Юрка Иванов сидел в пионерской комнате, где успел все изучить до мельчайших деталей. Майским утром ее заливало по-летнему яркое солнце. Красный палас перечеркивала тень Ленина, белый бюст которого был установлен в центре.

Лучи добирались до знамени, развешанном на стене. С одной стороны нитки бахромы были небрежно переплетены, из-за чего напоминали ноги в танце. Как в буги-вуги, которые любил отплясывать отец по праздникам. На массивной волне сверху проглядывалась легкая серость.

«Интересно, а на знамени можно вытирать пыль? Или постирать его? Моя бы мама постирала. Поругалась бы, что опять все подряд домой тащу, а потом постирала», – подумал третьеклассник.

С другой стороны, за гордым гипсовым горнистом был стеллаж с различными наградами, завоеванными школьниками. Над кубками, рамками с дипломами тянулась растяжка «Пионер – всем пример!».

Все-таки какие молодцы наши ребята, – подумал Юрка и вздохнул: – А я не такой. Я непутевый».

***

Юрка был горе-ребенком, детство которого проходило в счастливых 80-ых. За свои 10 лет он столько набедокурил, сколько некоторым взрослым за всю жизнь не под силу. Он не делал пакостей случайно, всё получалось само собой. Стечение обстоятельств, как любил объяснять скромный на вид мальчишка.

У Юрки были волосы «соломой». По цвету напоминающие зрелую пшеницу, по форме – сноп до бровей и вихром на макушке. В серых глазах читалось вечное удивление и оправдание.

Как и его мальчишки-ровесники, он был щуплым малым, которого переросли почти сверстницы-девчонки. Но они, говорят, вообще взрослеют быстрее. Вон у некоторых уже кармашки фартука стали приподниматься на зреющей груди.

Одна из таких девочек – отличница Оля Ястребова – сидела с ним за одной партой. Учитель решила, что образцовая ученица послужит хорошим примером для сорванца и троечника.

Оля и вправду старалась его подтянуть, настойчиво удерживая его на переменах и терпеливо объясняя, что тот не понял на уроке. А как тут поймешь, если ему было интересно не то, что говорит учитель, а что за фартуком у соседки. Особенно прекрасный вид открывался, когда лямки, сдавливающие первые округлости, игриво спадывали с плечика.

Соседка решала, что Юра подглядывает списать и периодически огревала его деревянной линейкой по лбу.

«Просто я ей нравлюсь», – думал про себя сосед по парте. И однажды на перемене решил проверить свою догадку, неожиданно, неуклюже и звонки чмокнув Олю в розовые губки.

Пионерский значок на фартуке как в отместку больно уколол мальчишескую грудь.

– Ты что творишь?! – отличница лупанула линейкой так, что вдоль 20 из 30 сантиметров образовалась трещина.

– Бьешь – значит, любишь! – Юрка продемонстрировал щербатую улыбку.

– Дурак! – Оля в сердцах снова треснула его линейкой, что она разлетелась на две части, звонко грохнувшись о пол.

Юрка счастливо улыбнулся. Он видел, как щеки соседки стали чуть румянее, а сама она опасалась смотреть в глаза.

Нежные чувства, правда, не помешали Оле нажаловаться по поводу выходки одноклассника. После уроков к нему домой пришла бабушка Ястребовой – они были соседями не только по парте, но и по подъезду в пятиэтажке-«хрущёвке». Неугомонного мальца она оприходовала мокрой половой тряпкой в воспитательных целях. И это было очень обидно: во-первых, наказывать не за что, во-вторых, тогда уж ремнём – привычнее.

Или снова вызвали к завучу по воспитательной работе Анне Матвеевне, что было ещё привычнее.

***

В кабинете Анны Матвеевны Юрка был частым гостем. Потому что «непутевый». Смысл этого слова он понимал плохо, но чётко усвоил, что это про него.

Последние три недели завуч занимала пионерскую комнату, пока в её кабинете делали ремонт. Юрка был даже рад смене обстановки: в предыдущем интерьере он давно успел изучить все до мелочей.

Анна Матвеевна была высокой женщиной. Волосы с серыми прядками аккуратно собраны в шишечку над горловиной бледной водолазки под бледно-серым пиджаком. В отличие от других взрослых женщин она не рисовала брови, не наносила ярко-голубые тени на веки и не красила губы красной помадой.

Юрке было интересно, сколько лет завучу, в каком возрасте можно так выглядеть? В тридцать? В сорок? Или в период под страшно древним названием «пенсия», которая почему-то никак для нее не наступает, раз она работает?

Спросить он не решался после другой оплошности, когда сказал, что у нее больше волос на ногах, чем у его отца. Хотел вообще-то сделать комплимент. Вместо благодарностей завуч оттаскала его за ухо, а потом стала носить более длинные юбки.

Юрка услышал, как резко открылась дверь в пионерскую комнату и также резко закрылась, затем последовали знакомые стремительные шаги.

Ученик посмотрел на Анну Матвеевну с надеждой на понимание, но сегодня она была сильно сердита. Он это понял по упрямо сжатым губам и заострившемуся над горловиной бледной водолазки лицу.

– Иванов, ну сколько можно? Ты собираешься когда-нибудь прекращать? – спросила Анна Матвеевна.

Юрка растерялся. Невоспитанно не отвечать взрослым. Однако он не знал, как ответить на такой странный вопрос. Что именно прекращать – завуч не уточнила.

– Твои старшие брат и сестра прилежно учатся. И с поведением никаких проблем нет. Мы всегда ставим в пример Валю и Виталика. А ты что?

– А что я-то? – возмутился Юрка. – Вы же сами говорили: я непутевый.

– Так это не утверждать надо, а доказывать обратное! Своими поступками!

– Не получается доказать, – вздохнул Юрка и добавил фразу, которую где-то слышал: – Горбатого могила исправит.

– Да ты издеваешься? – взвизгнула завуч. – Можно просто вести себя по-человечески? Сначала Оля, потом Лена…

…С Леной правда получилось нехорошо. Они гуляли в местном парке, где между деревьями расставлены потемневшие от времени, с остатками краски турники и качели. В сторонке установлены два бочонка, у которых не хватало несколько деревянных досок. Пару досок не хватало и у накренившегося большого круга, что, впрочем, не мешало детворе крутиться на нем, крепко сцепившись в темную железку.

Одноклассница попросила ее раскрутить на покосившемся круге посильнее. Юрка старался как мог, отталкивая железки все сильнее и сильнее. Потом Лена истошно закричала «Останови!» Он постарался остановить круг, и по инерции упал сам. Скорость это сбавило, девочка неловко упала на землю, но не так сильно.

Ее юбка задралась, а потом ее вырвало борщом под общее «фу-у» ждавших своей очереди мальчишек и носившейся рядом малышни. Дети разбежались как от чумы, а Лена, ненавидяще глянув на одноклассника, убежала домой.

Анна Матвеевна лишь всплеснула руками.

– Ты хоть понимаешь, что тебя могут не принять в пионеры за твои проделки?

Юрка насупился. Некоторым одноклассникам, в том числе соседке Оле, повязали галстук еще на ноябрьскую годовщину революции. Другие вступили в почетные ряды в годовщину дня рождения Ульянова-Ленина. Оставалась небольшая группа детей, чья очередь должна была наступить в мае, в День пионерии. И из всей параллели только по одному кандидату были сомнения.

– Ты понимаешь, что это значит? Это конец всему! – Анна Матвеевна раскраснелась. – Если ты не станешь пионером, то и комсомольцем не будешь. Как ты будешь учиться, работать? Надо думать о будущем, а не шалостях. Ты все понял?

Упрямое молчание третьеклассника завуч приняла за знак согласия. Хотя Юрка думал о своем: как красный галстук повлияет на его будущую работу?

***

К счастью обоих – и школьника, и завуча – скоро закончился учебный год. И Юрка, ставший-таки пионером, отправился на продолжительные каникулы.

Он шел знакомой дорогой домой, не чувствуя тяжести портфеля на плечах. Галстук приятно трепал ветер, жесткие краешки периодически касались подбородка. Мысленно он уже несся с мячом по двору в компании таких же беззаботных счастливчиков, пока всех не развезли по бабушкам и дачам.

Юрка так увлекся своими мыслями, что не заметил на пути Геру – Антона Герасимова. Он был длинным, с рыжими непослушными, как сам хозяин, волосами, и басистым смехом. Если он начинал над кем-то издеваться, то его было слышно далеко.

Главный школьный хулиган должен был уже пересесть за парту училища, но дважды оставленный на второй год продолжал трепать нервы ученикам и учителям.

Третьеклассник еще не увидел опасность, но Гера с дружками уже наметил жертву.

– Гляньте ка, пацаны! Пыонэры смелые, с галстуком прымэрные! – начал кривляться Гера. – Куда чешешь такой ответственный?

«Трое на одного – не по-пацански, но для Геры это не аргумент», – думал Юрка, понимая, что помощи ждать неоткуда. Не кричать же «Помогите» – засмеют еще. Бежать тоже было стыдно. Если уж станут бить, то пусть будет за что. И школьник пошел в атаку:

– А ты завидуешь, наверное! Самого поди не приняли! Побоялись, что галстук треснет от стыда, – гордо выпятив грудь, прокричал Юрка. Пусть все знают, какой он бесстрашный, почти герой!

Дети и вправду услышали начало перепалки и стали подходить ближе. Но не слишком близко, чтобы самим ненароком не схлопотать от Геры. Вступиться на третьеклассника никто не собирался.

– Ты хоть понимаешь, что своим паскудным ртом сейчас забил все гвозди в своем гробу? – пошел в наступление Гера. – Я же тебя живьем урою…

– Только попробуй! – Юрка не понимал, откуда у него взялось столько храбрости. Он не стал тушеваться и даже сделал шажок вперед.

Нога на что-то наступила, и он чуть не упал. Юрка посмотрел вниз – прямо под ним лежал спасительный булыжник. Здоровенный, тяжелый – как знал, что сегодня ему предстоит важная миссия.

– Я сам тебя урою! – третьеклассник схватил камень и замахнулся.

В этот момент что-то блеснуло. Отступать из-за помехи Юрка не собирался и со всей силы швырнул булыжник в сторону Геры. В следующий момент послышался звон стекла и визг шин.

Зевак как ветром сдуло. Гера с дружками мигом оказался на другой стороне дороги, словно только появился на горизонте и никакого отношения к происходящему не имеет. И вообще он сама невинность, как нетронутая белая шевелюра рассыпавшихся по земле одуванчиков.

Из остановившейся машины вылез сосед по лестничной площадке дядя Петя. Он несколько дней назад купил машину – свою первую в жизни – и страшно гордился этим. Об этом усатый дядька все уши прожужжал, как говорила мама. Юрка еще удивился: такой большой, а в ухо жужжит. Жалко, что он сам этого не видел, только бесконечные похвалы его новой «ласточке».

Сейчас дядя Петя был бледен. Он одной рукой держался за сердце, второй опирался о полированную поверхность, чтобы обойти машину.

В блестящем на солнце стекле виднелась дыра, похожая на неровную снежинку. Юрка завороженно смотрел на вычурный рисунок.

Дядя Петя шевелил губами. Что-то бормоча под нос.

– Негодный мальчишка, – переводя дыхание, вслух произнес сосед. – Ты хоть понимаешь, сколько сил, времени и денег вложено в эту машину? – сосед снова стал беззвучно шевелить губами. – Я ж пылинки с нее сдувал, боялся дверцей хлопнуть! А ты, гаденыш такой, стекло выбил. Ты хоть представляешь, как его доставать? Сколько оно стоит на толкучке?

– Я не хотел, – ответил Юрка в свое оправдание. – Оно само получилось.

– Что значит получилось? – теперь сосед покраснел. – Булыжник сам полетел?

– Не сам, – согласился Юрка. – Но я не хотел попасть в вашу машину.

– А куда ты целился? В других мальчиков?

«Мальчики» уже басисто гоготали вдалеке.

– Да, в них. Но они первые начали.

– Камнями кидаться?!

– Нет, они пионером меня обзывали.

– Так ты и есть пионер. И за это ты поднял на них камень? – дядька вдруг стал возмущаться. – Знаешь что – ты не достоин быть советским пионером. Снимай галстук.

Юрка посмотрел на соседа, не веря своим ушам.

– Снимай, снимай, – повторил тот.

– Не вы мне галстук повязали и не вам решать, когда его снимать, – твердо заявил Юрка.

– Ох я до твоих родителей дойду… – злорадно протянул сосед.

– Нашли чем пугать, – пробубнил под нос Юрка. – Я тоже домой собираюсь.