– А чего мне дергаться? – без тени страха или злости отозвался путник. – Разве ж я девчонка, которой за шиворот лягушку сунули?

– Разговорчивый, – угрюмо хмыкнул здоровяк.

– Разговорчивый, – согласился лучник. – Ты, добрый человек, видать, того бродячего лекаря остановил, чтоб поболтать? А потом на память о беседе лошадку прихватил?

Без малейшего замешательства путник окинул взглядом лучника, продолжающего держать его на прицеле.

– А это ваша забота? Да чтоб мне эту лошадь слопать, если вы, парни, королевские солдаты или замковая стража.

Лучник одобрительно хохотнул.

Но его приятель был настроен не так весело:

– Это ты чего… с шавками из замка нас равнять вздумал?!

– Уймись, Тумба, – поспешно сказал лучник. – Не равняет он нас с шавками из замка… А ты нам, добрый человек, вот что скажи. По какому-растакому праву ты на здешней дороге никому проезда не даешь?

– Ох уж и никому… – Хрипловатый голос путника звучал вполне добродушно. Сейчас этот жесткий, несомненно опасный человек похож был на волка, играющего с подросшими волчатами. – Вроде только с лекарем и потолковал.

– Врет небось… – тяжело бухнул сердитый Тумба.

– Врет, не врет – оно мне без разницы, – строго сказал лучник. – Мне вот интересно: знаешь ли ты, добрый человек, что в здешних краях только мы вдоль дорог работаем?

– «Мы» – это вы трое? – уточнил путник.

Лучник на миг растерялся, а потом хохотнул:

– Ишь, чуткий какой, волчара! Услышал, да?

И, не отводя глаз от цели, повысил голос:

– А тебе, сопляку, уши выдрать мало. Возишься, как кабан на лежбище, хруст стоит отсюда до Джангаша!

Тем временем Тумба сообразил, что вопрос остался без ответа – и путник ничего не знает о стоящей за ними могучей силе.

– Нас не трое. Мы… это… мы шайка!

– Шайка – это хорошо! – обрадовался путник. – До меня ваша громкая слава не докатилась, я издалека, из Чернолесья. Но буду проситься к вашему костру.

– И с какой это радости? – ухмыльнулся лучник.

– А мне больше некуда податься, – объяснил путник просто.

– Я не про то говорю. С какой это радости мы тебя к своему костру пустим?

– Верно говоришь, Тетива, – солидно согласился здоровяк. – Вот я медведя на рогатину беру… лошадь на плечах поднимаю… а он может?

– А я, – с чувством собственного достоинства добавил Тетива, – могу тебе, добрый человек, всадить по стреле в каждый глаз прежде, чем ты до эфесов дотянешься.

– И все у вас такие лихие? – Путник с явной насмешкой покосился в сторону придорожных кустов, откуда до его ушей только что донесся предательский хруст ветвей.

– Все, не все – что тебе за дело? – обиделся за невидимого напарника Тетива. – Сам-то что умеешь?

– Сам-то хорошо знаю карраджу.

Тумба что-то одобрительно буркнул. Карраджу – «смертоносное железо» – древнее искусство мечников. Сам Тумба им не владел, предпочитал дубину-голубушку…

– Карраджу – это дело, – оценил Тетива. – Этак ты нам и впрямь сгодишься.

– Эй, а ты чего это решать вздумал? – ревниво вскинулся Тумба. – Ты, что ли, у нас в атаманах ходишь? К атаману его надобно вести, вот что!

– Это ты верно сказал, – признал Тетива правоту приятеля. И повысил голос: – Эй ты, телок неуклюжий, выбирайся сюда.

«Телок неуклюжий», вывалившийся на дорогу, оказался мосластым долговязым подростком лет пятнадцати.

– Возьми лошадку, – скомандовал Тетива. – Отведешь… сам знаешь к кому. Скажешь: поберечь просим.

Путник без спора отдал повод трофейной лошадки в красную от холода лапку подростка. И снова чужак показался лучнику добродушным волком среди волчат.

– А ты, добрый человек, с нами пойдешь, – строго сказал ему Тетива. – Пусть атаман решает, сидеть ли тебе у нашего костра.

* * *

– Я на своем дворе бесплатно никого не привечаю, – с головы до ног оглядел Кринаш однорукого нищего. – Пожалеешь одного, пустишь переночевать задаром, а потом набежит ватага таких, охочих до дармовщинки.

– Хозяин, да неужто выгонишь? – взмолился нищий.

– Не выгоню, ясно-понятно. Но ужин и ночлег отработаешь. Ступай на кухню, моя Дагерта тебе такую работу подберет, чтоб и одной рукой можно было управиться. Воды в бочку натаскаешь или еще что…

– Да ладно тебе, Кринаш! – раздался от ворот веселый голос. – Пусть бедняга отдохнет, я заплачу за его ночлег и ужин. Авось не разорюсь.

Забыв о нищем, Кринаш с широкой улыбкой обернулся к воротам: нагрянули настоящие гости!

Молодой человек в полушубке на волчьем меху спрыгнул с седла. Хозяин поспешил навстречу.

– Рад снова видеть моего господина в «Посохе чародея»!

– Снова? – удивился приезжий. – Ты узнал меня? Но я же в этих краях был только раз, и то давненько.

– Осенью девяносто третьего, – без запинки уточнил хозяин. – Челивис Парчовый Кошель из Рода Вайсутар.

– Верно… ну и память у тебя!

– Да как же забыть? Тогда целая толпа гостей прибыла… а я только потом узнал, что среди прочих, под дорожным именем, был сам принц Тореол, нынешний наш король!

Гость хмыкнул. «Дорожное прозвище» – это было сказано вежливо и осторожно. Да, многие принимают на время странствий прозвище, чтобы обмануть неудачу. Но принц Тореол был вынужден это сделать: он обвинялся в покушении на убийство своего дяди, короля Нуртора. Челивис и не подозревал, что путешествует в компании государственного преступника, которого судьба ведет прямиком на престол Силурана!

– Государь этой осенью изволил побывать в наших краях – и опять завернул в «Посох чародея»! – с законной гордостью сообщил Кринаш.

– Ого! – оценил новость Челивис. – Ну, я, конечно, не король, но тоже к тебе второй раз завернул. Найдешь местечко для меня и моего слуги? Вот он – Дабунш Говорящая Наковальня из Семейства Бербал.

И обернулся к своему спутнику, который тоже успел покинуть седло и теперь держал под уздцы обеих лошадей – свою и хозяйскую.

Кринаш бросил оценивающий взгляд на слугу.

Ясно-понятно, полукровка-тролль! Кринашу таких приходилось видеть. Бывает, тролли воруют женщин не для еды, а для другого… Казалось бы, какое уж тут «другое», если тролль раза в два выше человека? Но говорят, что у этих громадин мелковат не только мозг…

А с этим детиной и сомнений нет. В лицо ему Кринаш глянул снизу вверх, а ведь он и сам не коротышка. И плечи у парня такие, что хоть боком в дверь проходи… а шеи не видно, круглая башка словно вбита в плечи.

Из полукровок выходят хорошие наемники, но чтоб в слуги этакого брать?! Одни глаза чего стоят – злющие, как у росомахи.

Кринаш даже обернулся: на кого это Дабунш с такой ненавистью уставился мимо его плеча?.. А! Должно быть, на подошедшего к господину однорукого нищего, больше не на кого, не на хозяина же… Ясно-понятно, недоволен, что всякая шваль здесь крутится.

А Челивис тем временем продолжал добродушно:

– За этого парня, как я уже сказал, я заплачу. И за ночлег, и за еду. А мы с Дабуншем здесь несколько дней поживем. Хочу поохотиться в здешних краях… Бери, Дабунш, вещи. Хозяин покажет, куда нести.

– Дагерта покажет, – уточнил Кринаш, – а я лошадками займусь.

Большой черный пес, лежащий возле конуры, приподнял голову и негромко зарычал.

* * *

Светловолосый юноша в лисьей шапке не глядя обламывал сосульки с обледеневшего рукава полушубка. Взгляд его был устремлен на открывшуюся меж деревьями крышу постоялого двора с вывеской «Посох чародея». Юноша разглядывал ее с детским удовольствием: красивая вывеска! Паренек даже забыл обиду, испытанную недавно на берегу. И в сон его уже не клонило.

Внезапно сзади раздался голос – громкий, пронзительный, хнычущий:

– Добрый господин, пожалей старую больную женщину! Устала, ноги не идут, голод замучил… а у Кринаша даром ночевать не пустят. Придется в сугробе подыхать, в кустах придорожных, волкам да воронам на радость.

Юноша растерянно оглянулся.

В двух шагах стояла толстая старуха с не по-нищенски острым, пытливым взглядом. Капюшон плаща отброшен за спину, седые космы растрепались по плечам.

Откуда взялась, как подошла-то незаметно? Дорога видна далеко, на придорожных кустах снег с ветвей не упал…

Но эта мысль лишь мельком скользнула в голове юноши. Больше его сейчас волновало другое.

Он сдернул с пояса тощий матерчатый кошелек, вытряхнул на ладонь несколько медяков и принялся пальцем передвигать их, шевеля губами. Видно было, что счету он обучен плохо.

Наконец нахмуренное узкое лицо прояснилось.

– Вот! – довольно сообщил он. – И тебе хватит, и мне.

И протянул старухе два медяка:

– Держи, бабушка. Тут не только на ночлег – на ужин какой-никакой должно хватить.

Старуха потянулась за подаянием… и на миг застыла, коснувшись руки путника.

– Что ж ты, щедрый господин, в такой холод рукавички не носишь?

– А не на что купить, – обиженно сдвинул светлые брови юноша. – Ты вот, знатная дама, тоже где-то меховые перчатки потеряла!

– Так у меня и лапы-то… – Нищенка тряхнула посиневшими от холода руками. – А у тебя – как из варежек вынуты…

– В рукавах грею… Что деньги не берешь? Или уже не нужны?

– Нужны, касатик, ой как нужны! – виновато зачастила старуха, сгребая подаяние. – Хоть скажи, добрый господин, как тебя зовут, за чью доброту Безликих молить?

Лицо парня тут же вновь стало приветливым – похоже, он не умел долго сердиться.

– Имени нет, я из Отребья, – добродушно отозвался он, ссыпая оставшуюся медь в кошелек. – Мама звала меня – Дождик.

* * *

Хозяйка, крепкая некрасивая женщина с прямыми сросшимися бровями на длинном лице, привычно улыбнулась гостю:

– Господину будет удобнее, если слуга рядышком устроится, в этой комнате. Здесь у нас просторно, для уважаемых гостей эту комнату держим. Вот принесу соломенный тюфяк, положу у стеночки, одеяло дам хорошее, теплое…

– Да все в порядке, хозяюшка Дагерта, – успокоил женщину Челивис.

Хозяйка изумленно ахнула, от удовольствия почти похорошев.

– Господин помнит, как меня зовут? Это ж сколько времени прошло…

– Три года, – скромно уточнил Челивис, не собираясь признаваться, что услышал ее имя только что, во дворе. – А с тюфяком, хозяюшка, тебе наверх тащиться незачем, я Дабунша пришлю…

Дюжий слуга что-то буркнул, склонившись над развязанной дорожной сумой.

Приветливость и учтивость гостя завоевали сердце хозяйки.

– Скоро за стол сядем, – душевно сказала она. – Уж я расстараюсь…

– Помню, – довершил Челивис завоевание, – готовишь ты отменно.

– Господин хорошо проведет время, – поспешила обрадовать его в ответ Дагерта. – Охота здесь отличная. Понятно, далеко в лес заходить нельзя – тролли и прочая гадость… но дичи столько, что к воротам зверье приходит! А коли непогода помешает по лесу бродить, так и в доме не скучно. С нами зимует бродячий певец, горластый такой, много песен знает. И побеседовать будет с кем: у нас Сын Рода остановился, тоже охотиться приехал. Обычно тут зимой пусто, как в торбе у нищего, а на этот раз – гляди-ка!..

– Сын Рода? – заинтересовался Челивис.

– Да, молоденький такой…

Что бы еще рассказала хозяйка о постояльце – осталось неизвестным: Дагерта вдруг вспомнила о куче дел, ожидающих ее, и, напомнив, чтоб Челивис прислал слугу за тюфяком и одеялом, поспешила уйти.

Дабунш, вынув вещи из сумы и разогнувшись, прислушался к шагам по доскам галереи.

– Ушла, – кивнул Челивис. – Слушай, а и впрямь – зимой здесь должно быть пусто, а тут какой-то Сын Рода застрял. Охотится, ха! Знаем мы…

Договорить ему помешал тяжелый кулак, врезавшийся под дых.

Челивис, скорчившись, жадно глотал воздух. Не устояв на ногах, он грохнулся на колени, дернулся, завалился на левый бок.

Разъяренный Дабунш встал над ним, сжимая кулаки:

– Ты, падаль ходячая! За каким демоном брякнул, будто я твой слуга?

Челивис продышался и, не вставая с пола, снизу вверх бесстрашно поглядел на своего огромного спутника.

– Еще раз посмеешь меня хоть пальцем тронуть – заору! Сбегутся все, кто есть на постоялом дворе… скажу, что мой слуга рехнулся, убивать меня лезет. Не пришибут тебя на месте, троллий ублюдок, так повяжут и в подвал кинут!

– Не шибко я их боюсь… – начал Дабунш – и с запозданием оскорбился: – Это кого ты тут тролльим ублюдком обозвал, битая морда?

– Ну, не себя же!.. Думаешь справиться с хозяином и его гостями?

Дабунш чуть подумал и ответил менее уверенно:

– Я тебя втихаря задавлю, не услышит никто…

– Дави сейчас! Сил моих уже нет тебя терпеть! Всю дорогу, чуть что, норовил своими кулачищами… дави! А потом возвращайся в Джангаш! Расскажи Клешне, как ты по дурости дело провалил!

– Дело? Да я сам клад сыщу. Пергамент-то при мне! – Дабунш коснулся груди. – И я… это… грамотный!

– Грамотный он! – умилился Челивис. – Ну, давай, разбирай записи! Соображай в одиночку насчет барсучьих хороводов и пьяных карасей. Не найдешь ни хрена болотного – Клешня с тебя спросит, больше-то уже не с кого будет!

Дабунш, уже собравшийся дать «хозяину» крепкого пинка, передумал, не ударил. Мысль о том, что придется держать ответ перед Клешней, была крайне неприятной.

– Ты… это… вставай, хватит валяться, – прогудел он примирительно. – А на кой ты меня слугой назвал?

– Так ведь странно, если Сын Рода приехал в глушь – и без слуги, – так же мирно отозвался Челивис, поднимаясь на ноги. – У нас общее дело: угодить Клешне. Уж потерпи.

Усмиренный Дабунш прекратил протесты и даже согласился пойти вниз за тюфяком.

Оставшись один, Челивис подошел к окну, прикинул возможность через это окно удрать в случае чего – и только потом обратил внимание на открывшийся вид: острия бревенчатого частокола, над которыми тускло белел лед Тагизарны. Берега реки отсюда видны не были, и пейзаж был не силуранский, а прямо-таки уртхавенский, не хватало только моржа на льду.

Да, если не удастся ублаготворить Клешню, придется улепетывать до Уртхавена. К моржам…

И дернула же Хозяйка Зла три года назад обыграть в фатимирском кабаке вот этого самого Дабунша, задави его лихорадка!

Ну, куда делось чутье Челивиса? Ведь если у тебя только и есть ценного, что знатное имя… если с детства в карманах пусто… если родители рано умерли, а прочая родня и медяком не поможет… если живешь тем, что выиграешь у простаков в «радугу»… ну, должно же у игрока быть умение разбираться в людях? Да хотя бы простое чувство опасности, а? То, что у простонародья называется «задница горит»…

Так нет же! Ничего не горело у Челивиса, когда он выигрывал одну за другой золотые монеты у пьяного громилы с рожей тролля. Золото, да! Взял Челивис в тот раз столько, что можно отгрохать дом в столице. Радовался еще: вот, мол, как прочно прижилась рядом с ним удача…

Да? Прижилась?.. Сколько лет, болван, был игроком – а только в те сумасшедшие два дня узнал, каким капризным может быть везение…

* * *

Валялся тогда, помнится, Челивис на кровати – в комнатушке на втором этаже фатимирского трактира «Кружка и блюдо». Глядел в потолок, закинув руки за голову, и размышлял о причудах удачи.

Еще вчера рядом с ножкой его кровати лежала небольшая, но увесистая кожаная сумка. А в ней – монеты, блестящие, солидные, ласкающие ладонь, если запустить руку в этот садок дивных золотых рыбок.

И Челивис, разомлев от вида добычи (самой жирной добычи, что досталась за всю жизнь бродяге-игроку) решил бросить мотаться по свету. Купить дом, заняться торговлей.

Но сначала – отпраздновать удачу! Нет, не устраивать повальную пьянку для всей улицы. Тихо и скромно порадовать душу: велеть принести в комнату бутылочку вина, закуску, пригласить девицу посмазливее.

И ладно бы дурню позвать одну из давних подружек, про которую все знаешь: и где живет, и на какую сводню работает… так нет же, поманили его синие глазищи незнакомой рыжей стервы! Челивис еще с сопливых мальчишеских лет оборачивался вслед проходящим рыжим красоткам, а эта уж так хороша была – ну, все при ней!

Мозги, как оказалось, тоже при ней. Сволочные, подлые, но отменно работающие. Челивис и выпил-то совсем немного – а сморило его, как деревенского простофилю за столом у портового вербовщика. Проснулся на рассвете – ни девицы, ни золота.

Челивис не тратил времени на брань и сетования – кинулся на поиски. До полудня мотался по Фатимиру, говорил со своднями, толковал с уличными девками… ну, никто не видел «богиню его желаний». Возникла из вечернего воздуха, цапнула сумку с золотом и растворилась в ночи.

Тут впору бы рехнуться с досады и унижения. Но добрая судьба решила утешить игрока. Столкнула его со знакомым купцом из Джангаша – а тот новость сообщил. Мол, в столице скончался дед Челивиса, наследство ждет молодого господина…

И теперь Челивис глядел в потолок и приводил в порядок мысли.

Ничего себе поиграла с ним лиса-удача, повертела хвостом! Сначала сделала богачом, потом нищим, потом снова предложила богатство…

Возьмет он это богатство, еще как возьмет, и раздумывать не станет!

Этот дед когда-то отказался от дочери, потому что она вышла замуж против его воли. И на внука даже взглянуть не хотел. По его вине Челивис никогда в жизни не знал, что такое собственный дом. По его вине стал профессиональным игроком… да что уж перед самим собой лукавить – шулером!

Челивис враждебно покосился на лежащую на столе коробку для игры в «радугу». Худо ему придется, если станет известно, что коробка у него «слоеная» – с потайным отделением, из которого при хитром броске выпадает сильный расклад костяшек. За плутовскую ловкость рук еще могут простить – ну, побьют малость да отпустят. Но за «слоеную» доску кости переломают, а могут и пришибить.

Нет, пора бросать к болотным демонам эту полунищую, опасную и никчемную жизнь. Вот завтра на рассвете Челивис оставит Фатимир и отправится в столицу…

Скрипнула дверь. Ну, что за манера у здешней прислуги входить без стука! У себя дома он заведет порядочки построже!..

– Ну и за каким демоном?.. – строго вопросил Челивис, не поворачивая головы к вошедшему.

– Поговорить надо, – отозвался незнакомый мужской голос.

Челивис рывком сел на кровати.

В дверях стояла Большая Неприятность. Одна, но в двух лицах.

Одно лицо Неприятности было знакомым. Давешний громила-полукровка, в пух проигравшийся Челивису. Морда враждебная, кулаки определенно всю ночь так и не разжимались – тосковали по ребрам бедняги игрока. Сразу прошел через комнату, встал у окна.

Второй остался у двери. Ростом куда ниже своего приятеля, тощий, невидный такой. Вроде улыбается добродушно, но глаза… глаза убийцы.

Оба без оружия… ну, на виду его не держат. Но Челивис готов прозакладывать свое наследство, что у тощего нож за голенищем или в рукаве. И достать его он не постесняется. А тому, что у окна, и оружия не нужно. Так управится…

– О чем господам угодно побеседовать? – Челивис постарался, чтобы голос не дрожал.

– О вчерашней игре, – мягко сообщил стоящий у дверей гость то, в чем Челивис и не сомневался.

– Ну и что? – спросил он как можно тверже. – Игра есть игра.

– И проигрыш есть проигрыш, – кивнул незнакомец. – А только деньги деньгам рознь.

– Да? А по мне, так одинаково звенят…