─ Именно так, ─ согласился воин, чувствуя, что погружается в костер Джордано Бруно, и то, что из омута проверки ему живым не выбраться!
─ Ваш арест не есть ошибка! Вы взяты праведно, по закону! Вас сбросили с самолета-крестоносца на парашюте для связи с резидентом! Он имел сведения о Западном фронте, необходимые для наступления на Москву, под кодовым названием «Тайфун», какую Гитлер назначил на 30 сентября! Вы провались, сгорели! Вам оставалось только застрелиться! Но вы оказались крепким орешком; чекисты оказались слабее! Поверили вам, что вы не продались немцам, и переписали святцы, вы стали уже не в чине шпиона, а в нимбе дезертира, ─ и ваша жизнь помчалась на колеснице Цезаря! По пути спасения! И спасители нашлись! Тот же помощник прокурора в Вязьме Василий Васильев, кого вы, как умный разведчик, сумели разжалобить слезами, сблизиться по доверию, ─ вывезет, не вывезет? Вывезло! Он тоже не силен душою, и теперь служит полицаем в Вязьме!
Вы осуждены судом Военного трибунала на смертную казнь! Осуждены ─ как изменник Родины, статья 58 пункт, где не бывает помилования!
В камере смертника вы нечаянно узнаете у полковника русской армии Николая Трубецкого, где служит его дочь. Просто к разговору. Без всякого интереса. Вам это совершенно не надо. Вы тоже ожидаете смерти. И надо же, снова вывезла к спасению колесница Цезаря, ─ вас милуют! Штрафная рота, штаб Константина Рокоссовского, где вы просите направить вас в роту капитана Ивана Молодцова? И вы оказываетесь там, где желали, где дочь русского полковника ─ Дина Трубецкая и ваш резидент. Как же вы его не знали?
Следователь Лоренцо внимательно посмотрел:
─ Осталось услышать от вас честное признание, с каким заданием вы заброшены военною разведкою адмирала Канариса в Россию? Признание ─ та же ваша колесница Цезаря к спасению! Будете и дальше крутиться, как змея под рогатиною, вас расстреляют как подлого изменника России!
Обреченному воину Башкину только и оставалось про себя посмеяться над неумолимо злою судьбою. И еще раз осмыслить, по горю, по тревожности ─ повелитель его Жизни и Смерти, несомненно, неумолимо гонит его на Лобное место! И загонит, как зверя! Но, скорее всего, секира уже отточена и палач в красном кафтане ожидает обреченного жертвенника!
Докажи свою исповедь от правды!
Докажи, что не продался немцам!
Куда не шагнешь, все, как куропатка попадаешь в сети!
Сети ─ ложь! Сети ─ обреченность! Но и во лжи истаивает солнечное свечение! Виден тот же крест на Голгофе! Что правда, что ложь, все ─ распятье на Голгофе!
Где искать ключик от волшебного ларца?
Четвертуют, четвертуют, как Стеньку Разина на Лобном месте!
Воин не скрыл настроения:
─ Мне больно выслушивать вашу ложь, страшно больно! Виновен, казните! Но зачем безвинную душу мучить ложью? ─ Он промокнул рукавом слезы. ─ Почему, почему вы не желаете разглядеть мою правду? Ваш Ганс Шумахер люто ненавидел меня! И решил расстрелять перед строем! Будет резидент публично уничтожать своего разведчика?
─ Расстрелять? Любопытно! И за что он вас ненавидел?
─ Я русский, а он фашист! Я раб его, а он господин! С чего ему веселиться? Когда я видел его сущность, во мне гасла светлынь в сердце! Я перестали видеть Русское солнце над Русью! Неосмысленно! По чувству! Но это так! Он слышал мою ненависть! И решил избавиться, расстрелять!
─ Почему же не расстрелял?
─ Штрафники заступились. И его примадонна Дина Трубецкая!
─ Очень заступилась?
─ Ее и послушал.
Следователь довольно произнес:
─ Не считаете, что сами себя и выдали, господин окруженец! Кто за фашистского разведчика еще может заступиться? Только своя волчица, Дина Трубецкая!
Лоренцо перебрал бумаги:
─ И по поводу расстрела, вы изрекли ложь, а не истину, Александр Иванович. Вы прекрасно знаете, за что вас пожелал расстрелять командир роты Молодцов? Совсем не за вашу ненависть! И совсем не потому, что при виде командира роты у вас исчезала светлынь в сердце! И переставали видеть русское солнце над Русью!
Он занес секиру:
─ Вы засветились в Темкино в НКВД как агент гитлеровской разведки! И командиру роты поступила на вас пиратская метка. Вот почему он пожелал вас убить! Дина Трубецкая его затаенной правды не знала и заступилась.
Александр Башкин сорвался с цепи:
─ Гражданин следователь, Вы оскорбляете, вы постоянно оскорбляете мое сердце ложным обвинением! Я не враг русского народа! Не враг! Не враг! Зачем вы тревожите во мне гнев и ненависть ко всему живому на земле! К человечности, к совести, к справедливости! Ужель ваши оскорбления бесконечны? Во мне уже душа поседела! Я вам только могу повторить, по боли, по печали, я не враг народа, я воин Руси!
Вам доказать?
Извольте!
10 октября 1941 года командиру роты из штаба армии Константина Рокоссовского поступила радиограмма: штрафникам повелевалось ─ задержать на одни сутки, под Медынью, танки Гудериана, какие рвались к Москве! Всем предстояла честная и жертвенная смерть! Но Иван Молодцов увел ее в леса обетованные, а в заслоне остались только три штрафника-воина! Он знал, танки Гудериана в одночасье раздавит гусеницами святую троицу! И, в его фашистскую радость, устремятся в Москву! Но мы отбились. Мы двое суток удерживали армию Гудериана! Двенадцать танков подожгли. Зачем бы я сражался с воинством Гудериана, если я есть немецкий разведчик?
В танковую одиссею следователь Лоренцо, конечно, не поверил:
─ Трое удерживали?
─ Так точно, гражданин следователь!
─ Танки Гудериана?
─ Танки Гудериана, ─ эхом отозвался Башкин.
─ Герои! ─ не скрыл усмешки чекист. ─ Послушаешь вас, кто выходил из окружения, и диву даешься, не воины Руси, а Гераклы! Один Отто Скорцени, друга фюрера, в плен взял, да он сумел в деревню сбежать, за русскую печку спрятаться! Другой из ружья семь самолетов сбил, как барон Мюнхгаузен одним выстрелом семь уток подстрелил! Вы танки Гудериана остановили под Медынью! Как же фашисты к Москве изволили на воинственно-золоченой колеснице подкатить?
─ Можете сомневаться, ─ покорно вымолвил Башкин. ─ Но так было, мы бились с танками. И выстояли.
─ Свидетели имеются?
─ Только я, Петр Котов и Савва Бахновский, или, как он себя величал Себастьян Бах!
─ Вы не свидетели, а выдумщики! ─ зло бросил следователь Лоренцо. ─ Кто вам поверит, что вы двое суток сдерживали армию Гудериана? Было такое? В себе мы все Наполеоны!
─ Было, гражданин следователь! Вы не можете не знать о наводчике орудия Николае Сиротинине! Он у белорусского города Кричеву 17 июля 1941 года с одною пушкою сдерживал танковую дивизию Гудериана! Подбил 11 танков, 57 фашистов загнал в гроб! Я еще в плену о том слышал от фельдфебеля, он заставлял бороться с финном, и хвалил русского солдата: Коля русс-жертвенник, гут, гут, это сильно, это красиво, это мудро! И ты не трусь!
Он бил с шоссе по колонне, под Медынью было легче! Там вырыты окопы, в нише покоились противотанковые ружья, где испорченные, где хорошие, автоматы, ящики гранат. Траншеи вырыты подковою. Фриц заходит в подкову, а мы его бьем с близкого расстояния!
Меня танк столкнул в окоп-могилу, и в ненависть стал кружить, затаптывать, но не достало сил, он уже горел! Петр Котов был контужен. Савва Бахновский пал смертью героя! Вы можете не верить, но так было! Гудериан развернул колонну! Мы воевали храбро! За себя, за матерей, за Россию! Почему я должен таить свою правду! И ходить в чине разведчика Третьего рейха?
Следователь Лоренцо призадумался:
─ Когда это было? 10 октября 41 года?
─ Так точно, гражданин следователь! ─ охотно отозвался Александр Башкин.
Следователь изыскал в папке документ:
─ Странное совпадение! Как раз 10 октября генерал армии Георгий Жуков принимал командование Западным фронтом. Он слышал бои под Медынью. И просил разыскать героев, которые прикрывали дорогу от Юхнова на Москву. И представить к награде. Телефонограммы разосланы по штабам Западного фронта, особым отделам. Рота ли стояла, батальон ли, всех наградить! Двое суток врага держали! Может быть, даже Москву спасли, а как доказать, что это вы? Где свидетели?
Башкин изволил себе пошутить:
─ Как где? Разве генерал армии Георгий Жуков не есть свидетель? Надеюсь, вы верите ему!
Лоренцо отозвался строго:
─ Генералу армии Георгию Жукову я верю, я вам не верю! Нужно документальное свидетельство командира роты, полка, дивизии! Наградные листы должны быть завизированы Особым отделом армии, дабы исполнить волю командующего Западным фронтом и представить вас к званию Героя! Или вы намерены сами на себя писать наградные листы? Свои подвиги расписывать?
Башкин отозвался по совести:
─ Не ради наград воюем, товарищ майор государственной безопасности!
─ Вы правы. Зачем вам советские награды? Вам бриллиантовые кресты со свастикою душу согревают, ─ быстро отозвался он, опять сев на своего конька.
Вдумчиво помолчал:
─ Что ж, про ваши танки мы еще вспомним! Поговорим о плене! С кем вы шли из окружения?
─ Я написал. С Петром Котовым, своим другом.
─ Еще с кем? ─ пристально посмотрел офицер-чекист.
─ Из окружения выходили толпы. Мы соединялись. И разъединялись. Знакомств не заводили.
─ С Иваном Молодцовым резидентом гитлеровской разведки, не шли вместе на Москву?
─ Немножко. Мы нагнали роту у Жуковки.
─ Случайно? ─ откровенно насмешливо посмотрел майор Лоренцо.
─ Совершенно случайно.
─ Надо же, какое простодушие! Встретились два агента адмирала Канариса в густом лесу, с певчими птичками ─ и случайно!
─ Поверьте, признание от совести! Вскоре мы стали ему в тягость. Он сдал меня, Котова и еще группу воинов Руси в плен фашистам.
─ И вы случайно бежали из плена?
─ Справедливо. По воле удачного случая.
─ Не слишком ли много случаев, Александр Иванович? ─ язвительно заметил хозяин кабинета. ─ По случаю повстречали в лесу бандитов Ганса Шумахера, его бандитов, по случаю увиделись со своим резидентом! По случаю совершили побег из фашистской неволи! И, смею заметить, вы совершили пять побегов! И остались живы! Вам не удивительно? Разозленное гестапо ловит вас с овчарками! И не расстреливает!
Откуда у фашистов такое к вам милосердие? Просто так? Не поверю! Опять спасение от случая? Еще больше не поверю. Так еще не было, пять раз бежать из плена, из фашистской неволи, и не быть расстрелянным. Нет ли здесь хорошо продуманной системы? Под Медынью вы не смогли связаться со штабом армии Гудериана, в плену смогли! Получили новое задание от хозяев и стали под видом воина-окруженца еще дальше углубляться в тылы Красной Армии, к Москве. Видите, как все закручивается? И дальше будете оспаривать, что вы не предали Русь, не Каин?
Башкин защитился:
─ Вы не правы, ибо не в ту сторону клоните траву-ковыль. Иосиф Сталин сбегал из ссылки тоже пять раз! И тоже по случаю! И остался жив!
У следователя зашло сердце:
─ Вы что, Сталин?
─ Не Сталин! Я воин Руси! Воин Сталина! И пусть затрубит в небесную трубу Михаил Архангел, призовет на суд к Христу, я и там, перед вечностью скажу на всю жизнь и на все бессмертие ─ я не Каин, я воин Сталина!
IV
Властелин его жизни следователь Лоренцо, ощутил в себе растерянность. Он оценил ум и непоклонность воина.
С долею покорности произнес:
─ Хорошо! Я могу на время забыть, что вы агент абвера! Но и дальше, как показала проверка, ваша жизнь ничем не слаще сахара. Вы служили у фашистов полицаем!
─ Преувеличение.
─ Откуда в канцелярии городской управы Тихонова Пустынь, значится ваша фамилия? Двойник? И ваш друг Петр Котов, кого мы допросили в Старой Руссе, не отрицает, что вы и он служили полицаями! Он вас оболгал? Дал ложные свидетельства?
─ Мы не служили в жандармерии! ─ с бунтующею обидою заверил Башкин. ─ Мы сделали вид, что готовы стать полицаями, желая получить пропуск в Западную Белоруссию! Все пути на Москву были перекрыты танками Гудериана! Пропуск давал возможность переночевать в деревне, и двигаться дальше, к линии фронта! Так мы и шли! Нас в каждой деревне разыскивало гестапо.
─ И не нашло? Опять по случаю? ─ устрашающе посмотрел следователь. ─ Тысячи воинов, кто шел из окружения, отлавливало гестапо по лесам и деревням, с гончими псами, а вас не загнали в сети! Прямо чудеса! Любопытно, кто же молился за ваше спасение? Уж не всесильный ли абвер?
Следователь ударил ладонью по столу:
─ Вам дали пропуск, ибо вы агент абвера! Вас не загребало в сети гестапо, ибо вы агент абвера! И хватит крутить, изворачиваться, как змея под рогатиною!
Майор Лоренцо успокоил себя:
─ Замечу, если даже вы не шпион Германии, господин окруженец, то служба в полиции ни менее преступна для воина Красной армии! Те же Соловки, тот же расстрел за чинимые злодеяния!
С каждым часом становилось не легче. Башкин истратил в себе светлынь. Душа стонала. Офицер-чекист хорошо знал свое дело. Выкручивал явления жизни так, как ему было удобно и выгодно. Шел накат лжи, а получалось как бы все по правде.
─ Значит, пишем, служили в полиции!
Башкин устало ударил в колокол:
─ Пишите! Но я не служил в полиции.
─ Открыто не служили, так надо понимать? ─ чекист предельно строго посмотрел в его глаза. ─ Вы были агентом в жандармерии. Для засылки в партизанские отряды. Справедливо?
Воина люто оскорбляла ложь, и он собирал в себе все силы, дабы явить миру свою правду:
─ Поднимите на дыбу, пошлите на смерть, и там, с небес скажу, ─ все бесстыжая ложь.
─ Хорошо! Кто выдал немцам партизан в Медведево ─ мельника Луку и его жену Прасковью? Они были забраны в гестапо, их держали на дыбе, жгли огнем, но они никого не выдали! И вас не выдали! Герои-мученики были повешены на мельничном колесе, у плотины! Только вы имели с партизанами связь! Что на это молвите?
─ Роковое стечение обстоятельств.
─ Вы не причастны?
─ Я не рожден предателем!
─ Им не рождаются, становятся! Загонит жизнь, как волка
за красные флажки, и взвоешь, пойдешь на все, дабы только выстрел не прозвучал.
─ Ваша истина-исповедь о предательстве ко мне не относится! За бесконечные странствия по лесам, за попытки прорваться через линию фронта в меня, над моею головою столько просвистело пуль, снарядов, разорванных гранат, что я устал бояться, падать ниц перед выстрелом. Меня они не страшат. Я никогда не был и не буду иудою России.
В тот февральский вечер я сам чудом остался жив! Шел на явку. И попал в засаду. Фашисты открыли огонь. Как меня не убили с близкого расстояния, в открытом поле, по которому я бежал как прокаженный, в страхе божием, останется на всю жизнь изумлением и удивлением.
Офицер не скрыл иронии:
─ Снова по случаю спаслись?
─ Чудом!
─ Не живете вы, не живете по заповедям Христа! Лжете, крутите, как метель над умершими! Как мне поверить, что вас хотели убить?
─ Теперь уже никак, раз остался жив!
Лоренцо понял умную иронию. Строго осудил ее.
─ Не рано ли веселитесь? Юного партизана Виктора, сына хозяйки, у которой беспечно жили, мед-сметану пили, тоже не вы гестапо сдали? Велика ли его вина? Ну, подобрал на поле сражения две брошенные винтовки. Отдал мстителям! Кто знал? Только вы, Александр Иванович! Не думаю, что мальчика расстреляли мальчика только за ружья!
─ За что еще? ─ насторожился Башкин.
─ Он вас разгадал. И собирался поведать командиру партизанского отряда! И вам бы именем народа и России вынесли смертный приговор! Вы поняли, что вам грозит опасность. И мудро обогнали роковые для себя события. Сдали его в гестапо. Не так?
Башкин побледнел, потер сердце:
─ Виктор моя вечная боль, моя вина! Не уберег! Никто теперь не сдвинет камень с души и не укротит стонущие, скорбные перезвоны колокола, которые буду слышать всю жизнь. И никто не укротит, не смирит, даже вся Вселенная, слезы боли!
─ Хорошо! Идите, ─ сухо разрешил следователь, не желая видеть мужские слезы. ─ Бабы вы, а не солдаты.
Он вызвал конвойного, попросил помочь добраться человеку до камеры.
О проекте
О подписке