И тут в прояснившейся голове с удивительной чёткостью всплыла картина, на которой Вадим приглашает меня в кафе, скромно отметить своё двадцатидевятилетние.

– Жду с Ольгой к шести часам вечера в кафе «Йорик». Без опозданий. Голодными, весёлыми. Форма одежды произвольная.

– Вадим, понимаешь, Ольга у матери, вряд ли она сможет.

– Всегда с тобой одни проблемы! – недовольно воскликнул Вадим. – Ты-то сам хоть будешь? Обещал мне. Знай, если не придёшь… – он умолк, не закончив свою угрозу.

– Приду, обязательно приду.

– Правильный ответ. Жду, не опаздывай.

Без четверти шесть, в бежевом свитерке и чёрных джинсах, я ехал в такси, благоухая «Фаренгейтом». Стильное кафе, с красными кирпичными стенами и тёмными массивными столами, за которыми сидели небольшие компании, показалось мне милым. Во всяком случае, стремления тут же покинуть его не возникло. Я остановился у разноцветного окна, безуспешно ища взглядом знакомое лицо. Никто не обращал на меня внимания, в том числе и суетившийся официант. Наконец над одним из столов взметнулась рука и призывно замахала в мою сторону. Подойдя к сидевшим за ним молодым людям, я увидел Вадима, его старого друга Серёжу, с которым был шапочно знаком, и двух девушек. Произнеся банальное поздравление, я торжественно вручил кожаный портмоне в подарочной коробке виновнику торжества. Растроганно улыбаясь, Вадим привстал, и мы крепко обнялись под аплодисменты собравшихся за столом. Сергей, путаясь и запинаясь, сказал длинный тост. Выпили раз, другой, третий, закусывая бужениной, говяжьим языком, пармезаном и оливками в маринаде. Дамы налегали на белое вино, изредка бросая в рот ломтики сыра. Подошедшему официанту я заказал стейк из сёмги со шпинатом, Вадим свинину в грибном соусе. В предпочтения остальных вдаваться не захотел, оглушённый слишком быстрым алкогольным стартом. Когда принесли горячее, компания была уже прилично разогрета.

– Ты с Ольгой разругался? – стараясь говорить в ухо, спросил Вадим.

– Она со мной, а не я с ней. Но мы уже в процессе примирения.

– Жаль, её нет, – он перешёл на шёпот. – А то я с Алисой, Серёга с какой-то Викой, которую меньше недели знает, а ты без спутницы. Один.

– Один, один, я всегда один, – ответил я фразой булгаковского Воланда. – Это моё привычное состояние.

Ждать сеанса чёрной магии от факира по имени Алкоголь долго не пришлось. Обычная программа таких шоу – сбрасывание масок приличия и высвобождение потаённых комплексов и обид. Во время трапезы Сергей с Викой неожиданно выскочили из-за стола и побежали в туалет. Во всяком случае, так нам они объяснили своё долгое отсутствие, причем лицо Вики по возвращении выглядело чуть припухшим, будто она плакала. Я вскоре отлучился в том же направлении, а вернувшись, увидел, что подали десерт: кому безе с бейлисом и кедровыми орешками, кому пломбир с фруктовым ассорти, кому терамису с клубникой. Меня дожидался кекс с вытекающей шоколадной начинкой, хотя я его не заказывал. Давняя подруга именинника Алиса, стройная брюнетка, с вечно недовольным лицом, вдруг вызывающе хмыкнула и дерзко бросила Вадиму:

– Что же ты свою бодибилдершу не пригласил? За накаченной жопой, как за каменной стеной!

– Успокойся, Элис, – рыкнул Вадим, произнеся её имя на английский манер.

Я знал, что виновник торжества был завсегдатаем физкультурно-оздоровительных комплексов, служивших незаменимым местом знакомств с представительницами прекрасного пола. Для силовых упражнений, по его словам, времени оставалось не так много, как ему хотелось.

– Сам успокаивайся! Тридцать отжиманий и ты в норме! Не забудь только между полом и собой коврик по имени Катя-Крепыш положить! – пьяно заорала Алиса на весь зал и истерически захохотала.

– Заткнись, шалава! Пойдём, освежимся!

Вадим вскочил, без труда приподнял свою подругу, и, бросив на плечо, как скрученный ковёр, потащил к выходу. Алиса завизжала, приковывая к сумасшедшей парочке любопытные взгляды посетителей. Тут же мимо нас, обдавая одеколонно-водочным ветерком, прошуршала коренастая мужская фигура в клетчатой рубахе. Быстрыми шагами она догнала моего сослуживца, покачивающегося от непосильной ноши, и преградила ему путь.

– Поставь девушку, откуда взял! – громогласно пробасил дамский заступник, явно играя на публику.

Вадька не отреагировал, попытавшись обогнуть возникшее препятствие на пути, однако клетчатый остановил новорождённого правой рукой, а левой, схватив визжащую Алису за талию, стал медленно, но верно опускать её худосочное тело на пол. Вадиму ничего не оставалось, как опустить свою пассию на пол, и резким тычком обеих рук попытаться столкнуть с дороги наглеца. Крепыш почти не шелохнулся, твёрдо стоя на коротких, широко расставленных ногах. «Что ты смотришь на него!», – неизвестно к кому обращаясь, вдруг заорал, перекрикивая музыку, приличного вида мужчина лет пятидесяти, сидевший за соседним с нами столом. После чего клетчатый, как по команде тренера, обрушил серию быстрых ударов в грудь и живот моего друга. Вадим скрючился от боли, успев выставить перед собой согнутые в локте руки, но боковой в голову уложил его на пол. Именинник попытался вскочить, однако клетчатый, наклонившись, вдавил его обратно в пол, демонстрируя зрителям своё полное превосходство. В этот момент на спину крепышу прыгнула Алиса и вцепилась зубами в левое ухо. Надо отдать должное её заступнику, он не издал ни звука, пока безуспешно пытался стряхнуть с себя повисшую истеричку. И тут наконец я увидел двух дюжих охранников в чёрной униформе, бегущих к сваре.

– Разошлись быстро! Сейчас полицию вызовем! – орали они.

К моему удивлению, Сергей с Викой, не шелохнувшись, продолжали спокойно поедать десерт, равнодушно взирая на происходящее. Я и сам был хорош, но вины или стыда за собой не чувствовал. Вместо вулкана эмоций во мне царил покой, исходящий из понимания иллюзорности наблюдаемого балагана. Хотя мысленное проклятие самому себе за то, что не остался дома под любым предлогом, я всё же послал.

К счастью, именинник серьёзных травм избежал, однако праздничный вечер оказался окончательно скомкан. Уже через час мы брели с Вадимом вдоль блестящих в свете фонарей трамвайных путей, бегущих извилистой речкой сквозь каменные дебри города. Не обращая внимания на разбитую верхнюю губу и припухшую щеку, он возбуждённо тараторил:

– В равном бою, я бы его урыл. Сам же видел: руки заняты, через плечо стерва висит, а этот недомерок на меня прёт. Здоровый, конечно, удар поставлен, но и не таким рога отшибал, – он прижимал рукой к лицу прохладную банку пива, неся в другой пакет с подарками. – Алиса ревнивая дура, конечно. Ничего… я себе лучше найду, психически уравновешенную. У нас незаменимых нет. Она прибежит ещё, плакаться будет, только вряд ли разжалобит. Хватит кровь мою пить, жилы тянуть, на нервах играть, да ещё перед людьми позорить. И бугая того найду! Не веришь!?

– Верю, верю.

– Пойдём куда-нибудь, посидим вдвоём. Время детское. Обидно вот так день рождения завершать.

– Поехали тогда ко мне, – предложил я, подумав, что потихоньку превращаю свою квартиру в рюмочную. – Ольги до понедельника точно не будет.

– Супер! Вискарь по дороге возьмём. Хочу виски! День рожденья только ра-а-з в го-о-ду! – фальшиво затянул он известный мотив, пугая встречную женщину.

Моя любимая городская берлога, казалось, и правда удивилась ещё одному подгулявшему гостю, встретив нас проветренными комнатами и относительной чистотой. Похоже, она готовилась к нашему с Ольгой совместному возвращению и последующему семейному ужину, но мы не оправдали ожиданий.

На кухне именинник водрузил в центр стола квадратную бутылку с чёрной этикеткой и красно-коричневой в электрическом освещении жидкостью, предложив незамедлительно выпить за его верных друзей. Я плеснул ему и себе в роксы, чокнулся, сделал глоток, ощутив послевкусие фундука и дыма. Вадим выпил залпом, после чего принялся расхваливать марку купленного виски, уверяя, что он, в отличие от большинства профанов, знает толк в крепких напитках.

– Противно, понимаешь, Олег, противно смотреть на надменную рожу нашего начальника. Он и придирается лишь для того, чтобы показать свою власть над нами. Заметил? Заметил подчёркнутое пренебрежение в его голосе? Но сильнее всего добивает подхалимаж новых сотрудников. Это нечто! Почему, скажи мне, двадцатипятилетние пацаны и девки, вчерашние выпускники, так искусно лицемерят и готовы лизать у самого мелкого руководства? Неужели врождённое? Страшно за род человеческий! – он брызгал слюной, заметно хмелея. – Пусть сегодня меня забил бы тот дуболом насмерть. Он хотя бы шёл с открытым забралом. А эти хитрые мрази убивают незаметно, по капельке: подсиживая, сплетничая, давая понять, что без их умения влезать куда надо без мыла и связей будешь всю жизнь пахать за копейки. Ненавижу!

Судорожно схватив бутылку, он щедро наполнил стаканы, залив половину стола пахучим пойлом.

– Надо бы притормозить чуток, совсем окосеем, – осторожно заметил я.

– Некогда тормозить. К девяти часам понедельника я должен сидеть у монитора и пахать как папа Карло неизвестно на кого, гробя остатки зрения и впустую расточая свой интеллект. Зато холодильник забит полуфабрикатами, и проценты по грабительской ипотеке за бетонную норку выплачиваются вовремя. Завидная доля! А ведь у меня таланты, способности…

Он помолчал, смотря злыми остекленевшими глазами куда-то в сторону, потом в несколько глотков, давясь, опустошил рокс и вытер рот тыльной стороной ладони.

– Бабы предают, платят гроши, карьерно расти не дают, молодость кончается, здоровье барахлит, будущего нет. Впереди старость, болезни, нищета и забвение, – уронив пьяную слезу, подитожил он.

– Ну-ка, пессимист, пойдём, полежишь на диване, отдохнёшь, – сказал я дружелюбно.

Но он взъерепенился, оттолкнув мою руку.

– Лучше на балкон выйду, воздухом подышу.

Я проводил Вадима и усадил на балконную табуретку, предложив сигариллу, но он, мотнув головой, отказался. Отойдя в туалет, и вернувшись через пару минут, я оторопел: мой приятель сидел, покачиваясь из стороны в сторону, на балконных перилах, свесив ноги вниз. Предельно осторожно, на цыпочках, чтобы не напугать, я стал приближаться к нему, в надежде схватить и втащить пьяного безумца в комнату. Приблизившись, я быстро обхватил его со спины, сомкнув руки в замок на уровне солнечного сплетения, и потянул назад. Вадим дёрнулся всей массой тела в противоположную сторону, увлекая нас обоих навстречу неминуемой гибели. Его белая рубашка затрещала, когда я неимоверным напряжением всех своих сил переломил ситуацию и с грохотом повалил именинника на дощатый пол балкона. Табуретка под нашими телами разлетелась на составные части. Не чувствуя боли вследствие шока, я лежал, боясь разжать руки на груди Вадима, а он пьяно орал:

– Чуть не угробил! Ну и шуточки у тебя! Лучший подарок на днюху – полёт головой вниз!

– Успокойся! – отдышавшись, крикнул я ему прямо в ухо.

Он моментально затих, продолжая судорожно сгибать и разгибать ноги в коленях. Наконец я поднялся и с большим трудом, подгоняя пинками, заставил его на карачках вползти в комнату.

– Ложись на диван, Вадим. Тебе надо поспать.

– На диван лечь всегда готов! – послушно исполняя указание, бормотал он с широкой улыбкой на лице.

– Нигде не болит?

Он что-то буркнул, натягивая на себя плед. Через минуту послышался тихий, но быстро набирающий мощь, сочный храп пьяного мужика, иногда переходящий в свист. Я уснул рядом в кресле минут через десять, изначально намереваясь присматривать за беспокойным гостем всю ночь.

Воскресное утро ворвалось в окно рычаньем пробитого мотоциклетного глушителя. Какой-то идиот сделал круг по двору, уподобив своего железного коня огромному будильнику. Похоже, мы проснулись одновременно. Вадим побежал сначала в туалет, а потом долго возился в ванной. Вернувшись, он заговорил не своим голосом, борясь с тошнотой:

– Извини, Олеж, начудил вчера. Не получается пить по- человечески.

– Всё норм. Будет что вспомнить в стариковском кресле и с гордостью рассказать внукам. Хорошо день рождения отметили.

– С Элис надо срочно мириться. Такую, понимающую меня женщину, терять преступно. Побегу, извини ещё раз за все неудобства.

– Нехорошо ведь тебе. Вижу, мутит. Сначала поправься, а я пока такси вызову, – посочувствовал я ему.

Он убежал на кухню и не появлялся в прихожей несколько минут. Видимо, глоток виски дался ему с большим трудом. Наконец Вадим набросил куртку и спешно выскочил из квартиры, чуть не забыв свой пакет с подарками. Входя в кабину лифта, мой приятель оглянулся и поднял вверх сжатый кулак. «Лекарство» начало действовать.

Умывшись и прибравшись, я и сам почувствовал симптомы надвигающегося похмелья. Движения сделались скованными и неуверенными, навязчивые образы поднимались в памяти и зарождали мутную тревогу, тело бросало то в жар, то в холод, предельно обострились вкус, слух, обоняние и осязание. Но самым верным и всегда поражавшим меня признаком была резко усилившаяся похоть. В таком состоянии я мог видеть призрак желанной соблазнительницы в плавном изгибе занавески, незастеленной кровати, тюбике помады, запахе чистых простыней, лёгком стуке каблуков, беззаботном девичьем смехе. Но жены дома не было и мне пришлось поправлять самочувствие радикальным способом. Пока совсем не расклеился.

Я обжарил до золотистой корочки лук, потом вывалил в сковороду говяжью тушёнку, положил несколько ложек консервированного зелёного горошка и оставил готовиться на среднем огне. Нарезав остававшийся бородинский хлеб, достал глубокую тарелку и заполнил её уже готовой брутальной закуской. Достал гранёный двухсотграммовый стакан и наполнил больше, чем наполовину виски. Взяв его в руки, представил вместо виски крепкий чёрный чай, собрал волю в кулак, задержал дыхание и выпил в три глотка. Пока целебная доза спиртного усваивалась отравленным им же организмом, мне надлежало думать об отвлечённых вещах, чтобы непременно удержать её в своём чреве. Вскоре сделалось заметно легче, я откусил хлеб, пододвинул тарелку и потихоньку, неполными ложками, стал поедать её содержимое. После такого завтрака мне оставалось лишь занять себя чем-нибудь интересным, чтобы плавно возвратиться к трезвости. Я уселся за компьютер, мысленно разрешая выпить себе только вечером, если к тому времени станет совсем муторно.