Он стоял совершенно изумленный. В эту минуту где-то далеко в Провансе на кухне квартиры, где прошло его детство, сидел отец. Он читал “Франс Суар”, (газету, которая обанкротилась и была закрыта пару лет назад) и пил кофе. Отец, который ушел из жизни год назад.

13

– Все? Набегались?

– Я хотел…

– Мне наплевать на то, что вы хотели. Если пришли, давайте работать и не задавайте лишних вопросов. Или до свидания!

Франк замолк.

– Ну и что вы можете, журналист Луи? Чему вас научила жизнь? Сколько вы стоите?

Франк промолчал.

– О чем вы писали, какие вам доверяли темы, в каком отделе работали?

Франк снова промолчал.

– Какой репортаж у вас был последним? О чем?

– О зоопарке!

Дойл презрительно пробормотал:

– Господи, с кем я связался… Берите ручку, бумагу и садитесь к столу, – сухо произнес он. Франк сел и взял из подставки ручку.

– Бумагу.

– Что?

– Писать на чем будете? Бумагу берите!

– Ах да. Бумагу.

– Итак, интервью. Слушаю вас? – спросил Дойл. Франк продолжал молчать, уставившись в стол.

– Что вы молчите, месье журналист? Спрашивайте!.. Вы онемели?

– Не смею задавать лишних вопросов! Вы же сами только что об этом просили.

Дойл, скривив лицо в злорадной гримасе, проворчал:

– Так задавайте их по-существу.

– Мне нужен врач.

– Что?

– Мне срочно нужен врач.

– Что с вами?

– Я только что разговаривал со своим отцом.

– Ну и что?

– А то, что уже год, как он ушел из жизни.

– Да?… Такое иногда случается. Так радуйтесь!

– Мне нужен психолог или кто там бывает еще…

– Вы думаете, что сошли с ума?

Франк промолчал.

– Поверьте мне на слово, с вами все в порядке. Скорее, это мир вокруг нас сошел с ума. Скоро вы все поймете.

– Но…

– Я не желаю больше слушать ваши бредни. Работать! Слушаю вас! – прикрикнул Дойл.

– Извольте, – пробормотал Франк и задумался.

– Где и когда вы родились? Как прошло детство? Где учились? Кто ваши родители?

– Банально и не интересно, – покачал головой Дойл. – Пишете о великом человеке, а спрашиваете ерунду.

– Детство по-вашему ерунда?

– Детство, – задумался Дойл, – хорошо, пишите:

До семи лет жил в Ирландии, где и родился. Отец – мясник, мать портниха. Брат отца переехал в Америку, а через несколько лет позвал нас к себе. Он был торговцем зерна и успел сколотить небольшое состояние… Учился в школе,… в нескольких школах. Родители постоянно меняли места работы. Времена были тяжелые. Мы часто переезжали. Мой дядя не мог содержать нашу семью, поэтому приходилось много работать. Что еще?… Потом колледж. Там я начал писать. Отец хотел, чтобы я стал адвокатом. Учебу не закончил, отправился в военное училище, а потом, когда исполнилось 18, попал на фронт. Шел 1945 год. Западная Германия. Там служил писарем при штабе. Кампания продолжалась недолго, нас скоро вернули, после чего из армии ушел…

– Я не успеваю!

– Что?

– Вы не дадите мне нормальную ручку? Я не могу этим писать!

– А эта чем не подходит?

– Из нее вытекают чернила! Вот, капля упала на бумагу…

– Капля?! Это, юноша, не капля, а клякса. Вы не знаете такое понятие?

– Дайте, пожалуйста, мне нормальную ручку. Шариковую. Я не могу этим писать!

– Пиши, двоечник! Выводи свои каракули! Учись!.. Капля!

– Вы издеваетесь?

– Эти кляксы не гнушались ставить на свои рукописи Байрон или Пушкин! Капли! Пиши! Журррналист! – зарычал Дойл.

– Средневековье какое-то! Вы мне еще дайте гусиное перо! – пробормотал Франк.

– Так, продолжим… Детство… К черту детство… Даю вам пятнадцать минут. Перепишите начисто, сформируйте фрагмент и покажите мне. Хочу знать, на что вы способны!

– Это скоро пройдет? – вдруг спросил Франк.

– Что?

– То, что происходит со мной. Когда это пройдет? Может быть, мне подсыпали галлюциногены? Это ваша работа? Когда вы сделали это?

– Еще слово и я выкину вас на улицу.

– На улицу?… Нет!!!.. Вы что-то знаете, но скрываете.

– У вас пятнадцать минут! – с этими словами Дойл вышел из комнаты.

Ровно через пятнадцать минут он вернулся.

– Давайте, – проворчал старик, брезгливо взяв в руки бумагу, – какая мазня! – и начал медленно вслух читать:

Детство гениального писателя середины 20-го столетия было далеко не безоблачным. Он родился в Ирландии, где его взору представали бескрайние поля, заливы, покрытые призрачным туманом, облака, лежащие на полях и холмах. Это было сказкой малыша. Его волшебным миром. Семья имела небольшой, но стабильный достаток, жила в крошечном провинциальном городке, где был свой дом и работа, налаженная жизнь, но… И почему случаются эти но? К сожалению, сказки кончаются – таков закон! Его дядя, который несколько лет назад покинул родину, уехав на далекий запад, написал им письмо. Семейный совет был недолгим. А вдалеке брезжила сказочная земля, которая манила и притягивала, она звала, давая надежду на безбедное будущее, заставляла бросить все и начать с самого начала. Американская мечта! Так они и поступили. Тем более что брат его отца к тому времени сумел сколотить неплохой капитал.

– Я не могу содержать твою семью, – сказал тот его отцу спустя две недели по приезду. Пора браться за дело.

И они начали искать работу.

– Я не могу больше размещать вас в своем доме!

И они начали искать жилье. А два брата-близнеца, еще недавно не разлей вода, теперь превратились в настоящих американцев, в жителей великой свободной страны, где каждый отвечал… только за себя. Запад оказался диким.

Они переезжали с квартиры на квартиру, пока не оказались в районе, где жила беднота. Возвращаться назад? Поздно. Дом был продан и на родине их не ждал никто. А деньги, привезенные с собой, к этому времени закончились. Снова тяжелый труд. Мать и отец с утра до вечера на работе, а малыш, которому всего семь лет, предоставлен самому себе. Он сменил не одну школу, но продолжал учиться. В толпе сверстников он выделялся высоким ростом и тщедушным телом, за что его часто били. Лицо его покрывали прыщи, а за это били особенно жестоко, но он учился за себя постоять. А как иногда хотелось наесться досыта, сходить в кино, познакомиться с девчонкой, но в кармане было пусто, а на лице все те же прыщи. Иногда, проходя мимо лавок, он хватал батон хлеба или яблоко и убегал, но его находили и снова били… Так прошли лучшие годы его детства. Потом колледж. К тому времени отец сумел заработать немного денег, и теперь все силы отдавал, чтобы вытащить сына с этого дна. Появились новые увлечения, привязанности. А как хотелось взять девчонку, завести в темный уголок, задрать ей юбку… Но снова этот несуразный рост, пустой карман и проклятые прыщи. Тогда юноша начал писать рассказы. И тут произошло чудо. Он больше ничего не хотел. Он мог написать себе и дикий Запад, который клонился к его ногам, и восхитительных юных дев, которые бросались в его объятия, а главное, мог написать богатство. Наконец у него было все. За неуспеваемость его выгнали из колледжа, а отец, узнав об этом, выкинул из дома. Так началась новая жизнь – он стал бездомным бродягой. Однажды, проходя мимо одного уважаемого ведомства, он увидел объявление о наборе рекрутов в военное училище. Проблемы решались сами собой. Полный пансион и довольствие, крыша над головой, а писать он сможет везде! Так в шестнадцать лет он стал курсантом. А через два года их курс в полном составе отправили в Германию. Шел 1945 год. Ему исполнилось 18 лет. Как писал Курт Воннегут – это была война детей. Детство великого писателя на этом закончилось безвозвратно и навсегда…

Дойл положил бумагу на стол и медленно прошелся по комнате. Франк не видел его лица, но надеялся, что тот в бешенстве, и сейчас это интервью закончится, а вместе с ним и весь кошмар.

– Вы бывали в Ирландии? – вдруг услышал он.

– Нет.

– Тогда откуда вам известно про облака, холмы, ирландские туманы?

– Облака и холмы есть везде, – равнодушно ответил Франк.

– Сколько вам лет, юноша?

– Тридцать.

– Откуда вы все это знаете, черт побери? Я никому этого не рассказывал!

– Обычная судьба заурядной иммигрантской семьи.

Дойл какое-то время молчал, потом спросил:

– Что же, ничего серьезнее в вашей газете, чем писать о зоопарке, вам не доверяли? Были на подхвате?

– Я сам выбрал эту тему! – вспыхнул Франк.

– Сами? Зачем? Ничего интереснее не нашлось?

– Я писал репортаж о жирафе…

Дойл хрипло засмеялся.

– Да! О жирафе! О том, как его убили!

– Кто?

– Руководство зоопарка!

– Зачем?

– Он оказался лишним. Некстати родился. За ним некому было ухаживать, негде содержать и нечем кормить.

– Замечательно!

– А убили его на глазах детей, которые в этот момент были в зоопарке, а потом служащие при всех разрезали его тушу на части и скормили тиграм.

– Прекрасно!

А через два месяца этих тигров тоже убили.

– Почему?

– Расплодились. Их стало слишком много.

– А кому скормили их?

– Детям… То есть, посетителям. Теперь, почти при каждом зоопарке есть ресторан с меню экзотической кухни.

– Куда можно заранее позвонить и заказать мясо… розового фламинго?

– Что-то в этом роде.

– Розовый бифштекс!

– С розовой кровью.

– Что же, ваше интервью имело успех, прошло на ура?

– Его не поместили в номер.

– Почему?

– Сказали, что тема неактуальна. Это гуманно – убивать лишних животных.

– Гуманно?

– Ведь мы питаемся мясом свиньи или коровы, почему же нельзя убить носорога или слона?

– Вы согласились с этим?

– Что я мог сделать?

– А что вы сами думаете на этот счет?

– Наверное, они правы.

– И вы стали бы есть того жирафа?

– Я? Нет.

– Почему?

– Потому что у него было имя, потому что его любили, черт возьми, на него ходили смотреть тысячи людей.

– А потом зарезали… Оторвали голову, – пробормотал Дойл. – Скоро они начнут питаться человечиной, и делать это, как само собой разумеющееся.

– Вас так взволновала эта история? – воскликнул Франк.

Дойл ничего не ответил.

– Вас беспокоит судьба животных? А людей?

Дойл испытующе на него посмотрел, продолжая молчать.

– Вы держите меня в заложниках?

– Я здесь не причем. Вы оказались заложником ситуации, не более того… Так. Дальше вы будете писать сами, я буду только предоставлять необходимые факты, а потом проверять… Где вы учились?

– На журфаке.

– Хорошо.

– Что делать с этим? – и Франк показал на лист бумаги с его писаниной.

– Оставьте. Только вымарайте кусок с Куртом. Не трогайте этого парня. Наша история не имеет к нему никакого отношения… Все. На сегодня хватит, ступайте к себе, завтра продолжим, – и он повернулся к стене, где висело множество фотографий.

14

– Я посмотрел ваши каракули за те три дня, которые вы у меня провели. Пишите аккуратнее – невозможно читать! – заявил Дойл.

– Я не могу писать этой ручкой, – вспыхнул Франк. За это время он успел возненавидеть этого занудливого старика и уже с трудом его переносил. Каждый день с утра до вечера они проводили в доме писателя. Никуда не выходили. Даже еду им приносили из ресторана. Ели они на убого обставленной кухне. Во время трапезы старик молчал, равнодушно съедая то, что было в тарелке, и не обращал никакого внимания на Франка. А потом они возвращались в кабинет, где он продолжал наговаривать истории из своей жизни. Иногда Франку казалось, что он потерял счет времени. Он чувствовал себя лучше и уже начал забывать кошмар тех дней. Видимо, то были последствия болезни, – думал он, – а, может быть, пора отсюда сбежать? Уйти, не попрощавшись?!

Но что-то ему подсказывало, что делать этого пока не стоит. И от своего дикого положения он бесился все больше. Так или иначе, во всем произошедшем, несомненно, виноват старик, он знал это точно! Вчера вечером Дойл все перечитал, оставил пару листов и со словами: – К черту детство, к черту проклятую войну, – порвал кипу исписанных страниц, бросив их в корзину, а сейчас грозно на него смотрел и ворчал:

– Вы разучились писать?

– Да. Уже десять лет я печатаю на клавиатуре.

– Учитесь заново.

– Неужели трудно поставить на этом столе компьютер?

– Компьютер? – презрительно буркнул Дойл. – У меня нет компьютера. На кой черт он мне нужен?

– Купите. Неужели вы себе не можете этого позволить?

– Перебьетесь.

– Тогда пишите сами.

Дойл зло на него посмотрел, но ничего не сказал.

– Нет компьютера, нет шариковой ручки… Почему у вас нет ни одной книги? Пустые полки! Интересно, чьи книги должны здесь стоять? Кто удостоился такой чести?

– Мои, – выдохнул Дойл.

– Ваши? Вы написали что-нибудь еще?

– Нет!

– Нет!? А знаете, вы могли бы поставить сюда свою книжку. Одну! А можно много своих книжек с одним и тем же названием. Получилось бы очень красиво. Сюда их поместилось бы не менее тысячи! Кстати, почему вы больше ничего не написали? И куда вы исчезли на целую жизнь? О вас полвека никто ничего не слышал! Говорили, что вы покончили с собой или куда-то сбежали. А может быть, вы преступник?… Убийца? Да, убийца! Совершили ужасное преступление и скрылись! Как я раньше этого не понял! А теперь и меня втянули в свои дела!

– Сегодня ты слишком разговорчив, Луи. Осмелел? Опережаешь события. Твое дело не болтать, а писать…

– Господин, Рональд Дойл! Вы писатель с мировым именем. Зачем я вам нужен? Вы можете сами все написать, а заставляете это делать меня… Потом все рвете! Это уже не интервью, а целая книга! Мы так не договаривались! Может, пора закончить с этим и все мне объяснить?

– Закончили! Идите.

Франк замолчал, уставившись в стол. Вдруг испуганно пробормотал:

– Куда?… Нет.

– На чем мы остановились?

– На компьютере!

– На чем в прошлый раз мы остановились? – сухо повторил Дойл.

– На звонке из редакции.

– Пишите…

Этот звонок для него стал полной неожиданностью. Ему предлагали прийти в редакцию и поговорить о сотрудничестве. К этому времени он уже успел написать несколько десятков рассказов, которые иногда покупали местные газеты, но говорили почему-то о книге. Романов он не писал, и о какой книге шла речь, не понимал. Может быть, они хотят издать сборник? Все это до него дошло, когда он повесил трубку.

На такси он добрался до окраины города, с удивлением обнаружив большое круглое здание, которое сиротливо стояло на пустыре. Других строений здесь не было. Он и не догадывался, что в их городе есть такое современное большое здание. Оно напоминало стадион с множеством входов. Он медленно зашел в подъезд, над которым висела табличка:

“Новая литература”.

Его встретил молодой человек. Он выглядел немногим старше его. Мужчине было около тридцати. Тот с улыбкой предложил присесть, и долго, молча его разглядывал. Наконец воскликнул:

– Так вот вы какой? Совсем еще юный господин. Что же, это даже лучше. Надеюсь, мы быстро найдем общий язык. Меня зовут Майкл. Давайте сразу же перейдем к делу. Мы хотим напечатать вашу книгу.

– Хорошо. Какие рассказы туда войдут? Вот все, что я написал, – и он положил на стол папку со своими работами.

– Нет! Мы будем печатать ваш роман! – весело отозвался тот.

– Но у меня нет романов, я писал только рассказы, эссе, фельетоны…

– Будет! Вы напишете роман, а мы его напечатаем!

Он с удивлением посмотрел на Майкла.

– А почему вы остановили свой выбор на мне?

– Я читал в газете ваши рассказы.

– Но я пока неизвестен. Вы готовы вложить деньги в…

– Да! Это очень хорошо, что вас не знают. Мы начнем с нуля. Очень скоро вы станете популярным писателем, а этот роман принесет вам славу. Главное, что вы чертовски талантливы, остальное наша работа.

– Но у меня пока нет замысла для большого романа.

– Он есть у нас.

– Я буду писать на заказ?

– Да!

– Но я привык писать только то, что хочу. Говорить о том, что меня волнует. Это мой принцип!

– Сколько вам платили за рассказы местные газеты?

– О!.. Десять… Нет! Тридцать долларов!

– Мы заплатим пятьсот! Кроме того, с продаж тиража вы будете получать процент. По рукам?

– Да!!!

Таких денег в своей жизни он еще не видел.

– А как же принципы? – засмеялся Майкл. – Я не хочу нарушать ваших правил. У вас свои представления о творчестве, не так ли? Мы можем обратиться к кому-нибудь еще…

Рональд покраснел, но быстро ответил:

– Ничего страшного. Я готов к работе!

– Вы готовы на все?

– Да!

– Что же, подпишите договор и начнем… А если вам не понравится тема, если вы не примете ее?

– Я приму все, что вам нужно. Вы сами сказали, что я талантлив, а значит смогу написать и телефонную книгу хорошим литературным языком. Устраивает?

– Это деловой разговор! – и Майкл протянул договор.

– Но тут написано имя Рональд Дойл? Здесь какая-то ошибка!

– Никакой ошибки! С этой минуты вас зовут Рональд Дойл!

– Но…

– Или что-то не устраивает? Вы же сказали, что готовы на все!

– Да!!!

– Вот и хорошо! – засмеялся Майкл. – А свое имя забудьте. Оно вам больше не понадобится никогда!

– Дайте мне! – сказал Дойл. Он увидел, что Франк закончил писать и потребовал у него рукопись.

– Держите. Можете рвать.

– Рвать? – пробубнил Дойл, читая. – Какая мазня!.. Нет, это мы рвать не будем.

– А как вас звали на самом деле?

– Не важно!

– Я беру у вас интервью! Почему вы не хотите мне сказать?!

– Не помню, забыл… Так, это мы оставляем… Продолжим!

– А теперь перейдем к главному! – воскликнул Майкл, вставая из-за стола. Он медленно прошелся по комнате, немного помолчал, собираясь с мыслями, потом энергично заговорил:

– Это будет непростой роман. Главный герой будет шагать по жизни с широко открытыми глазами, и смотреть по сторонам, словно видит все впервые! Здесь будет и любовь, и страсть, отношение мужчины и женщины. Семья. Да, черт возьми, семья. Матери, братья и сестры. Тот маленький мир, в котором мы рождаемся и живем. Религия. Человек будет ходить по огромному городу, величиной с планету, и смотреть, как золотятся на солнце купола, как отбрасывают тени величественные готические соборы или буддистские храмы, где тысячи, миллионы страждущих молятся своим богам. Будет детство и юность, отрочество, зрелость и старость. Школа! Непременно школа, как колыбель, откуда мы выходим обновленными, прозревшими, и смело, уверенно шагаем по жизни. На страницах вашего романа должны пастись слоны, на которых зиждется вся наша жизнь. Их соберется огромная стая, великое множество, и эти благородные животные будут смело шагать, сминая все на своем пути.

Майкл ненадолго замолчал, бросив взгляд на Рональда.

– Вы меня понимаете?

– Сказка!

– В каком-то смысле – да. Мне все равно, какой вы придумаете сюжет. Главное, чтобы ваш герой оказался совершенно голым, раздетым, с обнаженной ранимой душой. Он должен с удивлением взирать на все, словно видит это впервые. На каждой странице он должен делать для себя открытия! Каждый день станет для него откровением. Тогда история оживет и засверкает… Ну что, Рональд! Вы понимаете меня? Это вам не фельетоны писать или эссе. Справитесь?

– Ну,… я не знаю, – он с восхищением смотрел на Майкла. Он любовался этим молодым, симпатичным человеком, который был удивительно заразителен. И это настроение передалось ему.

– Не знаете? – воскликнул Майкл.

– Да! Конечно! Справлюсь!