Румра сняла с пояса кожаный кошелек и, держа его на ладони непослушной, с негнущимися пальцами правой руки, левой привычно и сноровисто распустила завязки. Пока женщина отсчитывала серебро, лекарь остро и цепко глянул на бугристый бурый рубец во всю тыльную сторону кисти.
Взяв с ладони шайвигара монеты, Барикай шагнул назад. Женщина тут же отвернулась, заговорила с одним из наемников.
А лекарь коснулся своей груди – небрежным, вроде бы случайным жестом.
«Чего тебе? – сварливо зазвучал не в ушах его, а прямо в голове знакомый хриплый голос. – Нет больного, так и нечего меня дергать… Ну, что ты пялишься на ту корову в мужских штанах? Тебе бы такое здоровье, как у нее».
– А… рука? – беззвучно, одними губами произнес Барикай.
«А что – рука? Рассечение сухожилий. Врачебное искусство бессильно».
– Но я думал, Астионарри… ты…
«Волшебник я, что ли?.. Не смей тревожить меня попусту!»
Голос замолк. Барикай криво усмехнулся.
Жаль. Так славно было бы помочь этой величественной красавице…
Снега здесь легло не так чтоб очень, и здоровяк Тумба, бредущий впереди, лавировал меж старых сосен, сучья которых обросли бородами лишайника. Разбойник безошибочно находил видимую лишь ему одному тропу.
Чужак, идущий за Тумбой след в след, не отставал. Походка его была легкой, волчьей, и шагающий за ним Тетива время от времени одобрительно усмехался: сразу видно – человек к лесу привык.
Тетива уже не ждал от чужака подвоха, но лук и стрелу держал наготове.
Внезапно Тумба нарушил молчание, длившееся с того мига, как свернули они, все трое, с лесной дороги на еле заметную лесную тропинку.
– И не жди, что тебя запросто к костру посадят. Еще покажешь, на что ты мастер.
– Атаман – мужик строгий? – с интересом спросил чужак.
Позади послышался смешок. Чужак обернулся, но парень с луком принял серьезный вид и ответил мрачно:
– Атаман – зверюга. Как предстанешь пред очи, проглоти язык и дыши через раз.
Чужак призадумался.
Тут сверху раздался свист и оклик:
– Эй, Тумба, кого ведешь?
– Хорька поймали, – без удивления откликнулся Тумба. – На тракте хорьковал.
– И что, на дороге нельзя было разобраться? – поинтересовались сверху.
– Тут нужна башка поумнее моей, – сообщил Тумба куда-то ввысь.
– Поумнее твоей? – насмешливо изумились сверху. – Ой, да где ж такую взять? Разве что к королевскому двору послать за главным советником… или в кустах ворону поймать!
– Ладно, слезешь… – веско посулил Тумба – и хихиканье в небесах тут же смолкло.
Чужак тем временем обшаривал прицельным взглядом высившиеся вокруг сосны.
– Толково сделана засидка, – оценил он. – Снизу не видать. Подходы к лагерю, стало быть, охраняете… головастый у вас атаман.
– У атамана на плечах не горшок с кашей, – солидно подтвердил Тетива.
Тропка, вильнув в сторону, скрылась меж поднявшихся с двух сторон скал, изъязвленных пятнами мертвого мха.
– Как атамана-то кличете? – поинтересовался чужак.
Тумба, не оборачиваясь, бросил:
– Уанаи.
Если чужак и удивился (имя не имя, кличка не кличка!), то предпочел удивления своего не показывать. И все трое молчали до тех пор, пока скалы не расступились, открыв лощину, на дне которой стояли две длинные избы. Вокруг сновали люди: кто колол дрова, кто нес в ведрах воду, кто разводил большой костер, кто свежевал оленя.
– По-королевски живете, – одобрил чужак. – Мы-то в Чернолесье норовили на зиму куда-нибудь приткнуться, а не то в шалашах зубами лязгали.
– Всё Уанаи, – с законной гордостью объяснил Тумба.
Чужак промолчал. Ему все больше хотелось познакомиться с этим самым Уанаи…
Лагерь встретил гостей веселым гомоном. Забыта была оленья туша, оставлена рубка дров. Из домов к костру бежали разбойники.
«Человек двадцать, не меньше, – подумал чужак, – а ведь наверняка не все здесь…»
Со всех сторон летели вопросы, но пленник не обращал на них внимания. Еще в юности, будучи наемником, он усвоил правило: не говори с толпой, говори с командиром.
Пока Тумба громогласно рассказывал о поимке хорька, гость старался не пялиться по сторонам. Знал: лесная братия не любит слишком востроглазых…
– Зачем было хорька в лагерь вести? Всех спалить хотели? – вопросил строгий голос.
Чужак бросил взгляд на говорящего – и тут же отвел глаза.
Вот этот тощий старик и есть хваленый Уанаи? Лицо неглупое, но, чтобы удержать в подчинении разбойников, мало одного ума. Стая подчиняется силе…
– У нас Тумба за старшего был, он и решал, – поспешно спихнул с себя вину лучник.
– Нашел старшего! – хмыкнул старик. – Да Тумба правую руку от левой не отличит!
– Зато он хоть с правой, хоть с левой так может врезать, что сразу – на костер, – парировал лучник. – Сам ему приказывай, а я еще пожить хочу.
– Да вы не спорьте, почтенные, – спокойно и твердо вмешался чужак. – Хорьковал я по ошибке: не знал, что у здешнего тракта хозяева есть. Теперь знаю – и по лесному закону прошусь к вашему костру.
Толпа заинтересованно загалдела.
– К костру? – с сомнением протянул старик. – Ты это нашим остолопам на дороге сказал? Поэтому они у тебя и мечи не взяли?
– Угу, – подтвердил Тумба, не обидевшись на «остолопа».
– Ну-у, – протянул старик, не сводя глаз с мечей за спиной гостя, – это вы, конечно, сглупили… Но ведь и то сказать: плох разбойник, который этак просто отдаст оружие.
– Угу! – возликовал красноречивый Тумба.
– Словом, как Уанаи решит, так и будет, – подвел итог разговору старик. – Прикажет – так хорек из лагеря живым не уйдет… ну, и не спалит никого.
«Так это не атаман?» – удивился про себя гость. На слова «из лагеря живым не уйдет» он не обратил внимания. И так было ясно, что если не удастся прибиться к ватаге, прорываться на волю придется с боем.
– А где добыча? – послышался за спиной щебечущий, легкий голосок.
Чужак изумленно обернулся. Ребенок в разбойничьем лагере?!
Нет. Не ребенок. Кажется, все-таки взрослая женщина, только маленького роста. И до того приметной внешности, что чужак широко распахнул глаза.
Матовая гладкая кожа. Правильные, тонкие черты – лицо фарфоровой куклы. Глаза прозрачной голубизны. Снежно-белые короткие волосы. И тонкий завиток татуировки, сбегающий по виску.
Разбойнику никогда не приходилось встречать ксуури – жителей далекого загадочного Ксуранга. Но слышать о них доводилось. Ошибиться тут было невозможно.
– Добыча? – почтительно переспросил Тетива. – Которую хорек взял? Куртка да шапка на нем сейчас, – кивнул он на пленника, – а лошадь я к тестю Гипаша велел отвести, на охотничью заимку. Не тащить же ее в лагерь!
– Правильно, – кивнула ксуури.
Чужак быстро сообразил: если с бабенкой говорят этак уважительно – стало быть, она тут не для общей утехи. Надо полагать, подружка этого самого Уанаи. Одета хоть и по-мужски, но чисто и ладно: полушубок явно шит по мерке, сапожки тоже не с чужой ноги. Наряжает ее вожак – стало быть, ценит свою бабу. И ссориться с нею ни к чему.
А потому гость попросил учтиво:
– Девонька, сбегай за атаманом, а?
И не понял, почему толпа грохнула дружным хохотом.
Не рассмеялась только странная маленькая женщина.
– Здесь командую я, – прощебетала она. – Называй меня Уанаи, на языке ксуури это означает «изгнанница»… А как мы должны называть тебя?
Разбойники вокруг продолжали ржать.
Чужак сдержал ухмылку.
Над ним решили подшутить? Ладно, пусть. Для первого знакомства лучше смех, чем враждебное молчание. Если шутка не злая, грех ее не поддержать.
– Здравствуй, атаман Уанаи, – почтительно поклонился чужак забавнице. – Зови меня Подранком, как в Чернолесье звали.
Скользнул взглядом по толпе и добавил уже не для девушки, а для всей шайки:
– Я не из Отребья. Имя есть, да не хочу его мусолить в лесных странствиях.
Усмешки стали сочувственными, понимающими.
– Не ты один такой, – сказал кто-то из толпы.
Менять имя – не только грех и преступление. Имя – часть человека. Сменишь его – от души кусок оторвешь. Зато взять дорожное прозвище, чтоб имя поберечь, – дело обычное, многие путники так делают. А ведь у разбойника вся жизнь – скитания…
Подранок обернулся к шутнице и продолжил игру:
– Дозволь, грозный атаман, у твоего костра сидеть, с твоими людьми добычу делить.
– У моего костра кто попало не сидит, – сказала девица так серьезно, словно и впрямь верховодила в стае лесных волков. – Что ж ты, Подранок, из Чернолесья ушел? Чем тебе твоя шайка нехороша стала?
– Нет шайки, – помрачнел гость. – Один я уцелел. А одному в лесу худо. Сбесишься, зверем станешь.
Смех вокруг прекратился.
– И в деревни стало не сунуться, – продолжал Подранок мрачно.
– Понятно, – кивнула девушка. – Мужики боятся банды, а одиночку повяжут не хуже, чем стража.
– Ну, меня-то мужичье не повяжет. Я хороший мечник.
Подранок сказал это без бахвальства – так просто, словно посоветовал подбросить хвороста в оставленный без присмотра костер.
– Вот как? – склонила девушка головку набок.
Была она какой-то невесомой, прозрачной, даже полушубок не скрывал ее хрупкости. Не походила она на девицу из разбойничьей ватаги.
Шутка подзатянулась и уже надоела гостю. Но сама девушка не собиралась прекращать потеху.
– Чем докажешь, что хороший мечник? – спросила она деловито. – С двоими враз управишься?
Не для насмешницы – для окруживших их разбойников Подранок ответил:
– Управлюсь и с троими.
В льдистых голубых глазах, устремленных ему в лицо, не было даже тени смеха.
– С троими? Что ж, попробуй. Но постарайся обойтись без трупов… Гипаш, Гвоздь, Хмурый – принесите-ка мечи. А остальные – раздайтесь пошире, дайте место бойцам.
Толпа отхлынула – и в этот миг изумленный Подранок понял, что никто и не думал над ним шутить…
Какое же это наслаждение – после поездки верхом по морозцу скинуть меховой плащ в хорошо натопленной трапезной, усесться за чистый, до желтизны выскобленный стол, вдохнуть восхитительный аромат жареного мяса, плывущий от кухни, и глотнуть подогретого вина.
– Да, Кринаш, не зря про тебя слух идет, что ты умеешь принимать гостей, – через трапезную улыбнулся Литисай седому широкоплечему хозяину.
– Да неужто я для своего бывшего командира не расстараюсь? – ответно ухмыльнулся тот.
Веселая застольная болтовня разом смолкла, спутники Литисая насторожили уши.
Улыбка исчезла с лица дарнигара. Он с недоумением вгляделся в хозяина постоялого двора. Резкие черты, шрам на лбу… знакомое лицо, определенно знакомое, но…
А хозяин подошел к столу и спокойно объяснил:
– Тогда-то я иначе прозывался: Шипастый из Отребья. Это позже я короля Нуртора из боя вынес, раненного… Он мне за это дозволил основать Семейство.
На дарнигара словно котел с кипятком перевернули. Шипастый из Отребья!
Да помнит он, Литисай, конечно же, помнит! Свой позор разве забудешь?
Вот сейчас Кринаш расскажет, как ему – уже десятнику тогда! – королевский советник денег дал: мол, племянника с его десятком посылают на первое боевое задание, так ты уж сходи с ним – вроде няньки, чтоб юнец глупостей не наделал…
И это при Румре, при наемниках, которые завтра по всему Шевистуру будут повторять каждое словечко!
Пока Литисай пытался сообразить, как ему выбраться из ловушки, негодяйка Румра приветливо подняла кружку в сторону Кринаша и громогласно вопросила:
– Так ты был наемником, хозяин? Да еще и служил под началом нашего дарнигара? Присядь к нам, хлебни винца да расскажи!
Хозяин охотно уселся за стол.
– Ясно-понятно, расскажу, чего ж не рассказать? Я, правда, недолго в десятке был, но на жаркое дело меня командир сводить успел…
Литисай уставился в свою кружку, понимая, что перебивать рассказчика уже поздно. И что потолок им всем на голову, увы, не обрушится.
– Велено было нашему десятку, – повествовал хозяин, – снять грайанский сторожевой разъезд. Не то чтобы сложное дело – десяток на десяток… да кто же знал, что на такую подлость напоремся!
Литисай глотнул вина, хотел вмешаться в рассказ, но промолчал.
– Ночь, луна за тучами, – со вкусом продолжал Кринаш. – Едем по тропе, тихо едем, даже птицу не вспугнем, разве что лошадь какая всхрапнет на ходу. И вдруг чуем: тянет в воздухе чем-то сладким, будто цветы ночные распустились или дама духи разлила. Все сильнее запах, все ближе – аж голова кругом идет. Ох, напаскудила нам Серая Старуха! Ясно-понятно: это ж Бродячие Кусты! Я как службу начинал, мальцом почти, такая же погань мой десяток врасплох застала, так из десятка я один выжил, на березе отсиделся. Поясом себя привязал, чтоб не свалиться…
«Ясно-понятно тебе, да? – с горьким отчаянием думал Литисай. – Это тебе сейчас ясно-понятно. А когда на березе сидел, а внизу эта мразь доедала твоих одурманенных товарищей… тогда ты очень умный был? А мне под Найлигримом семнадцать лет было! Семнадцать, понимаешь? О Подгорных Тварях я только в сказках слыхал!»
– Но чем бы там ни пахло, – продолжал Кринаш, – а приказ, ясно-понятно, есть приказ, и наемник его выполнить обязан. Вот только передового дозорного командир назад к отряду отозвал. Сомкнуться нам велел, подтянуться, не спать на ходу. Мечи приказал наготове держать.
– Правильно приказал, – негромко произнесла Румра.
Литисай вскинул глаза.
Румра и оба наемника глядели на него – без насмешки, с непривычным уважением.
«Ну да, – в смятении подумал молодой дарнигар, – Кринаш не врет, я и впрямь отдавал такие команды, но ведь это он мне посоветовал… он мне подсказал…»
– Вдруг слышу, – продолжал хозяин, – лошадь впереди ржет. Да не просто ржет, а криком заходится… ясно-понятно, погибает животинка…
Литисай расслабился. Человек, которого когда-то называли Шипастым из Отребья, не собирался высмеивать юнца, в семнадцать лет ставшего десятником.
– И вынесли нас лошадки к глубокой котловине. Края каменистые, мхом поросшие. А на дне – черная груда. Мы не сразу и поняли, что это такое. Ну, не угадать было в этом грайанский разъезд…
– А как вы вообще эту груду разглядели? – спросил наемник Стебель. – Говоришь – ночь, тьма…
– Это мы во тьме стояли, – печально сказал Кринаш. – А по тем бедолагам Бродячие Кусты ползали. Жрали. А когда эта мразь жрет, она светится. Не то чтоб очень ярко, вроде как гнилушки… А все-таки видно…
– Не перебивай человека! – строго сказала Стеблю Румра. И вновь бросила на Литисая взгляд, полный несомненного уважения.
Парень невольно приосанился. В конце концов, чего стыдиться? Он и впрямь стоял на краю той погибельной котловины – и не заорал от ужаса, не погнал коня куда глаза глядят… А что холодный пот по спине лился, так до того никому дела нет.
– А потом что? – поторопил рассказчика Вьягир.
– А потом мы чуть не уснули, – честно ответил Кринаш. – Мудрено ли устоять, коли дышишь той отравой? Видим, как эти твари уже к нам бредут: выкинут вперед корень, вонзят в землю, точно меч, а позади себя другой вытащат и вперед перебросят. Словно человек шагает… и светится…
Литисай видел то, чего не видел хозяин постоялого двора: за его спиной на пороге кухни стояла Дагерта. Ни кровинки в лице, руки к груди вскинула. Наверное, представилось ей сейчас, как тянутся хищные твари к человеку, который мог бы лечь грудой костей на краю той котловины, не встретиться ей в жизни, не стать ее мужем…
– Конец бы нам, – продолжал Кринаш, – да не поддались, очнулись. Орали вовсю, чтоб сон прогнать. Мечи в руках… словом, мы этим кустикам показались кусачей добычей. Не приняли они боя, отступили.
– Ишь ты, – приподняла Румра свои густые брови, – а я слыхала, что Бродячие Кусты никогда не отступают.
– Должно быть, сытые были, – развел руками хозяин.
– Не врет? – обернулась женщина к дарнигару. Серьезно спросила, без вредности.
– Не врет, – подтвердил Литисай. – Даже скромничает. Это он нам подсказал криком гнать сонные чары. Помню, сказал: «Орите, ребята, на эти кустики так, будто они вам в „радугу“ насквозь проигрались, а платить проигрыш не хотят!»
В смехе, который рассыпался над столом, не было ничего обидного.
Вернув частицу заслуженного почета Кринашу, Литисай почувствовал себя по-мальчишески довольным.
«Я ведь не соврал ни словом, верно? Бродячие кусты и впрямь ушли… Да, говорили потом люди, что этих тварей колдун по приказу короля Нуртора натравил на грайанский разъезд – потому, мол, они нас и не тронули. Но люди мало ли что брешут, а Кринаш рассказывает, что сам видел…»
– Да, – отсмеявшись, сказала Румра. – Ты, хозяин, видать, вояка матерый. И ты, дарнигар, не так зелен, как я думала. Тоже, выходит, командир бывалый да толковый…
Оба наемника кивнули: Румра сказала то, о чем они оба подумали.
Литисай почувствовал себя таким счастливым и гордым, словно сам король перед войском провозгласил хвалу его отваге.
Румра махнула жене хозяина:
– Эй, добрая женщина, у нас кувшин уже пуст!
Хозяйка мигом принесла еще кувшин, разлила вино по чашам.
Румра для большей торжественности поднялась на ноги.
– За тебя, бывший десятник Литисай! За тебя и за тех, кто с тобой в ночном лесу обратил в бегство Подгорных Тварей!
– И за меня, ясно-понятно? – хохотнул Кринаш.
– Конечно, и за тебя… – Женщина повернулась к Литисаю. – Выпьем, дарнигар!
– Выпьем, шайвигар! – счастливо и благодарно выдохнул в ответ молодой человек.
И тут в дальнем темном углу зашевелилось то, что Литисай до сих пор считал брошенным на скамью старым тулупом.
Груда тряпья развернулась, превратилась в человеческую фигуру – и на свет шагнул однорукий нищий, которого Литисай перед этим видел мельком во дворе.
– Коль за меня пьют – может, и мне винца поднесут? – заговорил он с дерзким, злым вызовом. – Или не узнаешь меня, десятник? Я ведь с тобой в ту ночь в лесу был!
На крышах обеих изб, точно воробьи, расселись разбойники: сверху виднее, а зрелище предстояло занятное.
На тех же, кто остался внизу, рявкнул широкоплечий, коренастый Гипаш:
– А ну, раздались! Кто под ногами будет путаться – в землю вколочу!
«Тяжел, неловок, – оценил его Подранок. – Силой привык брать…»
С ним, наверное, будет проще, чем со вторым, которого прозвали Гвоздем. Этот хоть в плечах не столь широк, да и ростом не особо вышел, зато карраджу явно не вприглядку изучал. Движения текучие, взгляд цепкий…
А вот третий, Хмурый… от этого не знаешь чего ждать. Чует Подранок, ой, чует: с хитростью вояка, с подвохом, вроде как «слоеная» коробка для игры в «радугу»…
Ладно, бой покажет.
Подранок скинул куртку: одежка, снятая сегодня с бродячего лекаря, была тесновата, не помешала бы драться! Он не стал крутить мечи, разминая кисти и вспоминая характер клинков. Что там вспоминать – они давно стали продолжением руки.
Уанаи, восседающая на крыльце, словно пичуга на ветке (ну, ничего атаманского в ней нет!), махнула рукой:
– Начинайте!
Больше Подранок не видел ни разбойников на крыше, ни Уанаи на крыльце. В мире остались только он и трое противников.
И ходу, ходу – плавно, неспешно… кто на месте стоит, тот покойник… да не как попало, а чтоб эта троица перед ним в одну линию встала…
– Слышь, чужак, – бодро окликнул Подранка Гвоздь, – тебе еще удрать не хочется? В свою берлогу в Чернолесье, а?
– А то мы из тебя миску киселя сделаем, – поддержал приятеля Гипаш, заходя слева.
О проекте
О подписке