Макс не понимал причин подобной реакции. Он так старался в последнее время хоть сколько-нибудь сгладить ее впечатление о себе. Но сейчас остро ощущал: все зря.

Тем временем Эрика топталась, не зная, куда поставить уже собранную часть. Опасение волнами разливалось по комнате. Наконец она положила конструктор на стол и вновь забилась в угол.

– Почему? – пробормотал Макс. – Сейчас-то что не так? – Наверное, догадайся он посмотреть в зеркало, все стало бы понятнее: плотно сжатые губы, насупленные брови, хмурое выражение лица. А еще руки, которые он непроизвольно сжимал в кулаки. Неудивительно, что Эрика вновь испугалась.

Он медленно приблизился к столу и начал резко разбирать детали, тут же бросая их в мусорное ведро, не поднимая глаз на Эрику. Коробку он выкинул последней.

– Скажи матери, чтоб немедленно убрала.

– П-почему?

– Я сказал, пусть уберет! – Сохранить спокойствие не удалось. Нестерпимо хотелось ломать, крушить все вокруг. И лишь чудом Максу удалось удержаться.

– А можно я заберу? – тихо спросила Эрика.

– Нет! Хочешь такой, попроси родителей купить.

Она так на него посмотрела, что Максу стало стыдно. Он чувствовал, как краска заливает кончики ушей, щеки, шею.

«Может, и правда пусть возьмет?» Но обида, что Эрика не захотела собирать дурацкий конструктор вместе, оказалась сильнее. Макс упрямо стиснул зубы и ушел.

Тем же вечером он стоял у окна и смотрел, как мистер Томпсон забирает домой жену и дочь.

Эрика с диким криком кинулась к отцу, который подкинул ее несколько раз, а потом закружил в объятиях. Миссис Томпсон, смеясь, что-то сказала мужу, после чего поцеловала его и дочь. Затем вся семья села в машину и поехала домой. А Макс продолжал смотреть им вслед, пока красные огни автомобиля не скрылись в темноте ночи.

Он волей-неволей обращал внимание на разницу в достатке их с Эрикой семей: упаковка из шести карандашей, в то время как ему редко покупали меньше тридцати штук; старая, скорее всего, подержанная машина; недорогая одежда на вырост, в которой маленькая и худенькая Эрика иногда буквально тонула.

Макс понимал: таких богатых семей, как его, немного, но задумываться о том, почему, начал лишь сейчас. Он еще от деда слышал выражение «старые деньги», но не задавал вопросов. Для него это было само собой разумеющимся. Как и пропасть между представителями разных классов. В памяти отлично сохранилось, как дед регулярно попрекал его отца низким происхождением. Раньше Макс не обращал внимания на такие вещи, но сейчас, вглядываясь в темноту, размышлял: почему в жизни у одних есть все, у других – ничего. Томпсоны тоже много работают, но не могут позволить себе новую куклу для дочери, дурацкий конструктор, или большую коробку карандашей.

А еще Макс с грустью осознавал, что несмотря на нехватку денег, Эрика, в отличие от него, не обделена родительским вниманием и любовью.

Мать давно не обнимала его. День, когда это произошло в последний раз, отлично врезался в память. Он как раз пошел в первый класс частной школы, основанной Леонардом Карлайлом, старшим братом матери. И пусть мать с дядей Лео друг друга не особо любили, сомнений, куда зачислят Макса, не возникло.

«Учись хорошо, Максимилиан Уокер-Карлайл, – сказала тогда мать. – Не опозорь фамилию, которую носишь». И Макс старался, старался изо всех своих детских сил. Пытался оправдать ожидания родителей, даже в ущерб отношениям с одноклассниками, многие из которых не отличались примерным поведением и желанием следовать правилам. Среди них Макс слыл ботаником и трусом, потому что из раза в раз отказывался принимать участие в проделках или нарушать школьные правила.

Макс сидел за партой в кабинете истории и пытался на одной из последних страниц тетради сделать набросок портрета Эрики, когда дверь с грохотом распахнулась.

– Эй, Уокер, дай списать математику! – Джон Майнкрафт не скрывал презрения.

– Самому слабо? – огрызнулся Макс.

– Вот еще. Время на всякую фигню тратить!

Макс промолчал.

– Слушай ты, Белоснежка, – его дружки глумливо заржали, – давай сюда математику!

– Или что?

– Пожалеешь!

– Дружков своих попроси. Хоть у одного из вас должны же быть мозги. Задание несложное.

– Ты доигрался, Уокер, – прошипел Джон, наклонившись к нему.

Макс пожал плечами, раздумывая, сумеет ли ускользнуть от них после уроков. Он храбрился. Их было четверо, а он один. В случае чего на помощь никто не придет. Жаловаться директору Патерсону оказалось бесполезно: вместо поддержки пришлось выслушать нудную лекцию о необходимости уметь общаться, договариваться и жить в коллективе.

Возвращаясь домой, Макс очень надеялся, что матери еще нет, но судьба оказалась не на его стороне.

Мать сидела в гостиной с чашкой чая, когда Макс появился на пороге в испачканной школьной форме.

– Максимилиан! – резко окрикнула она его, не желая замечать, как Макс втянул голову в плечи.

– Да, мама.

– Что с твоей одеждой?

Макс мялся, сомневаясь, говорить ли правду.

– Я слушаю.

– Меня избили, – прошептал он.

– Воспитанные молодые люди не опускаются до драк! – она словно бы не слышала, какое слово использовал сын.

– Но, мама, я не…

– Посмотри на себя! Твой вид позорит нашу семью! Мы не какие-то плебеи. Небрежность в одежде недопустима. Твой внешний вид должен соответствовать. Иди приведи себя в порядок.

Понимая, что разговор окончен, Макс направился к лестнице.

– И причешись! – прилетело в спину. – А то вечно растрепанный.

Макс знал, что не родился симпатичным или обаятельным, и отражение в зеркале ежедневно это подтверждало. Бледная кожа, ассиметричное, как у отца, лицо с крупным носом, пухлыми, словно девчачьими, губами. Но если черты лица отца казались сглаженными, у Макса они слишком выделялись на более узком лице. Венчали это «великолепие» непослушные, волнистые темно-каштановые волосы, укротить которые не могла никакая стрижка. Макс постоянно выглядел растрепанным, за что получал замечания от матери и учителей. Он часто причесывался в надежде хоть немного пригладить ужасающую шевелюру, но казалось, что с каждым движением расчески волосы становились лишь пышнее, вызывая неуместные ассоциации с мультяшными диснеевскими принцессами. Собственно, поэтому прозвище Белоснежка намертво приклеилось к нему с первых дней в школе.

Приняв душ и переодевшись, Макс спустился вниз. Когда мать возвращалась пораньше, они ужинали вместе. Задумавшись, Макс задел один из стоящих вокруг большого стола стульев и чуть не упал.

– Смотри, куда идешь, Макс, – мать вздохнула и возвела глаза к потолку. – Как можно быть таким неуклюжим? И в кого ты такой?

Макс бросил взгляд на мать. Она тоже переоделась, сменив строгий офисный костюм на шелковую рубашку навыпуск и брюки – сама элегантность. Не то чтобы он понимал точное значение слова, но матери подобное определение подходило как нельзя лучше. Он так завидовал ее гладким волосам, которые не пушились и не торчали в разные стороны.

Ели молча, пока Макс случайно не ляпнул на себя соусом.

– Не понимаю, зачем я только нанимала тебе учителя хороших манер, – мать недовольно поджала тонкие губы. – Ты снова обляпался. Неужели нельзя быть хоть немного аккуратнее?

– Прости, мама, я нечаянно.

– Нечаянно! А потом Хью еще спрашивает, почему я не беру тебя с собой на приемы. – Она сделала глоток вина. – Ты же обязательно меня опозоришь.

Макс лишь ниже опустил голову. Он очень старался, но соответствовать высоким стандартам семьи Уокеров никак не получалось.

***

После каникул Эрика редко видела Макса. Он практически не выходил из спальни в те два раза, когда она приезжала с матерью.

И пусть это могло показаться странным, но Эрика поняла, что скучает по Максу. Она и не думала, что успела привыкнуть к тихому перемирию, постепенно установившемуся между ними незадолго до Рождества. Если бы она точно знала, что сделала не так, можно было бы попросить прощения. Но смелости поговорить ей не хватило.

Тридцатого января Эрике исполнялось семь. Мама хотела взять выходной, но миссис Уокер и не думала отпускать ее – день рождения дочери оказался недостаточно веским поводом. А мистер Томпсон, парамедик¹ на скорой, был на смене. Именно поэтому Эрике пришлось идти с мамой.

Она совсем не хотела – слишком грустно было в особняке в последнее время. Не радовали игрушки, фломастеры с блестками, которые Эрика обнаружила на полке в предыдущий приход. Но маме с папой (они всеми силами старались объяснить это дочери) нужно было работать, а оставить ее одну дома они не могли. Для этого Эрика была еще слишком мала.

День рождения постепенно подходил к концу. Повариха семьи Уокеров приготовила для Эрики небольшой тортик. А с утра ее поздравил водитель Макса Сэм и подарил симпатичного плюшевого песика.

Самого Макса Эрика не видела целый день. Около десяти утра Сэм куда-то повез его, а возвращение она пропустила. Эрике хотелось пригласить его поесть тортика вместе, но она не решилась постучаться в дверь спальни.

– Собирайся потихоньку, скоро поедем домой, – мама заглянула в комнату.

Эрика кивнула и начала складывать игрушки. Она не услышала тихих шагов, пока рядом не раздалось робкое покашливание.

– Привет! – Эрика улыбнулась.

Макс красный как рак переминался с ноги на ногу, держа руки за спиной.

– Я… я…

Она терпеливо продолжала ждать. Улыбка стала чуть шире.

Макс вздохнул, возвел глаза к потолку, потом взглянул вниз, еще раз вздохнул.

– Макс?

Наконец из-за спины показалась довольно большая плоская коробка, обернутая в розовую блестящую бумагу.

– С днем рождения, – прошептал он.

– С-спасибо, – Эрика не ожидала. Ей в голову не могло прийти, что Макс в курсе.

Она растерялась. Он тоже не двигался, продолжая разглядывать носки собственных ботинок. Секунды, как вода из неплотно закрытого крана, неспешно капали между ними.

– Это тебе, – вдруг спохватился Макс и сунул коробку ей в руки, после чего чуть ли не бегом покинул комнату.

– Спасибо, – пробормотала Эрика уже в пустоту.

Всю дорогу до дома Эрика гадала, что же подарил Макс. Первое, что приходило на ум: Барби. Только почему коробка была такой большой?

А дома она вдруг оробела и не могла решиться разорвать красивую блестящую бумагу. Эрика осторожно положила подарок на столик рядом с диваном и кинулась наверх в спальню переодеваться в любимую розовую пижаму с Минни Маус.

Сейчас, спустя полгода, она привыкла к разнице между ее домом и Макса, а первое время недоумевала, зачем такой огромный дом вообще нужен. Даже кухня у Уокеров была больше их гостиной. И пусть их камин не отличался красотой, а ткань на синем заваленном вязаными подушками диване – шершавая и неблестящая, но их гостиная манила уютом и теплом, в отличие от холодного, безжизненного пространства, где жил Макс. Здесь можно было сидеть, лежать, прикасаться, не боясь что-то сломать или испортить, даже если мама сердилась, когда Эрика, балуясь, разлила сок на новый серо-голубой ковер с мелким рисунком по краю.

– Помочь? – стоило ей спуститься вниз, отец сел рядом. – Не бойся, не укусит, – кивнул он в сторону коробки.

Вздохнув, Эрика начала аккуратно отклеивать скотч. Подняв наконец бумагу, она застыла. Этого просто не могло быть! С черной коробки с логотипом «Лего» в верхнем левом углу и надписью «Звездные войны» хищно скалила зубы «Звезда смерти», практически такая же, как недавно выкинул Макс.