Глава 1

Меня зовут Эй.

Выглядит, как дурацкая шутка, но полное имя звучит как Эй-как-тебя-там. Тому, кто дал мне его, по большому счёту не было дела до меня и моего имени, поэтому он взял первое, что взбрело в голову. Я родился на планете Земля через десять лет после Большого ядерного противостояния. Учитывая все те обстоятельства и общую тенденцию, мне было суждено тихо умереть, как всем, через пару часов после родов, или же в течение недели, как подопытной морской свинке, кем я и был по сути. Но я выжил.

Потому что гомункул. У меня нет тех, кого я мог бы считать своими родителями в строгом смысле этого слова, есть только доноры искусственно изменённого генетического материала. Как и все гомункулы, я очнулся от гиперсна в капсуле достаточно взрослым, чтобы существовать самостоятельно. Мне было тогда около 8 лет. Люди посчитали младенчество ненужной роскошью и пустой тратой времени и исключили его из жизни гомункулов.

Я помню, как впервые ощутил себя внутри своего тела, смонтированного в капсуле на катетерах и зондах. Кто-то склонился надо мной и стал безжалостно выдёргивать трубки, причиняя нестерпимую боль. Наконец сильные руки взяли меня под мышки, вытащили из капсулы и стали трясти, как куклу, пока я не раздышался и не начал кричать, как, впрочем, все новорожденные. После чего меня положили на высокий металлический стол на колёсиках, стоящий рядом. Капсула всё ещё пищала, и почему-то у меня от этого звука болели уши. Жёлтый свет сначала ослепил и заставил зажмурить глаза, но через несколько секунд я приоткрыл веки и начал наблюдать за происходящим.

Тем временем меня вытерли салфеткой, и моё тело сразу окутал холод. Потом стали мазать чем-то жгучим, окуная ватный тампон на зажиме в большую банку из тёмно-коричневого стекла. Меня бросило в жар и накрыло запахом, сбивающим с ног. Я чихнул, и мир, в который я попал, обрушился на меня со всеми своими картинками, звуками, запахами и пока непонятными ощущениями. Я не выдержал нагрузки и отключился.

Мне потребовалось некоторое время привыкнуть к тому, что все мои пять органов чувств работают на полную катушку, и научиться воспринимать окружающий мир, не теряя сознания. Установить такой контроль получилось быстро, но это оказалось не самым сложным.

Логические связки – вот что меня чуть не убило. Потому что, пока я спал в капсуле, мой создатель загрузил мою память. Во-первых, копией своей личности, вряд ли возможно придумать идею похуже. А во-вторых, огромным объёмом человеческих знаний в двести тысяч слов, хотя было бы достаточно и половины. Обычно гомункулам делали загрузку гораздо более скромного размера – словарный запас в тысячу слов и простейшие социальные и бытовые навыки.

Меня лихорадило до тех пор, пока все слова не соединились в семантическую структуру. Это продолжалось очень долго, я думаю, несколько дней или больше. Я помню, как это началось. Металл стола нагрелся от тепла моего тела и начал пахнуть кровью. «Металл – железо – кровь» – внезапно всплыло в моей памяти. И почти сразу же: «Металл – недра – ресурсы», «Металл – оружие – радиация», «Металл – броня – защита», и связки посыпались, как лавина. Как только я приходил в себя, сразу же хватал следующую связку, такую как «Стол – мебель – дом», «Стол – пища – кухня», затем были «Кухня – нож – пища», позже «Нож – оружие – металл», это о том, как они сливались воедино. Этот процесс не закончился и продолжается по сей день, но отошёл на задний план и перестал раздражать.

Постепенно я привык к тому, что мой мозг, получая информацию от органов чувств, делил её сначала на части, связывая каждую с отдельным словом, после чего с помощью логических связок собирал в единое целое знание об окружающем мире. Иногда полученная информация не совпадала с уже выстроенной картиной, и мне приходилось переделывать, но не только из-за необходимости исправлять ошибки в умозаключениях. Всё постоянно менялось, и я, и мир вокруг меня, и моё отношение к нему. Я тогда не знал, что буду делать так всю жизнь, и что это будет одно из главных условий здравости ума и рассудка, потому что со временем разница между внешним миром и внутренним, в лучшем случае, начнёт мешать общаться с другими людьми, а в худшем просто выбросит из социума.

Всё это утомляло меня, лишало сил до полного истощения, погребая в гиперсон. Не очень приятное состояние. Это смерть, временная, с обратным билетом в жизнь. Меня будили, бесцеремонно вытаскивая катетеры и зонды, я кричал и снова терял сознание от избытка ощущений.

Однажды, придя в себя, я обнаружил, что лежу на высоком металлическом столе, одетый в тёплую мягкую одежду. Звуки и запахи больше не терзали мой мозг, я попытался открыть глаза и увидел только белый потолок, без логических связей и выводов. Я немного подождал, но нет, было тихо и безмятежно.

Тело ощущалось сильным и нуждалось в движении. Я попытался пошевелить руками и ногами – они повиновались! Я хотел сесть, но не знал, как это сделать, и если бы меня вовремя не подхватили, то свалился бы со стола. Я поднял голову и наконец увидел того, кто был там всё это время и теперь крепко держал меня за плечо.

Его выцветшие мутные глаза устало смотрели на меня из-под мохнатых бровей. Я увидел глубокие морщины на его длинном небритом лице, полосы грязи на худой шее, торчащей из воротника большого вязаного серого свитера, и седые свалявшиеся космы, собранные в неряшливый хвост под вязаную шапочку с блёстками. Он был таким худым, что дряблая кожа землистого цвета с тёмными пятнами свисала складками с костей. Тогда ему было около пятидесяти лет, но к тому времени возраст уже перестал что-либо значить.

Человек, задумавшись, сжимал моё плечо всё сильнее и сильнее, так что мне стало больно. Я поёжился, наконец он убрал руку – я сидел прямо, выпрямив спину и подняв голову. Он щёлкнул пальцами слева и справа от моей головы, поводил указательным пальцем перед моим носом, и сильно, но аккуратно, толкнул меня ладонью. К моему удивлению, я чуть не упал на спину, но мне удалось ухватиться рукой за край стола. Человек внимательно осмотрел меня, затем взял за плечи и, глядя прямо в глаза, спросил:

– Ты меня слышишь? Ты понимаешь, о чем я говорю? Ответь мне.

– Да, – ответил я хриплым голосом, закашлявшись.

– Наконец-то, – облегчённо выдохнул человек.

Затем он облепил меня датчиками и долго смотрел на индикаторы, попутно заполняя какие-то таблицы в толстой, почти всей исписанной, сильно истрёпанной тетради. Позже я спросил, почему он это сделал. Он наморщил лоб, уставился в потолок и начал думать над ответами видимо сразу на три вопроса – зачем он вообще записывал информацию, почему он кодировал её буквами и цифрами, и почему бумага была способом её хранения. Полученные ответы явно вызвали множество других вопросов, поэтому сразу возникла идея о ненужной трате энергии, и он остановился. «Отстань» – как потом выяснилось, это был унифицированный ответ на большинство моих вопросов.

Пока человек писал в тетради, я осмотрел своё тело. Голова, две руки, две ноги – человек. Слишком ровные конечности, слишком правильные черты лица – по этим и другим едва уловимым признакам быстро становилось ясно, что я гомункул. Многое из того, что я знал и чем владел, было невозможно для людей.

Сначала человек был мрачен и зол, но постепенно расчёты в толстой тетради привели его в прекрасное расположение духа, и он начал что-то напевать себе под нос.

– Выжил? А зря, – он посмотрел на меня и ухмыльнулся, – Ну-ка, скажи «декарбоксилаза», – и, наблюдая за моей реакцией, покатился со смеху. Мне тогда ещё стало понятно, что он редкий упырь.

Я сидел на столе, болтая ногами от скуки, когда позади меня раздался странный звук. Человек поднял голову, и я тоже оглянулся – за моей спиной висел огромный монитор, с которого на нас очень внимательно смотрел другой человек, совершенно непохожий на моего.

– Уважаемый доктор Мортиц, могу я тебя поздравить? – проскрипел человек из монитора, – Всё ли прошло хорошо?

– Представь себе, Тор, что получилось! – ответил тот и начал плести, что уровень моего интеллекта получился чрезвычайно высокий, что почти все современные человеческие знания загружены в мою память, теоретически я бессмертен, то есть могу погибнуть только не своей смертью, что обладаю безграничной памятью, сверхспособностью к обучению, телепатией и гипнозом. На самом деле он здорово преувеличивал, выдавая очень сильно желаемое за действительное, в то время я ничем таким не отличался. Он также сказал, что я больше человек, чем гомункул, и это очень важный научный результат, который даёт надежду на спасение.

Затем он скорчил рожу и одновременно подмигнул мне, как будто я был учёной собакой из цирка, и спросил, сколько будет дважды два. Я ответил: «Четыре». «А четвёрка в кубе?». «Шестьдесят четыре», – немедленно ответил я.

– Что ты здесь подсовываешь под видом супер гомункула? Говорящий калькулятор? – раздался из монитора резкий скрипучий голос.

– Тебя подрывает сейчас то, что я первый? Смирись уже со своим вечным вторым местом.

– Интересно, что заставляет тебя думать о себе как о первом. Я вижу обычного гомункула с весьма средними математическими способностями и ничего более из заявленного. Но нужно отдать ему должное – он единственный, кто выжил после всех твоих манипуляций с мозгом.

Между ними началась перепалка на тему последствий Большого ядерного противостояния, что единственным способом пополнения человеческого ресурса стало выращивание гомункулов, требовалось всего лишь решить задачу их очеловечивания. Путь через усиление интеллекта Тор сразу же посчитал тупиковым:

– Мы же с тобой ходили этой дорогой. Ничего не получилось, мой гомункул не стал человеком. Ты знаешь, о ком я говорю. Почему ты снова создал умного гомункула? Ещё тогда стало понятно, что дело не в интеллекте.

– А в чём же ещё, если не в интеллекте?! – Мортиц перешёл на крик, – Основной признак вида homo sapiens – наличие разума! Мне неудобно говорить тебе такие очевидные вещи, как будто ты третьеклассник какой.

– Ты так и не решил главную задачу, – продолжал Тор, повышая голос чтобы перекричать Мортица, – А именно, исключить женщин из процесса воспроизводства людей. Тебе нужно было создать человека, а ты снова вырастил гомункула, обычного гомункула, хотя, вероятно, очень умного. Ты был последней надеждой, ты же обещал…

Они ещё долго собачились, пока на фразе «Я прошу больше меня не беспокоить» Тор не покинул эфир. Мортиц по инерции продолжал бухтеть в пустой экран, но потом замолчал и долго сидел, опустив голову. Мне надоело торчать на столе, и я спрыгнул на пол. Мортиц поднял на меня глаза и сказал:

– Эй, как тебя там… да так и буду тебя звать, только короче – Эй. Меня будешь звать Док, но лучше не зови меня, – и ушёл в тёмный угол с диваном и тряпками. Вот так я получил своё дурацкое имя.

Процесс адаптации в новом мире занял немного времени – просто однажды я проснулся с ощущением, что я существовал здесь всегда. Комната, где я родился и долгое время жил, не покидая её, хранила миллионы запросов, к которым я ещё не знал ответов. Из-за обилия вещей и беспорядка она казалась меньше, чем была на самом деле. Вдоль стен тянулись шкафы и полки, заполненные коробками, папками, банками, пузырьками и бутылками. Через приоткрытую дверцу в шкафу был виден ужасный кавардак, некоторые ящики были выдвинуты и не задвинуты до конца. В центре стояли два внушительных стола с тумбами, заваленные всяким хламом. Это была научная лаборатория Дока.

Сначала мне было абсолютно нечего делать, поэтому я просто лазил по шкафам, ящикам и коробкам, что сильно взбесило Дока. Но он ничего не мог со мной поделать, я был непреодолимо очарован хаосом гения. Док недолго сердился, до тех пор, пока не обнаружил, что я запоминаю, где что находится, и теперь ему не надо часами искать нужную вещь.

Там было что-то абсолютно невозможное. Я знал названия и общее назначение, но совершенно не понимал, почему это было здесь. Однажды нашёл холщовую сумку, полную пачек банкнот. Я разложил их на столе и стал с интересом разглядывать рисунки и цифры на купюрах. Меня удивило, что в каждой пачке было по сотне одинаковых купюр, и спросил Дока, почему.

– А ты знаешь, что это такое?

– Да, это наличные деньги.

– Так в чем же вопрос?

– Зачем так много одинаковых купюр?

Док подошёл, взял пачку в руки, покрутил её и бросил обратно на стол.

– Денег много не бывает, особенно наличных, – сказал он с кривой ухмылкой.

– Не понимаю, объясни.

– Смотри, – Док взял несколько пачек, – на эти деньги можно купить эту комнату.

– Зачем?

– Чтобы жить там.

– Мы уже живём здесь. Зачем покупать?

Все диалоги о невозможном заканчивались одинаково – Док застывал с открытым ртом, а потом я бывал послан ко всем чертям, не получив ответа на свой вопрос. Я понял его реакцию – он не знал, что мне сказать, и это его очень злило, как мне показалось на первый взгляд. Позже, когда научился читать эмоции, понял, что за маской гнева скрывалось отчаяние. Всё просто – ответы на мои вопросы находились там же, где Док и другие люди искали сами и не находили.

Однажды Док ушёл из комнаты и долгое время отсутствовал. Вернулся, держа обеими руками большую пузатую бутыль, заткнутую пробкой, полную прозрачной жидкости. Это был совершенно новый предмет. Я всю голову сломал над вопросом, где он его взял. После этой странной истории в моем сердце было полно загадок и нетерпения. Я хотел разгадать тайну Дока, но все, что я мог сделать – это наблюдать за ним и чувствовать атмосферу загадочности, парящую в воздухе. Я знал, что за пределами комнаты есть целый мир, полный чудес и приключений. Док пугал меня постапокалиптическими картинами мира так сильно, как только мог, но это только подогрело мой интерес к нему. Я просился выпустить меня гулять или хотя бы взять меня с собой в свои походы, но Док тогда ответил:

– Не надо пугать людей, и без тебя страшно.

Дело в том, что я, конечно же, умел плакать, смеяться и совершать другие движения мышцами своего лица, но не знал, когда и какими мышцами двигать. Док пугался до икоты, видя корчи на моем лице, и называл меня страшной деревянной куклой. Ему даже приходила в голову идея убить меня. Я получился недоделанным, обычным гомункулом биороботом, без чувств и эмоций. Мой интеллект не сделал меня человеком. Я остался жив чисто случайно – Док просто забыл о своих намерениях.

Через некоторое время Док признал своё поражение, и они с Тором помирились. Док впал в депрессию, обозвав себя штамповочной машиной для некачественных товаров. Тор возражал, называя его гением человечества, хотя и не без ехидства. При том, что Док потерял интерес ко всему вообще и ко мне в частности, Тор вдруг понял, что я не просто кукла, но где-то даже человек.

– Не нужно было загружать в его мозг такое большое количество информации, – говорил Тор, – Новые знания там не родятся просто потому, что в них нет необходимости. Следовательно, твой гомункул по сути говорящий калькулятор, и не более того. Нам нужно научить его думать, и тогда будет толк.

– Что за чушь ты несёшь! – вскипая, как чайник, Док вытаскивал толстую, потрепанную тетрадь, исписанную от руки, и бросал её на стол, тыкая пальцами в таблицы и графики, – Он умнее нас с тобой в десять раз!

– Да он у тебя всезнайка, но ничегонепонимайка! Весь в тебя! – припечатывал Тор что-нибудь такое, доводя Дока до белого каления.

Такие драки в онлайне между ними происходили по нескольку раз в день, не только обо мне, но и на другие темы. Заканчивались они всегда одинаково – Тор выходил из эфира, а Док ещё долго ругался с пустым экраном. Я бы смеялся, если бы понимал.

Однажды я спросил Дока, что он имел в виду, когда говорил о моем предшественнике, потому что среди хлама в шкафу меня ждала странная находка. Огромный, мохнатый мотылёк «мёртвая голова» со сломанными крыльями, размером с мою ладонь, лежал в специальной коробке с прозрачной крышкой. Я открыл коробку и потрогал пальцем пушистое тельце. В месте прикосновения внезапно образовалась дырка. Мне тогда пришло в голову, что я был не первым, кто открыл эту коробку и ткнул пальцем в бабочку. Кто-то вроде меня уже забирался сюда и сломал ей крылья. Я спрашивал Дока, кто был здесь до меня. Мой вопрос неприятно удивил его, в ответ он буркнул что-то типа «Фил» и сразу ушёл куда-то. Я задал тот же вопрос Тору. Тот почесал свою лысую голову и сказал:

– Придёт время, и ты все ответы найдёшь сам.

– А что такое «Фил»?

Тор на минуту замер.

– Ты откуда знаешь про Фила?

– Док сказал.

Тор хмыкнул и вышел из эфира.

В конце концов, Тор убедил Дока позаботиться о моем воспитании, хотя его интерес ко мне как к научному проекту был полностью утрачен. Однако было одно обстоятельство, которое чуть не положило конец этой затее. Прояснилось всё очень быстро. Называлось оно «бухло» и регулярно использовалось Доком и Тором для снижения интеллекта до крайне низкого уровня, при котором homo больше не был sapiens, а превращался в животное, такое как крокодил.

Я не понимал, зачем они это делали, поэтому придумал свою собственную версию. Вот она. Человеческая психика – сложная штука с полным отсутствием логики. То, что вчера считалось «хорошим», завтра будет «плохим», и наоборот, потому что существует некоторый контекст, ирония и внешние обстоятельства, которые влияют на оценку. Законы логики были изобретены математиками в целом только для создания компьютеров, и больше ни для чего.

Я думаю, что такие люди, как Док и Тор, с сильным логическим мышлением, регулярно испытывали состояние полного непонимания других людей. А чтобы вернуться в общество, необходимо было снизить уровень интеллекта. Это самая логичная версия, так что вряд ли в ней есть что-то правильное, но другой я не придумал. Я рассказал им о своём умозаключении. Тор хохотал, дрыгая ногами, но не надо мной, а над Доком. Тот в раздражении бегал по лаборатории, как тигр в клетке, и задел руками банку тёмно-коричневого стекла. Та грохнулась об пол и разлетелась на мелкие осколки по всей комнате, а содержимое стало медленно растекаться по полу вонючей липкой лужей. Док энергично запинал стекла под шкафы и столы, а лужу вытер ногой, наступив на грязные тряпки, валявшиеся в углу. Потом он ещё долго ходил, прилипая к полу и ругаясь на чём свет стоит.