтан устроился на расстеленной воинами кошме. – Рассказывай, что нового в вашем улусе?
– Что нового? Скоро осень! – Мурза Хусаин обвёл рукой степь, расстилавшуюся до самого горизонта. – Табуны и отары съели почти весь корм, отец послал меня проверить дальние пастбища, скоро начнётся кочёвка.
– Значит, я ещё застану улус на старом месте.
– Конечно, застанешь, Менгли, если не будешь тут рассиживаться со мной! – Весело рассмеялся Хусаин. – Правда, застанешь в улусе не всех.
– Там не будет тебя, – поддерживая шутливый настрой разговора, засмеялся Менгли-Гирей.
– Меня там, конечно, не будет, и ещё не будет моей смешливой сестрёнки Шахназ и маленькой Нурсолтан.
– Нурсолтан? – Менгли почувствовал, как внезапно, словно жёсткой удавкой, перехватило горло.
С трудом вытолкнул из себя слова:
– Где Нурсолтан? Что с ней?
– Она далеко, мой друг. Сестрёнки уже второй месяц в Казани. Ты знаешь, Нурсолтан стала женой наследника казанского хана. Моя сестра будет казанской ханум, она достойна такой чести!.. Что с тобой, Менгли? Менгли!
Хусаин безмолвно уставился на рванувшего ставший вдруг тесным камзол крымского солтана, на его бледное несчастное лицо. Золотые застёжки с рубинами как простые камешки посыпались на кошму, из-за пазухи выпал бархатный кошель, расшитый жемчужинами. Как безумный, солтан уставился на него. Непослушными пальцами развязал тесьму, высыпал прямо на увядшую траву красивое ожерелье с огранёнными в сканые бляхи сапфирами.
– Это я вёз для неё… подбирал сапфиры к её глазам. – Голос солтана был хриплым и неузнаваемым. – Как же это случилось, друг Хусаин? Как же это случилось?!
Нурсолтан со всеми удобствами устроилась в круглой уютной беседке, которую обнаружила в самом конце аллеи ханского сада. Конец лета наполнил пышным и буйным цветением уголок природы, отгороженный от всего мира. Именно этого сейчас и хотелось юной бике, покинувшей, наконец, своё ложе. Ей хотелось в полном уединении от дворцовой суеты встретиться со своим будущим мужем – солтаном Халилем. Она знала, этого шага от неё долго и терпеливо ожидал старый хан, и ей не хотелось обмануть надежды угасающего правителя.
Молодой солтан не заставил себя долго ждать, вскоре появился на дорожке сада. С внутренним напряжением вглядывалась Нурсолтан в приближавшегося солтана. Наследник казанского хана был худощав и невысок, отчего казался гораздо моложе своих лет, он скорей напоминал нескладного подростка, чем двадцатипятилетнего мужчину. У молодого солтана были печальные и усталые глаза, напомнившие ей глаза хана-отца. И вёл он себя так робко, что сердце Нурсолтан дрогнуло, она поняла, перед ней всего лишь ребёнок, нуждающийся в защите и материнской любви.
Халиль замедлил шаг и остановился, так и не дойдя до скамьи. И Нурсолтан вдруг смутилась, опомнившись, что она без всякого стеснения разглядывает своего жениха, забыв о правилах этикета.
Она поднялась со скамьи и изящно склонилась перед своим будущим господином:
– Я приветствую вас, мой повелитель.
– Не нужно! – Он поспешно шагнул ей навстречу, взял за плечи, не позволяя склониться в более глубоком поклоне, как того требовал строгий обычай. – Вы ещё очень слабы, у вас может закружиться голова. Я знаю, как бывает нехорошо, когда человек много дней находится в постели.
У Нурсолтан и в самом деле заложило уши и зашумело в голове. Она позволила солтану усадить её на скамью и заботливо запахнуть в шёлковую зелёную шаль. Тонкое покрывало, закрывавшее нижнюю половину лица, показалось бике плотной дерюгой, сквозь которую невозможно дышать, и непроизвольным движением она нетерпеливо откинула его в сторону. Пахнувший в лицо свежий ветерок, отчётливо донёсший до неё благоуханную волну аромата цветущих роз, заставил её в блаженстве откинуть голову на высокую спинку скамьи, прикрыть глаза и жадно вдохнуть живительный воздух.
Очнулась она не сразу, распахнула глаза, с тревогой вглядываясь в замершего перед ней солтана. Что подумал о ней её будущий супруг? О, как она неосторожна! Жёны хана Махмуда, навещающие её во время болезни, неустанно обучали хорошим манерам: «Девушка не должна открывать своего лица перед мужчиной, даже если он её будущий муж!» Она должна была навсегда забыть о вольных нравах, царящих в степи, где суровая жизнь позволяла относиться к подобным условностям свободно. Нурсолтан поспешно ухватилась за край покрывала:
– Простите…
И тут же почувствовала его горячие пальцы на своей руке.
– Нурсолтан.
Она с обречённостью подняла свой взгляд: «О Аллах, всё как всегда! Сейчас он будет говорить ей о том, как она прекрасна, что он сражён ею и не может жить без её красоты, что один взгляд на неё породил тысячу вздохов… Но почему?! Почему её внешность вызывала во всех мужчинах неуёмную страсть и желание обладать ею во что бы то ни стало?!»
– Нурсолтан, если вам тяжело дышать, то не закрывайтесь. Здесь никого нет, и никто не увидит, что вы нарушили обычаи.
Халиль отпустил её руку, и она невольно подчинилась, оставив лицо открытым. Солтан устроился на скамье напротив, но, избегая глядеть в лицо своей невесты, перевёл взор на цветущие розы.
– Как вы могли догадаться, что эта беседка – моё самое любимое место во всём нашем дворце? – И, не дожидаясь её ответа, продолжал, словно ведя неспешную беседу сам с собой: – Мы бывали здесь часто с моей покойной женой. В последние месяцы она совсем ослабла, а ей очень хотелось дожить до лета и увидеть, как зацветает наш любимый розовый куст. Розы зацвели, но мы любуемся ими уже без неё. И печаль в моём сердце так сильна.
Нурсолтан еле слышно вздохнула, но даже этот звук, долетевший до солтана, вдруг смутил его:
– Простите, Нурсолтан, я веду себя глупо. Сижу рядом с вами и вспоминаю другую. Простите, но я совсем не умею разговаривать с женщинами. Как глупо!
В досаде на себя солтан решительно поднялся со скамьи, желая немедленно удалиться. Нурсолтан с трудом уговорила его остаться. И они проговорили до обеда, совсем забыв о времени.
С улыбкой выслушивала Нурсолтан поэтические строфы, написанные самим солтаном и посвящённые его жене, отцу, любимому городу. Она видела, как он оживает и загорается под её внимательным взглядом, с какой жадностью вслушивается в ответные речи. Он был словно большой ребёнок, но ребёнок с чистой, тонко чувствовавшей душой. И когда настало время намаза и будущим супругам пришлось расстаться, Нурсолтан испытала чувство лёгкой досады.
– Я в жизни не видела дня благословеннее этого, – прошептала она. – Мы не знаем всего, что начертано Аллахом на покрывале нашей судьбы, когда противимся его мудрым решениям.
Засыпая этой ночью в своей постели, Нурсолтан с изумлением думала: «Сегодня я уже не желаю умереть с такой безудержной силой. И уже не проклинаю судьбу, толкнувшую меня в объятия нелюбимого. Моя боль уже не так сильна, и образ Менгли, о котором я молю Всевышнего все эти дни, меркнет в тумане забвения».
Наутро ханские табибы, осмотрев Нурсолтан, нашли, что она вполне здорова, и хан Махмуд назначил день бракосочетания. Шахназ, которая сочеталась браком с солтаном Ибрагимом месяц назад, было позволено навестить невесту наследника. Нурсолтан встрече с сестрой обрадовалась, а Шахназ с порога затараторила о новостях, которых у той накопилось более чем достаточно. Вторая жена солтана Ибрагима выглядела вполне довольной жизнью. По её словам, муж был внимателен и ласков с ней. А сопернице Фатиме-солтан, до того бывшей единственной женой Ибрагима, Шахназ не дала спуску с первых же дней.
Слушая, как сестра расписывает свои победы над старшей женой солтана, Нурсолтан улыбалась. Её Шахназ совсем не изменилась, казалось, никакими переменами нельзя было погасить боевой пыл, горевший в этом черноглазом создании Всевышнего.
– Она считает, что имеет все права на Ибрагима, потому что родила ему сына и ожидает второго ребёнка. Мне ничего не стоит принести моему господину хоть десять сыновей, я очень крепкая и никогда не болела! Кендек-эби[26] запретила Фатиме посещать хана в ночные часы, потому что это может повредить ребёнку, и Ибрагим все ночи проводит со мной! – Шахназ довольно хихикнула. – О Нурсолтан, я была бы с ним вполне счастлива, если бы у него были такие же синие глаза, как у Хусаина, и будь он так же красив.
Упоминание о своей детской любви вдруг разом испортило задорное настроение Шахназ. С глубоким вздохом она уселась на скамью, оглядывая ханский сад, по которому они прогуливались с Нурсолтан.
– А ты вспоминаешь о Менгли?
– Шахназ! – Нурсолтан с тревогой огляделась. – Ты ведёшь себя так беспечно. Последний раз, когда мы говорили о нём, наши речи услышал сам хан. Мне не хотелось бы, чтобы ему донесли, что невеста наследника вздыхает о посторонних мужчинах.
– А ты о нём, конечно, не вздыхаешь, – с сарказмом произнесла Шахназ. – Должно быть, ты увлечена своим будущим мужем! Представляю тебя влюблённой в наследника Халиля! Мой муж говорит, что Халилю следовало родиться девчонкой, надеть на него платье и драгоценности…
– Прекрати, Шахназ! – рассердилась Нурсолтан. – Какие глупости ты повторяешь? Должно быть, твой супруг просто завидует солтану Халилю, ведь хан выбрал в наследники не его!
– О-о!!! Что я слышу! – Шахназ даже подскочила на скамье. – Да ты, похоже, и в самом деле влюбилась в своего Халиля! Как горячо ты защищаешь его, ещё немного и ты расцарапала бы мне лицо.
О проекте
О подписке