Москва, академия…

22 апреля 1932 г. М. М. Попов был зачислен слушателем основного факультета Военной академии им. Фрунзе. Кто знал Маркиана Михайловича, абсолютно не удивился такому успеху, так как на протяжении всей своей службы он всегда выделялся исключительной образованностью. Не говоря уже про высокую должность инспектора моторизации ВУЗов МВО, с которой он туда поступил.

По меркам тех лет это был очень ответственный момент в биографии будущего полководца.

Приказом Реввоенсовета Республики (РВСР) № 47 от 7 октября 1918 г. в Москве была открыта Академия Генерального штаба, которая готовила кадры высшего и среднего комсостава. Приказом РВСР № 1675 от 5 августа 1921 г. Академия ГШ была преобразована в общевойсковую и переименована в Военную академию РККА. Приказом РВС СССР № 1086 от 5 ноября 1925 г. ей было присвоено имя М. В. Фрунзе. После создания в 1936 г. Академии Генерального штаба Военная академия стала готовить общевойсковые кадры командно-штабного профиля оперативно-тактической специальности.

Одним из самых первых слушателей этого элитного учебного заведения Красной армии известен знаменитый Василий Иванович Чапаев, который прибыл в Москву из дивизии в ноябре 1918 г., а зачислен был только 9 декабря. Учившийся с ним генерал армии И. В. Тюленев рассказывал следующее: «В конце ноября 1918 года я прибыл в Москву. Академия Генерального штаба помещалась в Шереметьевском переулке, в здании бывшего охотничьего клуба. Комната, в которой мне предстояло жить, была темная, без окон. Когда я вошел, в ней горел свет. Первое, что бросилось в глаза, в два ряда вдоль стен узкие кровати. В проходе между ними нервно шагал, вернее, не шагал, а метался щеголеватый военный лет тридцати, с усиками, аккуратно, на пробор, причесанный. Увидев меня, он остановился и громко, с издевкой сказал: "Еще одна птичка пожаловала! Что, брат, фронт тебе надоел?" В ответ я только махнул рукой. Мой собеседник вздохнул: "Приказали? Мне тоже приказали. Но черта с два! Уеду! Придумать такую несуразицу – боевых людей за парту!" Это был Василий Иванович Чапаев. Мне досталась койка через одну от него».

О пребывании Чапаева в академии до нас дошли несколько историй. Все их, называя легендами, перечисляет А. Ганин: «Первая – об экзамене по военной географии, на котором в ответ на вопрос старого генерала о значении реки Неман (в разных версиях реки различаются: фигурируют также Сена и Висла) Чапаев спросил профессора, знает ли тот о значении реки Солянки, на которой он вел бои с уральскими казаками. При этом Чапаев сказал, что на Немане был ранен и контужен (хотя воевал он в Первую мировую в основном в Галиции). Тем не менее, Василия Ивановича зачислили как имеющего практический опыт. Еще по одной легенде Чапаев в академии освоил топографию и научился делать из 10-верстной карты верстовку или двухверстовку. И наконец, по рассказу Тюленева, Василий Иванович сумел "поставить на место" известного военного теоретика Свечина (тогда штатного преподавателя и руководителя практических занятий академии) в вопросе о битве при Каннах, назвав римлян слепыми котятами и заявив в ответ на ироническое замечание преподавателя: "Мы уже показали таким, как вы, генералам, как надо воевать!"»

В том же декабре 1918-го В. И. Чапаев покинул академию, вернувшись на фронт. Однако, как стало известно гораздо позднее, из своей дивизии в это учебное заведение он направил нескольких лучших краскомов, а провожая, вроде как даже говорил: «Академия – это великое дело».

По воспоминанию главного маршала бронетанковых войск П. А. Ротмистрова, большинство научных трудов по теории и истории войн, стратегии, тактике и новой отрасли военной науки – оперативному искусству были подготовлены и изданы в академии при М. В. Фрунзе, который был ее начальником (1924–1925).

Поступивший в академию в 1928 г. Павел Алексеевич в книге «Стальная гвардия» напишет об этом не без ноток ностальгии: «Так, коллектив преподавателей в составе Н. П. Сапожникова, А. Н. Лапчинского, Н. Н. Шварца, Н. Е. Варфоломеева и других издал труд "Ведение операций. Работа командования полевого управления". В нем впервые были научно изложены взгляды на ведение операций с применением тех сил и средств, которыми располагала Красная армия, четко формулировалась цель операции и указывался метод действий – непрерывное наступление, переходящее в длительное преследование противника без пауз и остановок. Наступление, таким образом, представлялось в виде ряда последовательных операций, каждая из которых являлась промежуточным этапом на пути к достижению конечной цели – полному разгрому врага.

Идеи, изложенные в этом труде, легли в основу теории глубокого боя и глубокой операции, выдвинутой М. Н. Тухачевским, И. П. Уборевичем, К. Б. Калиновским и разносторонне исследованной в книге В. К. Триандафиллова "Характер операции современных армий".

Тогда же, в 1924 году, вышел в свет большой двухтомный труд профессора A. M. Зайончковского "Мировая война 1914–1918 гг." с описанием хода боевых действий на всех театрах этой войны. A. M. Зайончковский стал профессором еще задолго до революции и получил широкую известность в военных кругах по работам в области военной истории и тактики.

Коллективом профессоров и преподавателей проводилась большая работа по исследованию гражданской войны в СССР. Уже в 1928–1930 годах под общей редакцией А. С. Бубнова, С. С. Каменева и РП. Эйдемана был издан трехтомник "Гражданская война 1918–1921 гг.", в котором освещались этапы создания Красной армии и ее военное искусство на полях сражений с войсками белогвардейцев и иностранных военных интервентов.

Преподаватели и профессора академии в последующем подготовили и опубликовали крупные работы по тактике различных родов войск. Эти труды обогащали военные знания слушателей, расширили их оперативно-тактический кругозор, развивали стремление к самостоятельному творческому мышлению. Изучение этих трудов весомо дополнялось прослушиванием интереснейших лекций профессоров и преподавателей кафедр академии.

Слушатели искренне уважали и любили своих профессоров. С особым почтением относились к профессорам А. Е. Снесареву, К. И. Величко, В. Ф. Новицкому, Д. М. Карбышеву, Г. С. Иссерсону».

Особо запомнился бронетанковому военачальнику заслуженный деятель науки и техники профессор В. Ф. Новицкий, который пользовался мировой известностью как крупный ученый по истории войн и военного искусства: «На чтение своих лекций он всегда приходил в идеально отутюженном френче, отличался строгой пунктуальностью и нетерпимостью к опоздавшим.

– Если вы, молодой человек, не уважаете мой предмет, так извольте хотя бы уважать своих коллег, – выговаривал профессор опоздавшему на его лекцию, потом протягивал руку в сторону свободного места и, глубоко вздохнув, уже мягко приглашал: – Прошу садиться.

Другой раз он напоминал, что военачальнику, как никакому другому специалисту, следует ценить время, и тут же приводил пример из прошлого, когда кто-то запоздал подтянуть резервы и проиграл сражение.

В. Ф. Новицкий обладал огромным запасом знаний и феноменальной памятью. Читая лекции по истории Первой мировой войны, он безошибочно называл соотношение сил сторон, десятки населенных пунктов, имена многих немецких, английских и французских генералов, глубоко анализировал и четко объяснял самые сложные процессы боя и войны в целом, делал поучительные выводы и требовал от слушателей в их будущей боевой практике быть вдумчивыми при принятии решений, не забывать о тех, кто своей кровью добывает победы и расплачивается жизнью за ошибки и фантазии военачальников.

Была у этого великолепного ученого и педагога одна странность: работая дома, он облачался в генеральский мундир с погонами и, прохаживаясь по кабинету, вслух обсуждал различные проблемы военного искусства.

В те годы преподаватели нередко давали консультации слушателям у себя на квартире. Я, например, неоднократно бывал у профессоров Д. М. Карбышева, Г. С. Иссерсона и других.

Так вот однажды слушатель, кажется по фамилии Егорычев, прибыл на квартиру к В. Ф. Новицкому. Дверь ему открыла опрятно одетая старушка.

– Пожалуйста, проходите, – вежливо пригласила она. – Василий Федорович у себя.

– Здесь, ваше превосходительство, требуется иное решение, – услышал Егорычев через приоткрытую дверь голос Новицкого и, войдя в кабинет, остолбенел: профессор стоял перед ним в парадном генеральском мундире старой армии.

– Вы ца-царский ге-генерал… Не з-знал, – залепетал, заикаясь, растерявшийся слушатель, подозрительно озираясь, разыскивая глазами того, с кем разговаривал Новицкий.

– Вас озадачил мой мундир? – усмехнулся профессор. – Да-с, молодой человек, как изволите видеть, я генерал, только не царский, а русский, и сей чин получил не за верноподданность его императорскому величеству, а за службу на пользу великой России, своему Отечеству. – Поправив пенсне и приподняв голову, он с гордостью добавил: – Представьте себе, я имел честь быть консультантом Владимира Ильича Ленина по некоторым военным вопросам, приходил к нему вот в этом мундире, и он не изволил меня разжаловать.

– Не может этого бы-быть! Тут что-то не то, – с недоумением смотрел Егорычев на профессора, все еще считая, что он кого-то прячет в своем кабинете.

– В таком случае, молодой человек, нам с вами не о чем разговаривать, – уже раздраженно оборвал Новицкий. – Приходите на консультацию в другой раз и предварительно наведите обо мне соответствующие справки в ВЧК.

Егорычева словно ветром сдуло. Он выскочил из квартиры и опрометью бросился к комиссару академии Е. А. Щаденко.

– Товарищ комиссар! Понимаете, на профессоре Новицком царский мундир. Сам только что видел.

У комиссара был довольно крутой нрав, и, когда ему казалось, что человек говорит неумные вещи, он начинал сердиться и не выбирал выражений.

– Толком объясни, в чем дело? – грозно нахмурил он лохматые брови.

Егорычев рассказал.

– Ну и что? – сверкнул зеленоватыми глазами Щаденко. – Известно ли тебе, сколько заслуг у таких генералов, как Новицкий, и перед Красной армией, и перед академией?! Ленина надо читать. И профессор стал красным, когда тебя нельзя было еще назвать даже розовым… Идите извинитесь перед профессором за свое поведение.

Вскоре об этой истории стало известно всем слушателям, и некоторые из них долго еще подтрунивали над Егорычевым, а авторитет В. Ф. Новицкого еще больше поднялся, когда мы узнали, что он встречался с Владимиром Ильичем Лениным, который прислушивался к его мнению как крупного военного специалиста».

Когда Маркиан Михайлович Попов только-только сел за академическую скамью, в ней уже завершали свое обучение слушатели так называемой Особой группы во главе с СМ. Буденным, которому было под пятьдесят. После того как известные кавалеристы на обычном диктанте сделали от 13 до 52 ошибок, самостоятельно приняли решение учиться с особым упорством. Наряду с освоением специальных военных дисциплин они стали изучать общеобразовательные предметы: русский язык, математику, историю, географию. И, надо сказать, достигли успехов.

Одним из преподавателей академии был будущий военачальник генерал армии П. А. Курочкин. Он сразу же обратил внимание на Маркиана Михайловича, который среди молодых командиров «выделялся не только знанием военного дела и высокими организаторскими способностями, но и широкой общей культурой, начитанностью и остроумием. Он хорошо знал английский язык, теорию музыки, был превосходным пианистом».

Прекрасно запомнил слушателя М. М. Попова и будущий маршал И. Х. Баграмян (в академии учился с 1931 г.): «Попов был известен в академии не только своими острыми выступлениями на семинарах и заседаниях военно-научного общества, но как и душа всех наших вечеров отдыха. Он отлично пел и играл на рояле. Со своей красавицей женой показывал нам не только бальные танцы, но и фокстрот, танго, только что появившиеся тогда в Москве. Хорошо знал английский. Читал наизусть Фета, Тютчева, Пушкина и Лермонтова».

Одним из однокашников М. М. Попова по академии был будущий генерал Н. П. Симоняк. Из инструкторов верховой езды 1-го разряда он стал слушателем сначала подготовительного курса, а потом выдержал вступительные экзамены и на первый курс. В повести о нем (авторы М. П. Стрешинский и И. М. Франтишев) нашлось место и об этом: «Потянулись годы напряженного труда. Дни, вечера, а нередко и ночи просиживал Симоняк над книгами, географическими атласами, боевыми схемами и расчетами.

О жизни в Москве у Александры Емельяновны остались светлые воспоминания. Жили Симоняки в доме Военной академии, в небольшой комнате. Нередко в ней появлялись новые товарищи мужа – слушатели академии Маркиан Михайлович Попов, Анатолий Иосифович Андреев. Курили, "колдовали" над какими-то схемами, говорили о разных делах, о том, как идут занятия в политкружках, которыми они руководят на московских заводах, спорили о полководцах прошлого. Александра Емельяновна, напоив друзей крепким чаем, уходила за полог, который делил комнату пополам. Там за учебниками сидела старшая дочь Рая. Младшая, пятилетняя Зоя, забиралась к матери на колени и, захлебывалась, что-то тараторила без конца. Наступало время сна, и мать командовала детям:

– От-бо-ой!..

Потом укладывалась и она. А отцу до отбоя было еще-далеко. Проводит товарищей, сядет за стол и читает, делает какие-то записи. Время перевалит за полночь. Жена, проснувшись, скажет:

– Пора ложиться, Николай. И так тебе спать уже немного осталось.

– Вот только с картой разберусь.

Карта не умещалась на столе. Жене из-за полога было видно, как Николай, растянувшись на полу, что-то старательно на ней вычерчивал».

Так они и учились… Судьба же щедро наградила их за скитания по гарнизонам и за старания в учебе. Николай Павлович Симоняк (1901–1956) дослужился до звания генерал-лейтенанта, стал Героем Советского Союза (1943). В годы войны командовал стрелковой бригадой, гвардейской дивизией, гвардейским корпусом и 3-й ударной армией 2-го Прибалтийского фронта. Анатолий Иосифович Андреев (1900–1973) также дослужился до звания генерал-лейтенанта. В годы войны командовал гвардейской дивизией, был заместителем командующего 2-й ударной армией, командиром стрелкового корпуса. Службу закончил в должности заместителя начальника академии связи. Оба умерли в Ленинграде, где и похоронены.

Стоит отметить, что период учебы Маркиана Михайловича в академии, за исключением последнего года, пришелся на годы командования ей известного военного теоретика, профессора, автора около 40 работ на актуальные вопросы военного дела, будущего маршала, Бориса Михайловича Шапошникова. И это поистине знаково. Как и многие слушатели, М. М. Попов с увлечением будет изучать его знаменитый труд «Мозг армии».

«Эта книга, несмотря на ее специфику и довольно крупный по тому времени тираж (5 тысяч), разошлась очень быстро и вызвала оживленную дискуссию, как в СССР, так и за его пределами, – напишут известные советские маршалы A. M. Василевский и М. В. Захаров в предисловии к книге Бориса Михайловича «Воспоминания. Военно-научные труды». – Спустя два года вышли в свет вторая и третья книги этого труда.

За основу исследования в книге взята деятельность Генерального штаба австро-венгерской армии. Этот выбор не случаен. К моменту начала работы наиболее полно была описана история только австро-венгерского Генерального штаба, причем в роли исследователя-историка выступал сам бывший его начальник – фельдмаршал Конрад фок Гетцендорф. Пятитомные мемуары Конрада, сопровождавшиеся публикацией множества подлинных документов о работе Генерального штаба и связанных с ним правительственных учреждений, представляли возможность всесторонне исследовать комплекс вопросов, входящих в сферу деятельности этого органа, вскрыть ее положительные и отрицательные стороны.

В последующем автор использовал работы о французском и германском Генеральных штабах, документальные материалы русского Генерального штаба. Это позволило Борису Михайловичу создать исключительно интересный трехтомник, полезный и по сегодняшний день. В нем дается четкое представление о том, чем должен быть Генеральный штаб в условиях нашего времени, каково его место в военной системе, как должна организовываться его работа.

Борис Михайлович Шапошников в своем труде раскрыл основные положения молодой советской военной науки о характере будущей войны, дал детальное представление о структуре Генерального штаба как органа Верховного Главнокомандования и о сущности его работы, о требованиях, предъявляемых современной войной к военачальнику, к органам оперативного управления и их работникам. Наконец, показал роль Генерального штаба в подготовке страны к обороне…»

Но время летит неумолимо быстро. 1936 год – год выпуска будущего полководца. Генерал армии А. С. Жадов, хорошо знавший Маркиана Михайловича, в том числе и по академии, в статье к юбилею товарища отметит: «За четыре года учебы в академии он глубоко изучил природу современного боя. Преподаватели академии отмечали у него склонность к научно-исследовательской работе, он прекрасно усваивал природу современного боя, проявлял глубокие знания в английском языке…

Отличную учебу совмещал с работой в должности старшины курса, руководителя спортивной и стрелковой секции факультета. Академию окончил по 1 разряду».

В книге Л. Млечина «Иосиф Сталин, его маршалы и генералы» приводится такой эпизод: «Беда состояла не только в том, что основное военное руководство было плохо образованно. Руководители наркомата еще и бравировали своей необразованностью.

Георгий Константинович Жуков не получил законченного академического образования и помнил об этом. Будущий генерал армии Николай Григорьевич Лященко вспоминал после войны свой разговор с Жуковым:

– Вы, наверное, академию кончали? – Да.

– Так и знал. Что ни дурак, то выпускник академии».

Безусловно, Георгий Константинович человеком был горячим и сгоряча мог сказать и не такое, однако факт остается фактом: «В 30-е гг. 50–70 % комсостава имело образование в объеме нормальной школы и 2–6 % в объеме академии». Об этом можно прочитать у Г. И. Герасимова в статье «Действительное влияние репрессий 1937–1938 гг. на офицерский корпус РККА». Однако, если смотреть глубже, то, «по мнению автора, высокие показатели академического образования в начале 30-х гг. обусловлены тем, что в число лиц с академическим образованием были включены и те, кто закончил курсы при академиях, что конечно не тождественно академическому курсу. Реальный уровень академического образования в эти годы можно определить в 2–3,5 %». Как мы видим, в этот процент попал и Маркиан Михайлович Попов, не без зависти называясь теперь в среде командного состава Красной армии «академиком».