Урна сорвалась с креплений и со страшным скрежетом покатилась по асфальту. Звук разнесся далеко в обе стороны по проспекту, потом несколько раз вернулся эхом. Мы аж присели. Шуршание над головой заметно усилилось. По всей видимости, те, кто жил в коконах спали очень чутко.

– Блин, не думал, что так громко получится. – пробормотал Леший. – Давит что-то, прямо физически ощущаю. Как будто пялится на нас тварь какая злобная, а направление не могу определить.

– Что делать-то будем? – спросил я.

– Что делать? Домой валить! Лучше бегом, если получится. – ответил Леший, а потом принялся рассуждать вслух. – Сейчас еще рано, зверья вокруг мало. Надо по максимуму до обеда расстояние покрыть, только без фанатизма, по сторонам смотреть в оба. За день по любому не дойдем, не дадут. Даже по самому оптимистичному прогнозу стрелять придется и немало. Места неизвестные, хрен знает, какие тут сюрпризы живут. После обеда двигаемся осторожней, ищем нормальный подвал. Если не находим… – он помолчал, – Вобщем, подвал найти надо – кровь из носу! На улице или в квартирах ночевать – не вариант. Находим подвал, спим, и завтра, с утра не срамши, дальше бегом. Может к вечеру и доберемся хотя бы до первой нашей коробки. Хотя, сомневаюсь я что-то. Терзают меня смутные сомнения, что нас уже пасут. Причем не кадавры, а человеки. И человеки довольно злобные.

– Не фиг урну было пинать. – сказал я. – Можно было просто хором крикнуть: "Эй, гопота, выходи! Мы здесь!" И пострелять еще в воздух для верности.

– Хорош, ржать, Егорка! Пошли уже, а то стоим тут, как два тополя на Плющихе. Направление давай, ты здесь лучше все знаешь.

– Три, – сказал я.

– Чего три? – не понял Леший.

– Тополя…

– А-а. – ему явно было не до шуток. – Только, по возможности, улицами, не дворами, идти надо.

– Все равно сейчас придется срезать через дворы до Юных Комсомольцев. – я начал прикидывать маршрут. – Если по проспекту идти – крюк большой получится. Туда выйдем и рванем по прямой до Красной Армии, а там по ситуации…

Мы пересекли проспект, зашли во двор, похожий как две капли воды на первый. Тот же прямоугольник из хрущевок, детская площадка, на этот раз целая, и эти гребаные деревья, сомкнувшиеся высоко над головой в почти непроницаемый, сизый потолок, из которого то тут, то там свисали коконы. Шли быстро, стараясь держаться ровно посередине между кирпичными стенами домов и толстенными стволами. Ощущение давящего взгляда в спину не пропадало, как и появившееся вдруг невнятное предчувствие беды. Прицел автомата скользит по оконным проемам, балконам, карнизам. Кажется, что везде: за пыльными стеклами окон, за потрескавшимися кирпичными стенами, за приоткрытыми дверями подъездов, вверху, среди немыслимо переплетенных черных ветвей, затаилось Зло. Древнее, первобытное, абсолютно чуждое человеку. Эманации всепоглощающей ненависти и угрозы почти физически ощущаются в тяжелом неподвижном воздухе. Как же тут люди-то живут? Так же с ума сойти можно за день. Может тут и не живут…

– У тебя как с патронами? – на ходу спросил Леший, ни на миг не опускавший автомат от плеча.

– Почти два магазина и еще три коробки, – ответил я. – Две гранаты.

– Такая же херня, кроме гранат, – сказал он. – Еще в Вовином калаше магазин полный. Блин, все равно мало на такой маршрут. Очень мало… Постреляли вчера по Дятлу…

Двор остался позади. Перед нами оказался следующий, последний, – за ним должен находиться парк 60-тилетия Октября и, немного правее, стадион. Интересно посмотреть, что сделали с этим огромным, большей частью металлическим, сооружением здешние шутники. Может отремонтировали наконец?

Снова хрущевки, снова эти отвратительные баобабы, посередине двора – двухэтажный детский сад. Краем глаза заметил движение в пустом проеме второго этажа. Повернулся, вскинул ствол. Показалось?

– Ты видел? – останавливаясь, хрипло спросил Леший.

– Вроде в садике на втором мелькнуло что-то, – ответил я.

– Лицо там мелькнуло. Белое, с темными пятнами вместо глаз, – голос Лехи было не узнать. Я еще ни разу не видел, чтобы ему было так страшно. – Пошли быстрей, а то сейчас прямо тут кирпичей наложу! Что за место дурное, епта! Лучше бы уж прыгнул кто-нибудь…

Наконец, пройдя через невысокую арку, мы оказались перед парком.

Да-а. Что же за Мичурин-то здесь обитает?

Когда-то это был небольшой, ухоженный прямоугольник зелени посреди плотной городской застройки. Тропинки, лавочки, площадки, а посередине – искусственный овальный водоем, в котором жили утки и лебеди.

А теперь… Среди исполинских стволов, стоящих почти вплотную друг к другу, вроде бы можно было еще различить бывшие березы, дубы, клены, те же осины, но на высоте тридцати метров весь этот гербарий переплетался в плотную темную массу, которая, словно шляпка огромного гриба свисала во все стороны по периметру парка. И вся эта красота, как новогодняя елка игрушками, была украшена коконами, медленно извивающимися на разной высоте. До некоторых можно было достать рукой.

– Надо залезть повыше, оглядеться. Блин, куда тут лезть-то? Не на деревья же эти? Давай-ка, вон туда к киоску, – Леший указал в сторону покосившейся Роспечати. – Хоть оттуда осмотримся…

Мы подбежали к витрине, Леший полез на крышу, а я остался внизу у маленького окошка. Пробежал взглядом по полкам. Журналы, газеты, батарейки, канцтовары, все как обычно. Только все печатные издания датированы июлем две тысячи четвертого. Ну да. Двенадцать лет…

Пока Леха устраивался с биноклем на скрипящем профлисте, я внимательно огляделся вокруг.

Налево, вдоль разросшегося парка, уходила узкая улица Елисейская. Я узнал ее по ряду двенадцатиэтажек, построенных в форме раскрытой книжки, проглядывающих из-за деревьев. По всей улице насколько хватает взгляда разбросаны тут и там небольшие куски пластика. Синие, зеленые и белые. Приглядевшись к тем, что поближе, я понял, что это разломанные сидения со стадиона. Посмотрел направо. Тоже самое. Кто ж так футбол то не любит? Сам стадион почти не видно. Торчит из-за домов только верхняя половина восточной трибуны. Вроде такой же, каким я его помню. Металлические косоугольные фермы поддерживают железобетонную гребенку зрительских рядов. Только сидений нет. Сиденья все здесь теперь валяются. Зато четыре высокие мачты освещения, стоявшие по углам, аккуратно закручены в вытянутые вертикальные спирали, похожие на модели молекулы ДНК, которые нам показывали в школе. Только вместо разноцветных шариков, имитирующих нуклеотиды, ярко светят фонари. Вот так. Не только лифты еще работают, но и освещение спортивных объектов. Ночью, наверное, красиво смотрится…

От нечего делать, осторожно толкнул створку окошка киоска внутрь, заглянул и тут же отпрянул, машинально вскидывая автомат. Жесть! В киоске, за столом, на пыльном вращающемся стуле в очень естественной позе сидел человеческий скелет. На улыбающемся черепе очки в роговой оправе, клочки длинных волос, на плечах истлевшая дырявая шерстяная кофта. Ужас какой! Какая на хрен логика, о которой мне всю ночь талдычил Леший? Бред на бреде…

Как торговля, бабуль? Мурзилка новый есть уже?.. Тфу! Пошутил, аж самому тошно стало…

– Ты что там плюешься? – спросил сверху Леха. – Давай лезь сюда, посмотришь… Я что-то не пойму ничего.

Я начал карабкаться по раме, стараясь не разбить витрины тяжелым носком берца. Встал коленями на заметно прогнувшийся профнастил и пополз к Лешему, лежащему с биноклем на другом краю крыши.

– Близко не подползай, провалимся, – сказал он через плечо, не отрывая глаз от окуляров.

Смотрел он в сторону стадиона, который отсюда было видно немного лучше. Показался верх западной трибуны, а треугольный торец восточной открылся еще больше. И там, на этой трибуне, за боковым ограждением явно наблюдалось какое-то движение, которое я не увидел с уровня земли.

– Ныкается там кто-то, не могу углядеть. На, ты попробуй, – он протянул бинокль.

Я попробовал. Трибуна стремительно приблизилась. Хорошая все-таки у нас оптика! Действительно, над самым краем торцевого ограждения чуть-чуть торчала чья-то лысая голова. То, что это голова, я понял, потому что она двигалась вниз, как будто кто-то спускался на поле. Вот она исчезла из виду. Секунд через двадцать появилась снова, на этот раз направляясь вверх. Добравшись до самого края, застыла, потом опустилась за ограждение. Тут снизу показалась еще одна макушка, тоже лысая, еле-еле торчащая, видимо обладатель головы был меньше ростом.

Я повернул бинокль обратно к первой лысине и чуть не выронил его из рук. На парапете верхнего яруса стоял во весь рост здоровенный, высокий мужик со снайперской винтовкой в руках и смотрел через прицел прямо в нашу сторону. Одежда на нем была явно из того же ведомства, что и наша. Экипирован по полной. Все как надо, разгрузка, подсумки, боевые перчатки. Он опустил винтовку, посмотрел вниз, что-то сказал и снова поднял лицо. Меня прошиб холодный пот… Лицом это назвать было сложно. С такого расстояния все подробности было не разглядеть, но мне хватило… Бледное, синюшное, с глубоко запавшими глазами, проваленной дырой носа, и мощными, выдающимися вперед челюстями. Страшное, как ядерная война. И тут как будто чья-то огромная ледяная рука схватила меня за затылок и крепко сжала голову, не давая повернуться и пошевелиться. Тварь смотрела прямо на меня. Даже через линзы бинокля я почувствовал, пронзивший меня полный злобы взгляд. Урод вскинул винтовку и припал к прицелу. На миг мне даже показалось, что я вижу в круглом выпуклом окошке сверкающий красным огнем зрачок.

– Валим отсюда, – прошептал я Лешему, который тоже все видел, но без бинокля не мог прочувствовать, то что испытал я. Забив на конспирацию, мы вскочили, повернулись спиной к стадиону и, каждую секунду ожидая выстрела, спрыгнули вниз, с другой стороны киоска. Сели, прижавшись спинами к грязному пластику, и застыли.

– У мужика этого, что снайперка в руках была? – спросил Леший.

– Да, что-то типа СВД, – ответил я, – Только это не мужик.

– А кто? Баба чтоли с такими плечищами?

– Да это вообще не человек!

– В смысле?

– Не знаю. Вроде Урод…

Леший посмотрел на меня, как на дебила:

– Урод в форме спецназа и со снайперской винтовкой?

– Ну не совсем, – я не мог подобрать слова. – Что-то среднее между человеком и Уродом…

– Понятно. – протянул Леха. – Уродо сапиенс. Дожили… Эволюция, бля. А ты мне не верил…

Минуты две прошли в напряженной тишине. Мы сидели за киоском и не знали, что делать. Вообще, конечно, Роспечать – укрытие никакое. Пуля из СВД с такой смешной дистанции прошьет его насквозь на раз два. Но пока выбирать не приходилось.

Наконец Леший лег на землю, подполз к краю киоска и быстро выглянул из-за угла. Затем выглянул еще раз, уже с биноклем. Смотрел долго.

– Вроде никого. – пробормотал он. – Ушли куда-то.

Я подумал, что тот некрасивый парень и его друзья вполне могли успеть сменить позицию и сейчас выцеливать нас с какой-нибудь другой точки. Но Леха был спокоен, так что и я чуть-чуть расслабился. Перестал каждую секунду ждать крупнокалиберной пули в висок. Опыта огневого боя в условиях городской застройки моему другу было не занимать, так что в этом вопросе я решил полностью довериться его чутью.

– Ну, куда бежать? – спросил он.

– Вот по этой улице, – я показал на ряд уходящих вдаль двенадцатиэтажек. – Как можно дальше и как можно быстрее, я думаю.

– Тут спорить не буду, – согласился Леший, опять прижав бинокль к глазам и внимательно изучая предстоящий маршрут. – Кажется все нормально… А нет, не нормально. Вон, справа у домов Грибы растут. Да много-то как! Маски одеваем. И очки тоже.

Мы натянули намордники с респираторами, опустили на глаза очки с широким обзором. Я только сейчас заметил, что оправа погнута и пошла трещиной прямо между глазами. Точно! Мне же вчера Урод по голове когтями прошелся, видимо очкам тоже досталось. Но, в принципе несильно, вскользь, герметичность вроде не нарушена. Блин, вчера! Как будто неделя прошла! Насыщенные событиями дни начались у нас, нечего сказать. Теперь еще и Грибы…

В принципе, ничего страшного, если близко не подходить. По сути – это, конечно, никакие не грибы, а шары из неизвестного вещества, наполненные чем-то типа спор. Размером, примерно, от тыквы до колеса трактора Беларусь. Растут гроздьями, принимая цвет поверхности, за которую цепляются. Для опытного человека опасности практически не представляют, он их всегда заметит и стороной обойдет. А вот неопытный может и влететь в неприметное скопище шаров, и ничего хорошего из этого не получится. При непосредственном контакте Грибы взрываются густым облаком спор, проникающих через любую одежду, и буквально в считанные секунды разъедают бедолагу до костей. Иногда могут шарахнуть и на расстоянии, просто если рядом окажешься. Тоже не очень хорошо. Споры быстро теряют свою атакующую мощь, но даже на излете могут, прицепившись к незащищенной поверхности кожи, привести к довольно неприятным последствиям.

Поэтому приказ Лешего защитить лицо был вполне обоснован. Грибов там много, идти будем близко, так что мало ли что…

Приготовились. Побежали. На расстоянии метров шести друг от друга рваными зигзагами. Слева проносились слепые окна хрущевок, справа – мелькал толстыми стволами великанский парк, нависая над головой карнизом из переплетенных сучьев и мерзких куколок. Мы изо всех сил старались не наступать не раскиданные вокруг обломки сидений, но получалось не очень. Слишком плотным ковром они усеивали асфальт. Периодически раздавался сочный хруст трескавшегося пластика, далеко разносившийся в ватной тишине. Я думаю, именно это и послужило причиной событий, произошедших далее.

Ох, не зря! Не зря мне сразу эти куколки не понравились. С самого начала, наверное, подсознательно ждал, что придется все-таки узнать, кто там в них прячется. Больно уж противно они изгибались и дергались, чересчур отталкивающе выглядели. Так что, наверное, слишком просто было бы для нас, простых аквариумных рыбок, пройти или проплыть мимо такого чуда без приключений. Большой Брат такого не допустит!

Когда до конца парка оставалось метров семьдесят, я уловил впереди стремительное движение. Один из коконов быстро опускался вниз, как десантник с вертолета. Лиана, на которой он висел, сильно растянулась, став тоньше человеческого пальца. Раздался характерный треск, как будто рвали плотную материю, поверхность кокона перечеркнул косой разрез, из которого высунулась костяная конечность, похожая на лезвие сельскохозяйственной косы, и одним ударом перерубила пуповину, соединявшую кокон и высокую крону дерева. В процессе преодоления в свободном падении оставшихся до асфальта восьми метров, новорожденный малыш успел полностью освободиться от своих одежд и, ударившись о землю, предстал перед нами во всем своем первозданном великолепии.

Размером с человека, но больше похож на крупную собаку, типа дога, так как, выпрямившись, он встал на все четыре конечности. Конечности эти были довольно забавными. Передние – похожи на руки; вполне человеческие плечи с развитыми дельтами и бицепсами, но после локтя вместо предплечий и кистей рук были эти самые косы. Длинные, около метра; с внешней стороны – широкий костяной гребень, сужающийся к концу, с внутренней – острое зазубренное лезвие. А вот задние ноги больше подошли бы собаке. Коленный сустав вывернут в другую сторону, бедра – мощные, а голени тонкие, без икроножных мышц. Но самое веселое то, что заканчивались они нормальными людскими ступнями. Когтистыми, конечно, большими, но точно не собачьими. Как все это работало в плане биомеханики оставалось только догадываться. Впрочем, сейчас увидим… Горбатая спина туго обтянута белесой кожей, так, что видно строение каждого позвонка, шея отсутствует, голова вставлена прямо в мускулистый торс, вместо ушей небольшие отверстия. Лица нет. Ни глаз, ни носа, ни рта. Хотя последним вполне могла являться длинная щель от уха до уха, обрамленная, словно губами, мясистыми складками в несколько слоев.

Все это представление, включая спуск с высоты, подъем на ноги и разворот к нам, заняло считанные секунды. Мы с Лешим успели только затормозить и поднять оружие, когда тварь, разинула рот, а это действительно был он, огромный, заполнивший всю плоскость лица и усеянный несколькими рядами зубов, тонко заверещала на немыслимой, режущей слух частоте, и, низко прижавшись к земле, атаковала. Скорость у нее была бешенная. Она металась слева направо, уворачиваясь от автоматных очередей, движение размазывалось в глазах, пули уходили в молоко, а тварь стремительными зигзагами приближалась. Я попробовал бить с упреждением, поворачивая ствол и стреляя против хода ее прыжков. Вроде несколько раз попал, но в итоге, завалили мы ее в самый последний момент, практически в упор, когда она уже летела к нам в решающем броске, крест на крест замахнувшись обеими косами. Мы отскочили назад, а место, где мы только что стояли, прочеркнули сверху вниз и воткнулись в асфальт, погрузившись в него аж до середины, два страшных костяных острия. Даже сдохнув в прыжке, зверушка довела до конца свою убийственную атаку. Так что, останься мы на месте, трупов было бы три, а не один. Но мы на месте не стоим, мы бежим, бежим, бежим… Так вроде когда-то пели дети на утреннике в детском саду в однажды померещившейся мне жизни…

Тварь, буквально нашпигованная пулями, застыла перед нами на коленях, словно в молитве, выставив наверх горбатую спину. Голова, простреленная в двух местах, уткнулась пастью в пыльный асфальт. Из-под нее тонкой струйкой текла желтоватая слизь. То ли мозги, то ли слюни… На затылке через облезлую кожу проступала бледная татуировка в виде штрих-кода. Мда…

– У меня в магазине одна пуля осталась, – заявил Леший.

– А у меня вообще пустой, – ответил я, перезаряжаясь.

– Пипец! Два магазина на одного козла угробить!

– Скажи спасибо, что этот козел нас не угробил. Мне кажется – вполне мог…

– Я имею ввиду, что такими темпами до дома патронов точно не хватит. – Леха посмотрел наверх. – Сейчас еще парочка таких спустится и кирдык…

Зря он это сказал. Сзади нас, метрах в пятидесяти, заскользил вниз еще один десантник, следом, чуть ближе, второй.

Мы молча развернулись и со всех ног бросились к краю парка, наплевав на хруст пластика под ногами. Тихариться уже не было смысла. Недавняя стрельба наших автоматов раскатилась далеко по всему району, так что имеющие уши, да услышали точно.