Утром вставал я довольно тяжело, но несколько лучше, чем мог ожидать. Куклы по-прежнему были все на своих местах, и Kendra Lust, по-видимому, наяву на меня всё-таки не садилась.
Я принял душ, умылся. На барной стойке по-прежнему стояла початая бутылка коньяка и остатки фруктов. Я выпил рюмку, закусил долькой лимона и грушей, собрал жалкие остатки денег, взял ключ и отправился на завтрак. Заперев дверь, поднялся по полулестнице на второй этаж комплекса и проделал долгий путь от макушки до основания ствола «Древа Хитрово».
В ресторане я увидел завтракающих за одним столом Влада Покрова со своей как всегда эффектной коллегой и Евгения Витольдовича Тараканова, но без помощницы.
– Где ваша очаровательная спутница? – спросил я его.
– Она сегодня решила пропустить мероприятия форума, отдыхает в гостинице, где мы поселились неподалёку, – потупив глаза ответил Тараканов. – А у меня сегодня запланировано выступление на одном из мероприятий.
Завтрак их был очень обилен, так как они по-прежнему расплачивались спонсорскими картами. У меня же деньги почти кончились, так что мне пришлось довольствоваться лишь омлетом, парой бутербродов и чашкой чая – это всё, на что у меня хватило.
– Вчера вы были очень фамильярны с красавицей, похожей на Наталью Водянову. Ваша помощница могла обидеться, – решил поддеть я Тараканова.
– Это не ваше дело, – резко ответил он.
– Скорее обиделся спутник «Водяновой», – поддержал меня на этот раз Влад Покров. – Он вас, кажется, вчера немножко помутузил, Евгений Витольдович?
– Вы, журналисты, любите всегда всё приврать! – ещё больше озлился Тараканов. – Вот вы, товарищ Скромный, вчера и панельную дискуссию пытались повернуть не в ту сторону! И сегодня с самого утра наводите инсинуации на чиновников!
– В какую – не в ту? – обиделся я. – Орловские коллеги поймали представителя власти на откровенной безграмотности и вчера просто напомнили об этом. Так о каких же горизонтах доверия с прессой можно было говорить, когда одна из сторон – в данном случае власть – изначально играет краплёными картами?
– Это могла быть не безграмотность, а простая ошибка! – сказал мне Тараканов. – Какой-нибудь малообразованный референт написал губернатору глупый текст, а тот его озвучил. Только и всего.
– У меня тогда к вам два вопроса, – вцепился я в Евгения Витольдовича. – Первый: если необразованный помощник написал губернатору глупый текст, то зачем умный губернатор принародно озвучил эту ахинею? Значит, он и сам не умнее своего глупого помощника. И второй: а кто брал на работу этого малообразованного референта? Ответьте!
Тараканов на минуту задумался, икнул и произнёс:
– Меня самого на работу брали потому, что у меня большой опыт и хорошие объективки. Но я вчера говорил в своём выступлении и сегодня готов повторить, что журналисты, критикуя ошибки других, не должны ставить себя над ситуацией, выше всех. Вы что ли, Игорь, безгрешны и никогда не ошибались?
– Конечно, ошибался, и не раз, – ответил я и поведал собеседникам следующую историю.
Как-то раз в американском Ванкувере, что в штате Вашингтон на самом северо-западе Америки, мне довелось освещать торжества, посвящённые семидесятилетию перелёта Валерия Чкалова через Северный полюс. Туда по этому случаю с родины лётчика приехала внушительная нижегородская делегация. Торжества в честь юбилея перелёта Чкалова, Байдукова и Белякова через полюс в США приурочили к национальному празднику – Дню независимости. В тот день все американцы от мала до велика высыпали на улицы на праздничные шествия. Так как времени на подготовку материалов у меня было мало, я воспользовался этим праздником, чтобы во время процессий насобирать у жителей Ванкувера и Портленда (в соседнем штате Орегон) различных семейных историй и воспоминаний о тех чкаловских мгновениях в Америке. В результате этих опросов в опубликованных мною статьях «Русский герой американского Ванкувера» появился следующий фрагмент:
«Многие ванкуверцы во время встреч делились со мной семейными историями, связанными с именем Чкалова. Очевидец прилёта Чкалова в Ванкувер в 1937-м году Том Гормли вспомнил, как он – тогда девятнадцатилетний парень – рванул на велосипеде на аэродром, услышав, что русские лётчики приземлились именно здесь:
– Это было грандиозное событие, – рассказал Том, – мы были изумлены, что ваши лётчики преодолели без посадки такое огромное расстояние. Даже сейчас, спустя семьдесят лет, Чкалов поражает нас силой духа, упорством и героизмом.
Другому ванкуверцу – Лайалу Брэдфору – Чкалов дорог еще и тем, что именно во время того прилёта на аэродроме познакомились его будущие родители – мать с отцом. А ещё одна местная жительница Наташа Черкес рассказала, что именно её мама Надежда Семёновна была переводчицей у русских лётчиков во время их пребывания в Ванкувере».
Эти факты я не выдумал, их действительно рассказали мне сами жители Америки. Каково же было моё удивление, когда потом я узнал, что американцы, обсуждая мои статьи, писали в интернете: «Русская пресса ошиблась, мама Натальи Черкес не была переводчицей у экипажа. В день прилёта русских лётчиков у неё был назначен банальный визит к дантисту. Так что мама Наташи увидела их потом на параде и кричала им из толпы на русском языке: «Привет лётчикам из России!» Они заметили её и улыбнулись))».
– Да! – говорил я Тараканову с Покровом. – Это была действительно моя профессиональная ошибка. Но у меня не было ни малейшей возможности в чужой стране за короткое время скрупулёзно проверить эти поведанные мне самими американцами истории, и помощников у меня для этого тоже не было. И в одном из трёх приведённых мною фактов я, действительно, лажанулся, поверив людям на слово, и тем самым ввёл в заблуждение читателей. Я это признаю – получается, что я непреднамеренно соврал. Но зато я не выставлял себя откровенным идиотом, повторяющим или озвучивающим глупости, написанные недалёкими подчинёнными, как это делают сегодня некоторые облачённые властью чиновники. Я ошибся – и честно признался в этом, в отличие от тех, кто сплошь и рядом не хотят признавать свои ошибки и идут в несознанку до последнего! – стал заводиться я и, резко взглянув прямо в глаза Тараканову, неожиданно спросил его: – А где, кстати, сегодня ваша помощница, с которой вы приехали сюда работать в командировку за бюджетный счёт? Ска́жете, выступления вам пишет?
Тараканов, выронив вилку, смотрел на меня с открытым ртом. Но тут Влад Покров неожиданно для меня снова вступился за него и, как мне показалось, заодно и за свою эффектную коллегу:
– Ты ничего не понимаешь, Игорь, и смешал в одно мух с котлетами! – На его котлету в тарелке в этот момент действительно села муха. – Мы сюда приехали делиться опытом, а не ловлей блох заниматься. Ты знаешь, к примеру, что для народов Севера значит день кита или день моржа? Да откуда тебе это знать! А ты берёшься судить-рядить обо всём.
– А знаешь, как трудно соврать про Чкалова? – в конец разозлился я. – А я ведь даже стихи про него сочинил и прочитал в Ванкувере американцам!
Тут я встал со стула и, крутя перед всеми тремя своими сотрапезниками кулаком на согнутой на уровне пояса в локте руке, зычно продекламировал:
– Зрелища для нас важнее хлеба,
Нам дай гордость ощутить в груди –
Чкалов самолётом режет небо,
У него пропеллер впереди!
И вышел из ресторана совершенно разозлённым: «Вот, – думаю, – сидят, жируют здесь за деньги спонсоров и учат меня жить – меня, который ест за свои кровные, которых, кстати, у меня совсем не осталось… Это называется – “денег нет, но вы держитесь!”».
Тут я совсем расстроился, потому что за день промотал взятые в долг двенадцать тысяч, которые мне ещё придётся отдавать по приезду домой. А здесь уже жить не на что, и Тараканов с Покровом мне теперь точно взаймы не дадут…
И вот в таком настроении проходя мимо комнаты проката, я тупо уставился на расставленные там теннисные и бадминтонные ракетки, мячи и музыкальные инструменты. Скорее всего от безысходности меня вдруг посетила интересная мысль: увидев гитары, я отчего-то вспомнил Пашку Плана, поющего у вокзала в Ульяновске.
«А что, если…?» – подумал я, попросил у прокатчика выдать на моё имя гитару для репетиций (мне дали болгарский «Орфей»), немедленно вышел с ней из отеля, дождался ближайшего шаттла и снова отправился в Ульяновск.
Пока ехал в автобусе, подстроил гитару. Вышел на набережной, где, как мне сказали вчера у вокзала местные шансонье, больше подают.
Народу в это время на набережной было немного, из музыкантов я и вовсе пока был один. Нашёл у скамейки пустую картонную коробку, поставил её перед собой и начал музицировать.
Памятуя, что нахожусь на родине Ленина, начал с песни «И вновь продолжается бой» – там, где дальше идёт «и сердцу тревожно в груди, и Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди». Никто из прохожих даже копейки не бросил, мне показалось, что на меня смотрели как на придурка.
Тогда я решил сменить репертуар и спел две песни из Юрия Антонова – «Море, море» и «Мечты сбываются». Пятеро прохожих насыпали мне в коробку немного мелочи и бросили пару бумажек – всего не более двухсот рублей.
«Полный провал моего безнадёжного предприятия, – с горечью подумал я. – Пора сматывать удочки, возвращаться в отель и униженно просить денег у Тараканова и Покрова».
И тут меня осенило! Пашка План зарабатывал здесь, исполняя песни протеста из «Гражданской обороны». А у меня были такие и свои, написанные в пору игры в ансамбле! Почему бы не попробовать? И я решил начать с «Детей горбатых», подражая экспрессивной манере Юрия Шевчука.
Игорь (Гоша) СКРОМНЫЙ исполняет свою песню «ДЕТИ ГОРБАТЫХ»
Снова на улицах гул – то ли смех, то ли плач.
Время стирает минуты – упрямый палач!
Ломится в окна назойливый шум площадей,
Негде укрыться от толп ненасытных людей.
Девочки, милые! Ой вы, красавицы!
Мы с вами связаны тысячью нитей!
В ваших глазах по ночам отражаемся,
Спаяны жаждой совместных открытий!
Мальчики, мальчики! Ой вы, хорошие!
С детства вас ждёт педагога рука,
Чтоб научить, кому хлопать в ладоши,
И дальше всю жизнь – от звонка до звонка.
Кто мы? Зачем мы? Нас не спросили,
За уши в мир без спроса втянули.
Нам подарили имя, фамилию,
Номер присвоили, в паспорт впихнули.
Нас приучали кивать головами
Мутным потокам начальственных слов,
Делая с детства тупыми рабами
Тех, кто согласны на долю рабов!
Наших отцов постигла расплата –
Жалкая участь разинутых ртов:
Были стройны – стали горбаты!
И наплодили новых горбов!
Стройтесь в колонны, Дети Горбатых!
Уши развесьте для ласковых слов!
Спины сильней качайте, ребята,
Крепкие спины – для новых горбов!
Незнакомая доселе ульяновцам песня была встречена доброжелательно: в коробку мне накидали сразу рублей пятьсот.
Я немного воспрял духом, но денег всё равно было до отчаянья мало. Но я решил продолжить «песни протеста», тем более у меня была ещё одна. Её я исполнил, подражая манере Peter Gabriel с присущими ему завываньями.
Игорь (Гоша) СКРОМНЫЙ исполняет свою песню «КСАНФУ»
Я смотрю на наёмную гвардию –
Васильки правосудия.
Вы – почти как швейцарцы
Или швейцары?
В бронежилетах танец с лопатами
«Эй, дубинушка, ухнем по головам!»
Домой, любовь моя!
Весна нас поманит ветвями деревьев,
Но осень будет стучать топорами.
И если сегодня назвали свиньёй,
То завтра начнут кормить желудями!
Старые праздники
В прорубях долгой зимы.
Где вы, проказники,
Узники русской тюрьмы?
Не пытайся попасть в струю –
Следи за назойливой мухой:
Там ажурная пена или липкая лента?
Эй, «космонавты», парни с лопатами,
Как нам забыть эту кровь на асфальте?
Домой, любовь моя!
Мы будем читать о спокойствии улиц,
Но это спокойствие станет цепями,
Ведь если сегодня назвали свиньёй,
То завтра начнут кормить желудями.
Я тоже умею играть в слова,
Но гораздо сложнее быть многостаночником.
Ты хочешь работать своим языком,
А чтоб я на тебя своим позвоночником?
Хватит спорить о жестах рук,
Два пальца в рот – и хлещи как попало!
Ты думал – случайность, но это не вдруг,
Ведь я так и метил на твоё покрывало!
Выпей море, Ксанф!
Вокруг меня стали собираться люди, некоторые даже аплодировали. В моей коробке прибавилось ещё тысячи полторы, значит – всего уже больше двух, но до желаемой суммы мне всё равно было ещё очень далеко.
Я решил немного передохнуть, тем более, что собственных «песен протеста» у меня больше не было. Сел на скамейку – люди вокруг меня стали расходиться. Долго петь я здесь не мог – мне нужно было, как я обещал Валентине Ивановне Матрёновой, вернуться в «Древо Хитрово» на вечер презентации регионов.
И тут мне помог случай.
Ко мне подошли курившие до этого в сторонке двое то ли англичан, то ли шотландцев – в общем, британцы. Оба были одеты в клетчатые твидовые пиджаки и клетчатые же брюки. Это явно были туристы с теплохода, и мне чрезвычайно повезло, что они были изрядно подшофе. Обоим было лет под шестьдесят, их дублёные лица были бордо́вы.
Первый, что повыше, спросил меня, могу ли я спеть ему «Yesterday» The Beatles? В своё время я разучил всего пять песен на английском, и одной из них была именно «Yesterday». Я с удовольствием спел её, стараясь до тонкостей во всём копировать Paul McCartney. Британец похлопал в ладоши, удовлетворённо причмокнул, достал из кармана и положил мне в коробку… сто евро одной бумажкой! Я немедленно схватил её и сунул в карман.
О проекте
О подписке