Глава 3

Москва, Кремль, октябрь 1941 года

Начальник личной охраны Николай Сидорович Власик появился ровно через пятьдесят семь минут. Коротко постучав в дверь и, дождавшись разрешения, вошел в кабинет, бросив на Кобрина с Витькой очередной неприязненный взгляд.

– Разрешите, товарищ Сталин?

– Докладывай. Самую суть.

– Самая суть вот, – главный телохранитель Вождя выложил на столешницу небольшую, размерами с пачку местных папирос, коробочку. Пластиковый корпус оказался предсказуемо вскрыт: подчиненные Власика проверяли непонятный прибор на предмет наличия взрывчатки или каких-нибудь отравляющих веществ. Внутри практически ничего не было, лишь пустое гнездо под батарею (сейчас на всякий случай изъятую и отправленную на дополнительное исследование) и стеклянное крошево, оставшееся от разбившихся радиоламп.

– Это радиомаяк, на сигнал которого наводился неустановленный летающий боеприпас, вероятно, реактивный снаряд большой мощности. Мои люди продолжают собирать обломки – на подлете эта штуковина немного промахнулась и врезалась в зубцы кремлевской стены, так что обломки имеются.

– Про маяк говори, – закаменев лицом, отчеканил Сталин. – У кого нашли, кто предатель? Кто эту гадость под мой кабинет принес?

– Вы уже знаете?! – поразился тот. – Но откуда?

– Николай, товарищ Сталин всегда и все знает, неужели еще не привык? Докладывай!

– Некто сержант госбезопасности Маленник, из отряда внешней охраны. Подчинен наркому внутренних дел, – произнесено последнее было со значением и ноткой превосходства. Сталин, судя по выражению лица, этот нюанс тоже уловил. – Возле вашего кабинета им заинтересовались мои люди, потребовали предъявить документы и осведомились, что он тут делает. Он запаниковал и бросился бежать в сторону лестницы. Сотрудники применили оружие – на теле обнаружены пулевые ранения, стреляли по ногам, чтобы взять живым. В этот момент приблизительно в десяти-пятнадцати метрах от внешней торцевой стены взорвался этот самый реактивный снаряд. При взрыве и частичном обрушении фасада погиб и сам диверсант, и мои люди. Также на первом этаже погибло еще пятеро.

– Понятно, – незаметно переглянувшись с Кобриным (Сергей понимающе моргнул), ответил Сталин. – Про саму бомбу что уже известно?

– Специалисты работают, Иосиф Виссарионович, но определить, что именно взорвалось, будет непросто, – уклончиво ответил Власик. – Взрыв оказался чрезвычайно сильным, так что от самого боеприпаса, понятно, ничего не осталось, только воронка здоровенная. Когда соберут то, что этот снаряд потерял, когда стену протаранил, возможно, что-то поймут. Но мы уже опросили зенитчиков и наблюдателей ВНОС.

– И что же они видели? – ухмыляясь, осведомился Сталин.

– Был замечен одиночный бомбардировщик, летевший на большой высоте с северо-востока. Поначалу приняли за авиаразведчик, поскольку бомбить с подобной высоты бессмысленно, да и не бомбят они днем и поодиночке. Но примерно над Лосиным островом самолет неожиданно резко снизился и выпустил снаряд, после чего попытался уйти, но был сбит батареей ПВО, расположенной в районе депо «Москва-3». Реактивный снаряд, похожий на небольшой самолет с короткими прямыми крыльями, был замечен над Комсомольской площадью и Садовым кольцом. Летел очень быстро, быстрее истребителя, зенитчики даже не успели его обстрелять. Целился в здание Совнаркома, в ту стену, где располагались окна вашего кабинета. Но по непонятной причине над Красной площадью неожиданно нырнул вниз, в результате чего зацепил стену и частично развалился в воздухе. Про остальное я уже докладывал.

– Реактивный снаряд, понимаешь ли, какой-то придумали, – сварливо пробурчал Сталин. – И никакой это вовсе не снаряд был, а управляемая бомба германской фирмы «Хеншель». А наводилась она вот на эту самую коробочку, – Вождь брезгливо ткнул пальцем в разбитый радиомаяк.

Наткнувшись на взгляд Кобрина, Иосиф Виссарионович, осекся, по-грузински буркнув что-то себе под нос.

– Откуда вы… – ахнул Власик, широко распахивая глаза. – Не понимаю…

– Оттуда. Ты, Николай Сидорович, пока помалкивай о том, что сейчас услышал, это приказ. Я тебе потом расскажу, все равно пора уже посвящать. Иди, еще через час доложишь, что нового. И связи этого Маленикова на всякий случай проверьте, мало ли что.

– Маленника, товарищ Сталин, – автоматически поправил начальник охраны. – Уже проверяем, на его квартире следственная группа работает, с родственниками и близкими товарищами тоже работаем. Разрешите идти?

– Иди. Хотя постой. Что там с товарищем Берией?

– Пришел в себя, врачи говорят, ничего серьезного, небольшое сотрясение мозга. Рекомендуют денек-другой отлежаться.

– Александр Николаевич как?

– С товарищем Поскребышевым тоже все в порядке, ему просто осколками стекла кожу посекло. Раны обработали и перевязали, сейчас в приемной прибирается. И заодно контролирует работы в вашем кабинете. Окна обещают сегодня заменить, остальное уже завтра.

– Не горит, – пожал плечами Сталин. – Все равно теперь придется в другое место перебираться… ладно, это мы с тобой еще обсудим, я про твои рекомендации насчет безопасности, про которые ты еще в сентябре говорил, помню. Похоже, пришло время под землю прятаться, как ты и предлагал. Свободен, Николай Сидорович.

– Так точно, – Власик покинул кабинет, неслышно прикрыв за собой дверь.

– И не надо так на товарища Сталина глядеть, Сергей Викторович, – буркнул Вождь, шурша спичечным коробком. – Согласен, может, и не стоило ему знать. Но он не предаст, я ему верю. Кроме того, я уже сказал, пора его в кое-какие подробности посвятить, он мужик умный, потому не нужно, чтобы попытался что-то самостоятельно выяснить. Ты мне вот что лучше скажи, майор: то, что этот диверсант из людей Лаврентия оказался – это что-то значит? Не люблю, когда такие совпадения случаются.

– Не думаю, товарищ Сталин, – без малейшей задержки ответил Кобрин, мысленно уже принявший решение. – Практически убежден.

– Почему? Объясни?

– Иосиф Виссарионович, я почти уверен, что сержант Маленник в данном случае только реципиент.

– Что?! Как ты сказал?! – горящая спичка так и не добралась до папиросы, замерев в нескольких сантиметрах от курки^[3]. Ощутив, как огонек ожег пальцы, Сталин, не глядя, швырнул ее в пепельницу. – Шени дада!

– Подозреваю, Иосиф Виссарионович, что в этом мире появились и другие «гости из будущего», кроме меня и моих товарищей. Собирающиеся помочь тем, с кем мы сражаемся. Но доказать пока никак не могу. Это, ну, предчувствие, что ли? Интуиция, как вы сами недавно говорили.

– Плохо, и так, – глухо пробормотал Вождь, прикуривая со второй попытки. – Совсем нехорошо, да… Лейтенант, – обратился он к дернувшемуся, словно от электрического удара, Зыкину, – налей-ка нам еще по чуть-чуть.

– Так точно, товарищ Сталин. – Ухитрившись ни разу не звякнуть горлышком о края стаканов, Витька набулькал в посудины граммов по двадцать.

– Давайте выпьем, товарищи. Врачи говорят, от нервов помогает, если не злоупотреблять.

Отставив пустой стакан, Иосиф Виссарионович несколько минут молча курил, угрюмо глядя перед собой. Затем поднял взгляд:

– Сергей Викторович, если ты не ошибаешься, это может стать для нашей страны большой проблемой, я правильно понимаю?

– Правильно понимаете, товарищ Сталин.

– Вот кстати, тебе там, у себя, – Вождь ткнул отставленным большим пальцем куда-то за спину, – ни о чем подобном не рассказывали?

– Никак нет, точно не упоминали.

– Может, у тебя просто допуска не было? Потому и не вводили в курс?

Поразмыслив несколько секунд, Сергей помотал головой:

– Не думаю, Иосиф Виссарионович. Всех подробностей до меня, разумеется, не доводили – поначалу я даже не был уверен, что каждый раз попадаю в один и тот же мир, – но подобное уж слишком серьезно, чтобы скрывать.

– Э-э, а ну-ка погоди, майор, – неожиданно поднял ладонь Сталин. – А вот это ты сейчас что имел в виду? Что значит «в один и тот же мир»? Поясни, не понимаю. Их что, несколько, что ли, миров этих? Как такое быть может?

Кобрин мысленно тяжело вздохнул. Вот же блин, и кто его только за язык тянул?! Не мог как-то иначе сформулировать? Теперь придется объяснять, ничего иного не остается. Поймет? Разумеется, поймет, не тот это человек, чтобы не понять. Проблема в другом: он и сам не во всем разобрался, вот ведь как выходит! Идиотская какая-то ситуация…

– Понимаете, товарищ Сталин, существует научная теория, что мир, откуда я пришел – его еще называют базовым, – не единственный. Есть еще множество других, которые ученые называют «параллельными». И ход истории в каждом из них с определенного момента различается. Этот момент называют «точкой расхождения» или «бифуркации». Как бы вам попроще объяснить…

– Попроще не нужно, товарищ Сталин не дурак, нужно так, чтобы мы с товарищем лейтенантом поняли! – решительно отрезал Вождь, назидательно подняв указательный палец. – Что это еще за бифуркация такая? – латинское слово Иосифу Виссарионовичу явно не нравилось.

– Так точно. Считается, что любое серьезное вмешательство в прошлое приводит к неминуемым изменениям всех дальнейших событий будущего. И далее весь исторический процесс идет уже по новой колее. В момент этого вмешательства от базового мира, где все остается в точности, как и раньше, ответвляется новая ветка, в которой события начинают развиваться по другому сценарию. Этот момент и есть точка бифуркации. А вторая ветка – альтернативный или параллельный мир. Собственно говоря, вот этот самый мир, где мы сейчас находимся. Разрешите лист бумаги и карандаш?

– Держи, – Иосиф Виссарионович выложил перед Кобриным требуемое.

– Смотрите, так, наверное, понагляднее будет… – Сергей начертил по центру жирную линию. – Вот это – базовый мир, историю которого вы знаете от меня и моих реципиентов, – он кивнул на стопку папок на краю стола. Сталин понимающе качнул головой. Зыкин слушал, приоткрыв рот, но, похоже, даже не замечал этого.

– А вот это – точка бифуркации, – майор перечеркнул линию коротким поперечным штрихом, подписав внизу «22 июня 1941». – Момент, когда я и мои товарищи впервые изменили ход истории. Именно в этот день история начала меняться и произошло примерно следующее, – строго параллельно «базовой» линии появилась еще одна, потоньше, начинающаяся от поперечной черты. Ну, настолько строго, насколько хватило чертежных талантов Сергея, конечно.

– Мы сейчас где-то здесь, – карандаш снова черкнул по бумаге, пересекая вторую линию и выводя сегодняшнюю дату. – Простой пример: в базовой линии никакого покушения на вас в этот день не было. Зато был чудовищный разгром Красной Армии в летнем приграничном сражении, несколько котлов и так далее. Все, о чем вы знаете из документов, – события моего мира. Здесь же все идет уже совершенно иначе, свидетелем чему вы сами являетесь. Поняли, товарищ Сталин?

– Понял… – глухо пробормотал тот. – А… этот новый мир… он еще чем-то отличается от, гм, прошлого? Как ты там сказал, «базового»?

– Абсолютно ничем, Иосиф Виссарионович. Упрощенно говоря, даже количество волос на вашей голове совпадает, или число листьев на любом из деревьев у здания Совнаркома. Я не ученый, а боевой офицер, так что никаких сугубо научных подробностей просто не знаю, но в этом уверен: единственное различие вашего и моего мира только в том, что здесь история пошла в более благоприятном для Советского Союза направлении. Чего, как я понимаю, собственно говоря, и добивалось мое командование. Зачем это сделано – понятия не имею.

– Какая любопытная… теория, – иронично хмыкнул Вождь, аккуратно складывая лист в несколько раз и зачем-то пряча в карман френча. – И что же дальше?

– Как что?! – откровенно опешил Кобрин. – Виноват, не понял вопроса? Заканчивать войну и строить новый мир, разумеется! Мир, который будет лучше моего и где не будет ни распада СССР, ни многолетнего доминирования американцев с их античеловеческой идеологией, ни колониальных войн в далеком будущем! Собственно говоря, если судить по сегодняшнему покушению, у вас все получилось…

– Как ты сказал? – мгновенно напрягся Сталин. – Почему так считаешь?

– А как иначе? – удивился Сергей. – Сами посудите, Иосиф Виссарионович: освоить технологии хронопутешествий раньше, чем это произошло в моем родном мире, наш неведомый пока противник никак не мог, иначе об этом уже стало бы известно. Значит, они отправляют своих доноров примерно из того же времени, откуда пришел я. Почему отправляют? Полагаю, ответ может быть только один: что-то там, в их будущем, им активно не нравится. Настолько сильно не нравится, что они решились попытаться переписать историю, не позволив Советскому Союзу достичь всего того, чего он, твердо убежден, достигнет!

– Все сказал?

– Так точно, все. Простите, если сумбурно вышло, но мне ведь тоже никто и ничего прямо и не объяснял, одни сплошные намеки. Официально считалось, что мы отправляемся именно в параллельный мир или даже несколько миров, но одно время я искренне считал, что все-таки попадаю в прошлое базовой реальности, просто волна изменений еще не добралась до будущего. Мне ведь приходилось постоянно работать с архивами Мин-обороны, и я видел, как менялась судьба моего предка, Федора Кобрина, – при этих словах Вождь незаметно для Сергея бросил на Зыкина короткий многозначительный взгляд, в ответ на который лейтенант понимающе кивнул.

– Тем более перед самой первой отправкой в прошлое генерал-лейтенант Роднин упоминал, что не существует никаких параллельных миров. Правда, больше он к этому вопросу ни разу не возвращался, а напрямую я больше не спрашивал. Но потом я стал догадываться, что на самом деле слушатели получают доступ к архивам именно вашей реальности. Каким именно образом, понятия не имею – то ли между параллельными мирами все-таки установлена связь, то ли «архив МО» создан искусственно, исключительно для участников эксперимента: узнать, как обстоит на самом деле, я не мог, все научные подробности строжайше засекречены.

– Значит, будут и другие… гости незваные?

– Скорее всего, – кивнул Сергей. – Это было бы логично.

– Совсем плохо, майор. Догадываешься почему?

– Так точно, товарищ Сталин. Подселить матрицу сознания теоретически можно и в кого-то из близкого окружения. Потому вашей безопасности придется уделить большее внимание.

– А вот в тебя – нельзя, – не то спросил, не то, наоборот, констатировал непреложный факт Вождь. – Вот ведь как смешно…

– Ну, на самом деле, у противника не столь большой выбор, – припомнив прочитанную будущим участникам «Тренажера» еще на первом курсе лекцию, покачал головой Кобрин. – Критерии отбора очень жесткие, жесточайшие даже, поскольку подобрать подходящего для внедрения пси-матрицы… ну, то есть разума донора носителя, весьма непросто. Грубо говоря, для каждого донора крайне сложно подобрать подходящего реципиента. По статистике, для устойчивой и успешной ассоциации подходит примерно один из двух-трех десятков, иногда и того больше. Так что в каждого никак не получится. Вот даже этот самый Маленник: ведь куда проще было бы взять под контроль кого-то из людей Власика, которым положено постоянно находиться поблизости от вас. Но, видимо, не сумели, потому и пришлось привлекать этого сержанта… что в итоге всех нас и спасло.

– Гм, весьма любопытно и… обнадеживающе.

– Именно, товарищ Сталин. Не знаю, так ли оно на самом деле, но слышал краем уха, что даже сам термин «донор-реципиент» – взят по аналогии с совместимостью по группам крови. Полагаю, вы в курсе, что это такое, – с интересом прислушивающийся к рассказу Иосиф Виссарионович медленно кивнул.

– Одна группа подходит всем без исключения, другая – только людям с аналогичной. Кроме того, есть еще кое-что, это мне одна, хм, один научный сотрудник рассказал: возможность подсадить чужое сознание в человека с уникальным, совершенно отличным от прочих разумом, практически нулевая. Не сочтите за лесть, но наиболее гениальные исторические личности…

Кобрин на миг сбился, не зная, как Вождь отнесется к тому, что его только что назвали «исторической личностью», да еще и «гениальной» к тому же, однако тот лишь легонько дернул ладонью: «продолжай, мол».

Судя по хитрому выражению лица, аналогию он вполне уловил и остался доволен.