– Вы нас не оставите? – девушка не понимала, почему Никитична не уходит.
– А зачем? – мать Вани нарезала сало. – Здесь все свои. Разговаривайте.
Валюша чувствовала себя не в своей тарелке. Опять какая-то глупость со стороны этой невоспитанной женщины. Чего она добивается? Всем понятно, что она хозяйка в этом доме, но зачем же вести себя, как безкультурщина?
– Я, кажется, понимаю, о чём ты, – Иван кинул часть кожуры в ведро. – Мам, у нас для тебя подарки.
Вытерев руки о грязное полотенце, полез в дорожную сумку.
– Вот, мам, держи. Надеюсь, понравится, – достал свёрток.
Развернув газетную бумагу, женщина ахнула. До чего ж красивый платок! Синий в мелкий цветочек. А бахрома! Сученые шерстяные нити – одна к одной. Идеальная работа.
– Сыночек! – обхватив руками Ивана, мать всплакнула. – Это ж так дорого!
– Не дороже денег, мам, – Ваня смотрел на свою девушку с гордостью, вспомнив недавний разговор о деньгах и материнской заботе. – У нас новость. Мы собираемся пожениться.
– О божечки мои! – схватив Валю за руку, Никитична притянула её к себе. Одновременно обняв сына и будущую невестку, запричитала. – Детоньки мои, какая радость! Будьте счастливы! Берегите друг друга!
Задыхаясь в тисках будущей свекрови, Валя вдохнула всей грудью и скривилась. От Никитичны пахло молоком, навозом и ещё не пойми каким деревенским букетом.
«Домо-ой! – прокричал внутренний голос. – Я хочу домо-ой!»
Но, кроме Вали, никто его не слышал. Никитична всё сильнее сжимала в объятиях, а Ваня гордился собой, думая, что на этот раз Валентина должна понять: счастье в мелочах, а не в деньгах.
Первый день пребывания в гостях у Никитичны Валентина восприняла, как сон. Не могут жить люди в таких условиях. Это невозможная дикость. Девушка наслушалась от бабушек о послевоенном времени и о жизни в годы войны. О голоде, когда ели мёрзлую картошку и довольствовались подножным кормом. Но это было тогда, много лет назад. На дворе уже 70-е. Жить в бревенчатом доме – это ещё куда ни шло. Но туалет на улице? В мороз? Боже, а если заболеешь?
Валя вспомнила, как простудилась после уборки картошки, и поёжилась. Страх заболеть преследовал с детства. Одноклассница Катя умерла, подхватив воспаление лёгких. Целый месяц девочка пролежала в больнице, но лечение не дало результата. Всем классом во главе с классным руководителем провожали Катюшу в последний путь. На тот момент Вале было всего одиннадцать лет. Тот случай оставил тяжёлый след на неокрепшей психике ребёнка.
– Ваня, – девушка искала выключатель впотьмах. – Ты спишь?
Иван сладко сопел в соседней комнате и не слышал. На шёпот откликнулась Никитична.
– По нужде? – негромко спросила женщина, слезая с тёплой печи.
Нащупав выключатель, Валентина включила свет.
– Возьми мои валенки и фуфайку, – Никитична вошла в комнату. – Иль проводить?
– Не надо, я сама, – одеваясь, ответила Валя.
– Я тебе краюху дам, а ты Мухтару кинь. Не бойсь, он не тронет, – отодвинув штору, хозяйка ушла в кухню.
– В такую погоду хозяин собаку не выгонит, а у них – на привязи, – пробурчала девушка, сунув ноги в широкие валенки.
Прихватив кусок чёрного хлеба, Валя вышла на улицу. Погода стояла тихая: ни ветра, ни снегопада. Валентина вдохнула через нос и подняла голову к небу. Чёрное небесное полотно, усыпанное мелкими сверкающими точками, посеяло внутри какое-то чувство благодарности. Девушка поймала себя на мысли, что на данный момент она счастлива.
– А у нас в Воронеже практически их не видно, – сказала вслух, разглядывая плеяды звёзд. – Как хорошо…
Со стороны сарая послышался звон цепи и глухой одиночный лай.
– Мухтар, – негромко позвала собаку и направилась угощать сторожа. – Здравствуй, Мухтар.
Лохматый пёс неизвестной породы вылез из будки и сел рядом с пустой обледенелой посудиной.
– Ты есть хочешь? – Валя вынула из кармана угощение и протянула руку.
Мухтар настороженно обнюхал предложенное, недоверчиво посмотрел в лицо гостьи, а после принюхался к валенкам. Свой человек, если уж хозяйка дала попользоваться «вторыми лапами». Аккуратно взяв зубами хлеб, пёс спрятался в будке.
– Какой ты милый, – улыбнулась Валя.
Повернув голову влево, увидела небольшой домик, похожий на сторожевую будку.
– Ну что ж, бабушкам в годы Великой Отечественной тоже нелегко было. Справлюсь.
Через некоторое время девушка вернулась в дом.
– А я уж думала за тобой идти, – Никитична подготовила воду и полотенце. – Долго что-то.
– Я с Мухтаром разговаривала, – Валя сняла валенки, фуфайку и приложила руки к неостывшей печке.
– Тю, вести беседы с собакой?! – хихикнула женщина, глядя на будущую невестку с недоумением. – Дитё народите, и будешь разговаривать.
Валя насупилась. Как-то странно получается. Вот у её бабушки была собака по кличке Нора. Бабуля считала Нору членом семьи. Выводила на улицу, кормила самым вкусным, лечила и никому не давала в обиду. Норка была чёрного окраса, вытянутая и длинноухая. Обыкновенная такса с покладистым характером и звонким лаем. Бабушка гордилась своей любимицей и часто хвасталась её маленькими достижениями.
– Норик, покажи Валюше, чему ты сегодня научилась. – женщина доставала из конфетной корзинки кусочек мармелада. – Покрутись, покрутись. Ай, ты моя умница. Вот, как мы умеем, да?
Такса наворачивала круги, держа нос кверху и не спуская глаз с руки хозяйки. Три-четыре головокружительных «па», и Нора получала вкусную оплату. Но недолго такса радовала своей компанией бабушку – через восемь лет Нора заболела. Ох, как долго горевала безутешная старушка по собачке. А тут такой мороз, и пёс живёт на улице.
Утром Валя проснулась от полушёпота Никитичны.
– Валечка, подымайся, утро уже.
– Который час? – девушка приподнялась и зевнула.
– Пол седьмого, – Никитична открыла дверь шкафа. – Утро уже.
– А зачем так рано?
– Как же ж? К празднику готовиться, – взяла кое-какие вещи и удалилась.
– К празднику? В такую рань? – Валя нехотя поднялась с постели, потянулась, посмотрела на себя в зеркало и вспомнила родной дом.
Мама никогда не будила рано утром, чтобы начать подготовку. Сначала отваривала овощи, потом шла в магазин, если вдруг что-то забыли купить, а уже к двенадцати дня принималась за готовку. Вале оставалось помочь украсить блюда, если мать об этом просила, но зачастую женщина справлялась сама. Ульяна Юрьевна берегла дочь, не нагружая домашней работой.
– Наработается ещё, – приговаривала женщина, вытирая пыль с книжных полок. – Вся жизнь впереди. Пусть отдыхает.
Умывшись прохладной водой, Валентина спросила, какую помощь необходимо оказать, на что получила ответ: «Приготовить холодец и замесить тесто».
– Холодец? Тесто? – изумлённая Валя медленно опустилась на табурет. – А это как?
– Как-как? – Никитична затапливала печь. – Как обычно.
– Но я не умею, – развела руками Валя, чувствуя себя виноватой. – Я никогда этого не делала.
– У-у, девонька, – мать Вани опешила. – А картоху почистить?
Валя пожала плечами. Её щёки налились румянцем от стыда.
– Давай покажу, – закрыв печную дверцу, женщина достала из-под стола большую кастрюлю.
Поставив на стол, налила воды из ведра. Сходила в сени за говяжьими костями и бросила их в посудину.
– Соли́ и ставь варить.
Валя насыпала соли из коробки, а вот как обращаться с керогазом – не знала.
– В печь, в печь её ставь, – подсказала Никитична, отмывая картофель от земли.
Определив кастрюлю в печь, девушка искоса посмотрела на хозяйку.
– Ну, что стоишь? Бери нож и чисти свёклу. Поставим тушить, будет салат.
С горем пополам Валя очистила овощи. Взглянув на свои руки, ахнула. Ладони окрасились в тёмно-бардовый цвет, кожа вокруг ногтей будто слезла – так сильно забился свекольный сок, лак на ногтях местами облез, и маникюр стал выглядеть, как у чернорабочего.
– Как я с такими руками домой поеду? – вслух произнесла девушка, разглядывая ужасные кисти.
– Освеклились? Ничего страшного. Постираешь, и всё сойдёт, – Никитична не понимала степень расстройства горожанки.
– Стирать? А машинка?
– Какая? Пости́рочная? Да откуда ж ей взяться, деточка? Такие деньжищи сто́ит… К нам этого добра не возят, а ехать в район – это платить надо.
Валя слушала и не могла взять в толк: то ли ей жалко эту женщину, то ли стыдно за неё. Не иметь в доме элементарных вещей. Даже пылесоса нет. К чему такие жертвы?
Пришло время замесить тесто. В кухню вышел Иван и, заметив, что Валя уже на ногах и вовсю помогает матери, обрадовался.
– Ничего себе! Пчёлки мои уже трудятся… – плюхнулся на лавку. – Сейчас и я вам помогу.
Перед Новым годом, часа за два, стол был уже накрыт и ждал своего часа. Никитична, перед тем, как занять своё место, принесла молодым подарок ко дню свадьбы.
– Зачем это? – Иван не хотел брать деньги у матери. – До свадьбы ещё далеко.
– Бери, сынок. Это всё, что ты мне присылал. Ни копеечки не потратила. Сердцем чуяла, что пригодятся. Бери, – взглянув на Валю, зачем-то ляпнула обидные слова. – Положено хозяйке деньги передавать, но ты пока ею не являешься. Так что не обессудь, мало ли, что у вас случится. Может, и до свадьбы не дойдёт. А если всё сложится, как надо, – потратите на праздник.
Иван промолчал, а Валя всем телом ощутила неприязнь к женщине. Могла бы и промолчать, зачем предсказывать плохое?
Проводив Старый год бокалом вина, Никитична принялась за холодец. Отломив кусочек, поморщилась и выплюнула обратно в тарелку.
– Не получился у тебя студень, ай-я-яй, – покачала головой женщина и отодвинула тарелку подальше. – Не быть тебе хозяйкой в этом доме.
Отломив кусочек пирога, широко улыбнулась.
– А вот пирог удался, – сказала мать, проглотив сдобу. – Ванюша мой знает толк, с раннего детства. Ах, умница, какое тесто замесил. У него тяга к приготовленью лет с семи. Всё время вокруг меня крутился и спрашивал: «А что ты сюда положила, а сколько…?»
– Мам, зачем ты так? – Иван никак не ожидал такой реплики.
– Ну что ты, сынок, я ж не со зла, – лицо Никитичны приобрело мягкие черты. – Примета такая есть. Соли много в еде – к беде.
– Не говори так больше, ладно? – Ване стало неудобно перед Валей.
Валентина сидела тихо, обдумывая слова женщины. Как неприятно и колко. Зачем какие-то приметы приплетать? Не понравилась невестка – так и скажи. Ох, какое желание осадить будущую свекровь. Сказать что-нибудь этакое, чтобы она замолчала и перестала цепляться. Но Валя ничего не сказала в отместку. Мама другому учила – не перечить старшим и уважать чужой дом. Да, девушка приехала в чужой дом. Хозяйка здесь – мать Ивана, Алевтина Никитична. Только уж очень она прямолинейная. Не думает, что говорит, как говорит и могут ли её слова обидеть.
О проекте
О подписке