В марте 1849-го года победой англичан завершилась Вторая англо-сикхская война. Пала империя сикхов, которую основал «Лев Пенджаба» – махараджа Ранджит Сингх. Его малолетний наследник отрекся от престола, а Пенджаб был присоединен к британским колониальным владениям в Индии. Для управления новой провинцией был назначен Совет из трех человек, одним из которых являлся Джон Лоуренс5.
В самом конце войны лейтенант Бенедикт Пакстон был ранен и попал в госпиталь в Лахоре. Там он встретил свою любовь. Нет, разумеется, она не лежала на соседней койке, а приходила навещать раненых, беседовала с ними, писала письма родным для тех, кто был не в состоянии делать это сам. Поначалу девушка приносила раненым милые подарки вроде засахаренных фруктов или собственноручно вышитых салфеточек, но очень быстро поняла, что это совсем не то, что им нужно, и стала снабжать их табаком и письменными принадлежностями. Такая сообразительность окончательно утвердила Бенедикта в совершенстве его избранницы.
Звали ее Эммелин Уорд, и это было белокурое ангелоподобное создание восемнадцати лет. Когда девушка появлялась в палате, Бенедикту казалось, будто она излучает свет. Как он узнал, Эммелин приходилась дальней осиротевшей родственницей генерал-губернатору Индии, а в Лахоре жила под опекой полковника Шепарда, командующего военным гарнизоном, и его жены.
Когда Бенедикт выздоровел, то оказалось, что его батальон перебросили в другой район Индии. Его самого оставили служить в Лахоре. Как офицера, его поселили в одном из строений внутри Шахи-кила – Лахорской крепости. Ее мощные стены из обожженного кирпича и красного песчаника окружали территорию, почти равную лондонскому Сент-Джеймс-парку. Члены Совета, служащие и старшие офицеры, а также их семьи жили во дворце махараджи – Шиш-Махале, который красовался внутри крепостных стен.
Поскольку боевые действия уже не велись, то задачами военных были охрана крепости со всеми размещавшимися там службами и, по возможности, поддержание порядка на крайне запутанных городских улочках. Кроме того, солдат иногда привлекали для охраны какого-либо затеянного Советом строительства. Так во время рытья оросительного канала, Бенедикт познакомился с Джоном Лоуренсом.
Молодому лейтенанту было скучно просто наблюдать за копошившимися в земле рабочими; кроме того, он увидел, что некоторые действия совершались беспорядочно и плохо – из-за этого люди напрасно теряли время и силы. (Здесь нужно сказать, что Королевское военное училище Бенедикт окончил по специальности «инженерное дело».) Оттеснив толстого ленивого бригадира, Бенедикт принялся раздавать указания по своему разумению – и дело пошло значительно быстрее и с большей пользой. Он был приятно удивлен, отметив, что рабочие слушали его с уважением и даже были ему благодарны. Это его так вдохновило, что он скинул мундир, закатал рукава рубашки и принялся возить тачки с песком. За этим занятием его и застал Лоуренс. Опытным взглядом чиновник сразу оценил способности Бенедикта и тут же на месте предложил молодому человеку стать его помощником.
С тех пор Бенедикт стал бывать во дворце и получил возможность встречать там любовь своей жизни. Эммелин тоже явно выделяла молодого красавца-офицера и беседовала с ним с явным удовольствием. Счастье Бенедикта омрачало лишь одно: он узнал, что у него есть соперник. Это был секретарь Лоуренса, некий Гарольд Кинни – долговязая ученая селедка в очочках6.
Мучимый ревностью, Бенедикт однажды тщательно и беспристрастно взвесил его и свои шансы завладеть сердцем Эммелин. Нет, в том, что касается внешности, секретарь Бенедикту в подметки не годился: хотя он тоже был высоким, но скорее изящным, чем статным, и к тому же немного сутулился; лицо у него было, впрочем, довольно приятное, однако несколько вытянутое; волосы мышиного цвета он зализывал назад, открывая высокий лоб; из-за стекол очков смотрели обманчиво большие прозрачные глаза. То есть в целом, как честно признался себе Бенедикт, ничего особо отталкивающего во внешности Гарольда не было. Однако при таких данных он определенно проигрывал широкоплечему сероглазому брюнету, да еще и облаченному в ладно сидевший красный мундир. Красный мундир Бенедикт считал – и не без оснований – своим главным козырем.
Теперь перейдем к внутренним качествам, продолжил размышлять влюбленный. Секретарь был, безусловно, умен, образован и начитан; он знал наизусть чрезмерное, на взгляд Бенедикта, количество романтических стихов, а уже одно это могло вскружить голову любой девушке, даже такой умной, образованной и начитанной, как Эммелин Уорд. В присутствии Эммелин секретарь нередко заводил разговор о какой-нибудь книге и, снисходительно усмехаясь, спрашивал Бенедикта его, читал ли тот ее. Однако он, Бенедикт, тоже неглуп, а также наделен честностью, ответственностью и практической сметкой, а это хорошая основа для брака.
Но главное и весьма опасное преимущество Гарольда заключалось в том, что он ошивался во дворце с утра до ночи7, тогда как Бенедикт бывал там лишь три-четыре раза в неделю.
В итоге вывод Бенедикт пришел к неутешительному выводу: их шансы почти равны, и даже имеется небольшой перевес в сторону Гарольда. Но сдаваться Бенедикт не собирался. Его соперник, впрочем, тоже. Их незримая война продолжалась, а полем боя являлись беломраморный дворец Шиш-Махал и манящие тенистые сады, разбитые внутри крепостных стен.
Дворец был и сам по себе великолепен, а о сокровищнице махараджи ходили самые невероятные слухи. Главная драгоценность Лахора, бриллиант «Кохинор», что означает «Гора света», был предназначен в подарок королеве Виктории. Однако генерал-губернатор Индии, маркиз Далхаузи8, не спешил отправлять алмаз в Англию, считая его, по-видимому, военным трофеем. Он передал камень на хранение Джону Лоуренсу. Тот был весьма удивлен, что его выбрали стеречь «королевские побрякушки», но приказ есть приказ, и он подчинился. Лоуренс запер «Кохинор» в ящике комода и забыл о нем.
Ему пришлось вспомнить об алмазе, когда от маркиза пришло письмо с предписанием отправить камень по назначению. Лоуренс должен был лично доставить «Кохинор» в Бомбей и передать в казначейство – на этом его миссия заканчивалась, далее алмаз будет ожидать отправки морем в Англию. Лоуренс был рад избавиться от лишней обузы, о чем и объявил в своем ближнем кругу, который составляли полковник Шепард с женой, майор Невилл, Гарольд Кинни, Эммелин Уорд и Бенедикт. Все они стали упрашивать Лоуренса позволить им взглянуть на знаменитый бриллиант, и тот пообещал вскоре устроить незабываемый показ.
В январе 1850-го года, за пять дней до отъезда Джона Лоуренса в Бомбей началась основная часть истории Бенедикта, которая называется…
Внутренние стены и сводчатые потолки дворца Шиш-Махал были богато украшены великолепной мозаикой из цветных природных камней и блестящих мелких зеркал9. Для описания его просторных и светлых внутренних помещений напрашивалось слово «покои», но англичане условно заменили их более привычными им понятиями – холл, кабинет, столовая и так далее.
Утром, сразу после завтрака, приглашенные собрались в гостиной у Джона Лоуренса. В ожидании волшебного зрелища все расположились с чашками кофе за круглым инкрустированным столом.
По знаку хозяина молодой слуга-индиец, двигаясь бесшумно в своих смешных сафьяновых туфлях с загнутыми носами, принес маленькую жестяную коробочку. Он бережно поставил ее в центре стола и попятился на несколько шагов. Лоуренс открыл крышку и вытащил на свет камень вместе с бархатной подушечкой, на которой тот лежал. Гости с любопытством вытянули шеи. Через пару минут они стали с недоумением переглядываться. Общее мнение выразила Эммелин Уорд, разочарованно воскликнув:
– Да это же просто кусок стекла! – она протянула к камню тонкую изящную руку: – Можно?..
Лоуренс кивнул, и девушка взяла алмаз и стала его рассматривать. «Кохинор» стал переходить из рук в руки.
Действительно, он совсем не производил впечатления: это оказался прозрачный камень размером примерно полтора дюйма на дюйм с небольшим, неправильной формы; непривычная европейцам ассиметричная огранка не позволяла ему излучать какое-либо необыкновенное сияние; к тому же с одного края алмаз имел желтоватый оттенок.
– Кунвар, – обратился Лоуренс к слуге.
– Нет, моя госпожа, – возразил тот с почтительным поклоном, – это бесценный бриллиант покойного махараджи Ранджита Сингха.
– Насколько мне известно, его история насчитывает несколько столетий, а, если верить легендам, то и тысячелетий, – вставил Гарольд Кинни, кладя алмаз обратно на подушечку.
Секретарь, конечно, не мог упустить случай похвастаться своими знаниями.
– Мой отец служил Ранджиту Сингху, – добавил Кунвар. – Он рассказывал, что махараджа нередко сиживал на крыше дворца с наложницами из своего гарема и любовался «Кохинором».
Застеснявшись собственного многословия, он тихо удалился.
– На месте махараджи я предпочел бы любоваться прекрасной женщиной, нежели самым драгоценнейшим из камней, – негромко сказал Гарольд и выразительно посмотрел на Эммелин, которой, конечно, и предназначались его слова.
Секретарь был мастером преподносить Эммелин такие вот завуалированные комплименты, понятные, как он думал, только им двоим. Девушка послала ему одобрительную улыбку и скромно потупилась. Бенедикт все это заметил и разозлился, но сдержался и сказал спокойно:
– Вряд ли вы когда-нибудь могли бы оказаться на месте махараджи, Кинни.
Лоуренс, офицеры и миссис Шепард расхохотались. Рассмеялась и Эммелин, что Бенедикта весьма порадовало. Секретарь метнул на соперника злобный взгляд, но поскольку тому удалось придать своему голосу интонацию добродушной шутки, то Гарольду ничего не оставалось делать, кроме как посмеяться вместе со всеми. Шепард и Невилл стали подробно расспрашивать Лоуренса о мерах предосторожности, несомненно необходимых при хранении и перевозке драгоценного камня, а тот говорил, что это уже, хвала небесам, не его забота, и отшучивался: с глаз долой – из сердца вон. Некоторое время все обменивались замечаниями на эту тему, пока в гостиной снова не появился слуга.
– Мой господин, – сказал он, обращаясь к Лоуренсу, – пришел Малик Рам. Его командир отправляет вестового в Амритсар и спрашивает, не нужно ли также и вам передать туда что-нибудь.
– Проси его, Кунвар.
Через минуту в гостиную вошел один из младших офицеров индийской кавалерии. Бенедикту не понравился живой интерес, с которым Эммелин устремила на вошедшего свои голубые глаза. Он постарался убедить себя, что это лишь простое любопытство. Кавалеристы-индийцы держались обособленно, а сейчас девушка могла в подробностях разглядеть пример их замысловатого одеяния: желтый халат до колен, поверх него ярко-желтая короткая куртка с затейливым орнаментом черного цвета, широкий кушак, просторные шаровары, мягкие кожаные ботинки и, конечно, тюрбан, обмотанный вокруг головы и каким-то чудом на ней держащийся. Смуглое лицо индийца густо покрывали борода и усы, а на руках постукивали браслеты из разноцветного бисера. Быстрый ответный взгляд, которым он окинул Эммелин Уорд, также не понравился Бенедикту. Впрочем, Малик тут же повернулся к Джону Лоуренсу.
– Сэр, мой командир прислал меня спросить…
– Да-да, я знаю, – торопливо перебил его Лоуренс, вставая. – Очень любезно с его стороны. Пройдемте со мной, Рам, заберете чертежи. – Он обратился к своим гостям: – Прошу меня простить, леди и джентльмены.
– Да и нам тоже пора, – заметил полковник Шепард, грузный седеющий мужчина, вставая вслед за ним.
Малик шагнул вслед за чиновником и вдруг замер: его внимание привлек мерцающий на столе бриллиант, черные глаза хищно блеснули.
– «Кохинор!» – с благоговением проговорил он.
– Вы видели его раньше? – с любопытством спросил Лоуренс.
– Только однажды и лишь издали.
– Хотите взять его и посмотреть поближе, Рам?
Тот покачал головой:
– Нет, сэр, ни за что! Этот бриллиант прекрасен, но он навлекает беду на тех, кто к нему прикоснется.
– Ой, а мы все его трогали! – испуганно воскликнула миссис Шепард.
– Дорогая моя, это всего лишь глупые местные суеверия, – насмешливо успокоил ее полковник. – Вот, глядите, Рам, я прикасаюсь к камню, – он сопроводил свои слова действием, – и никакой огонь небесный меня не поражает.
Малик, не отрываясь, следил за ним. Майор Невилл, забавляясь, схватил алмаз и с коротким возгласом: «Ловите!» притворился, будто бросает его индийцу. Тот отшатнулся, а поняв, что его разыграли, насупился. Майор не унимался:
– Неужели отважный воин струсит в присутствии дам?
Индиец шагнул к столу и с опаской взял камень.
– У вас подошвы дымятся! – в тревоге вскричал Невилл.
Малик, вздрогнув, выронил алмаз, но тут же поднял его и сказал с принужденной улыбкой:
– Простите, я не всегда понимаю тонкий английский юмор.
– Не обижайтесь, Рам, – миролюбиво попросил Лоуренс, – мы и сами его не всегда понимаем.
Все снисходительно рассмеялись. Малик стоял опустив голову: то ли хотел скрыть свой гнев, то ли ему было стыдно за свою неловкость.
– Мы задерживаем вестового, а ведь путь неблизкий, – спохватился чиновник.
Он вынул из жилетного кармана часы, открепил от цепочки маленький ключик и протянул секретарю:
– Кинни, отнесите «Кохинор» на место. И заодно захватите синюю папку, она лежит на прикроватном столике. Пакстон, вы мне сегодня не понадобитесь. Я хочу разобрать письма и заняться документами. Загляните ко мне завтра с утра. Идемте скорей, Рам.
Один за другим все покинули гостиную, а Кунвар остался собирать чашки.
Бенедикт вышел вслед за Эммелин в обширный, залитый солнцем двор. Он решил не терять отпущенное ему время и предложил:
– Не желаете ли прокатиться верхом, Эммелин?
– Мне неловко отрывать вас от дел, мой милый Бенедикт, – отозвалась девушка.
Они уже некоторое время называли друг друга по именам, но «мой милый» прозвучало впервые. Бенедикт приободрился и сказал более настойчиво:
– Вы же слышали: сегодня я свободен.
– Я бы с удовольствием, – улыбнулась Эммелин и покачала головой, от чего ее волосы блеснули золотом на солнечном свете, – но я обещала навестить одну мою подругу. Она живет в Бхамане и давно приглашала меня погостить. Экипаж уже заложен, и мне осталось лишь на минутку забежать к себе и прихватить кое-какие мелочи. Как видите, я даже явилась на завтрак к мистеру Лоуренсу в дорожном платье. Это было не слишком вызывающе с моей стороны, как вы думаете?
Бенедикт задумался, как бы поизящнее выразиться, что она прекрасна в любом наряде, но тут на ступенях дворца появился Гарольд Кинни. Увидев их вдвоем, секретарь застыл. Бенедикт поспешно выпалил совсем другую фразу:
– В таком случае позвольте вас сопровождать!
Замявшись на секунду, Эммелин спросила с сомнением:
– Успеете ли вы вернуться до темноты?
– Успею, если мы выедем прямо сейчас.
С этими словами Бенедикт взял девушку под локоть с намерением немедленно вести ее к воротам крепости. Эммелин мягко высвободила руку и обратилась к секретарю:
– Вы хотели что-то сказать, Гарольд?
– Нет-нет, ничего, – отозвался тот, но как-то неуверенно.
– Бенедикт собирается проводить меня к моей подруге в Бхаман. Не желаете ли составить нам компанию?
«Это совершенно лишнее», – сердито подумал Бенедикт и обрадовался, когда секретарь ответил:
– Разумеется, я был бы счастлив, но я нужен мистеру Лоуренсу.
– Жаль. Но ведь вы не возражаете, что меня будет сопровождать Бенедикт? – поддразнила Эммелин с невинной улыбкой.
Это была ее обычная и довольно безыскусная игра – выказывать предпочтение одному поклоннику на глазах у другого. Бенедикт ей это охотно прощал – при условии, конечно, что этим другим оказывался не он сам. Он понимал: у культурной девушки так мало развлечений в Лахоре, поэтому ей нужно хоть как-то себя потешить.
– Конечно, нет. Напротив, я рад, – серьезно, и даже вроде бы с облегчением, сказал Гарольд. – Иначе я бы беспокоился: неизвестно, кого вы можете встретить по дороге. А с таким надежным спутником, как мистер Пакстон, вам ничто не угрожает.
Бенедикт был доволен: в этом маленьком сражении он победил. В то же время он не мог не признать, что его соперник умеет красиво проигрывать. А причину, по которой секретарь испытал облегчение, он разгадал легко: Гарольд Кинни не слишком уверенно держался в седле, а рассчитывать прокатиться в ландо на одном сиденье с Эммелин было нельзя: девушка, конечно, взяла с собой служанку и багаж.
О проекте
О подписке