Глава II

Запахи родной квартиры напомнили о маленьких радостях уютной жизни, относительной свободе в четырёх стенах и обманчивом чувстве защищённости. Пока на огне грелся чайник, я открыл литровую баночку клубничного варенья и до краёв наполнил вязким, бордовым, приторным лакомством фарфоровую розетку. Для полноты картины нашлась и упаковка дешёвого печенья, одиноко сохнувшая в хлебнице не менее месяца. Когда чай заварился, я с подносом переместился к компьютеру, который считал порталом в виртуальный мир и единственным источником информации. На одном из форумов в интернете, куда я заглянул совершенно случайно, шла ожесточённая дискуссия о смысле существования. Активный участник под ником Шумахер сыпал постами общий посыл которых сводился к мысли: «Ставь реальные цели и достигай их. Интерес к жизни сразу появится». Залогинившись на ресурсе, я написал ему:

«Ставить цели, тем более пытаться их достигнуть – значит обрекать себя на адское существование».

«Ещё один умник вылез. И что ты предлагаешь?» – моментально ответил он.

«Истинные цели настолько естественны, что вам не надо их выдумывать, они уже намечены по умолчанию с рождения. Более того – их достижение не зависит от усилий. Надуманные цели обрекают на борьбу с естественным течением жизни, в ущерб радости и лёгкости. Но это не самое страшное».

«Ух, ты! Правда? Ну и что же самое страшное? Может то, что ты смешал дешёвый портвейн с прокисшим пивом и полез в интернет».

Он не скупился на смайлики, демонстрируя своё презрение ко мне.

«Неприятно признавать то, что чаще всего напряжение не приводит к желаемому результату. Но намного страшнее разочарование плодами победы, когда становится ясно, насколько обманчивой была цель, забравшая силы и время».

Несколько минут ответ не приходил. Я успел аккуратно намазать варенье на подсохшие квадратики выпечки и отхлебнуть крепкого чая.

«Пургу несёшь, философ-самоучка. Борьба за осуществление поставленной цели всегда приносит удовлетворение. «Есть упоение в бою», как сказал поэт. Не говоря о том, что в процессе приобретаются опыт и навыки. А ежели жить амёбой, плывя по течению, то никогда не усвоить урок, ради которого был рождён».

«Какой ещё урок?», – напечатал я одной рукой, потому как другой отправил в рот печенье, испачкав пальцы и уронив липкую каплю варенья на стол.

«Жизнь это урок. И придётся давать отчёт о каждом прожитом дне», – безапелляционно ответил Шумахер.

«Кому?».

«Тому, кто тебя создал и наделил способностями. Его не обманешь – Он знает всё наперёд!».

«Так это я вправе требовать отчёт у того, кто не спросив разрешения, выдернул меня из безмятежного небытия, вверг в тягостное существование, заставил выполнять ненужные мне уроки, да ещё и требует каких-то оправданий, за дела и поступки, которые я не хотел совершать».

«А кто хотел совершать, Пушкин? Будь мужиком, умей признавать собственные грехи!».

«Создав мозг и нервную систему, Бог предопределил мои таланты, наклонности, мысли, стремления, силу воли. Невозможно идти против своей натуры. Ещё более нелепым будет выглядеть суд надо мной, ведь Богу заранее известно всё, что случится с его творением. Согласитесь, Шумахер».

Душистый чай разбавлял клубничную сладость на языке, орошая, взбадривая и согревая организм. Кофеин усиливал полёт мысли и чувство комфорта. Мой невидимый оппонент замолчал, и я всё-таки решил позвонить жене. Она оказалась на дне рождения у какой-то неведомой подруги и, судя по приподнятому голосу на фоне танцевальной музыки, вовсе не скучала.

– Заехать за тобой? – спросил я.

– Не-а. Сегодня пятница, мы с девчонками отдыхаем. В воскресенье вечером звони, а лучше в понедельник! – пытаясь перекричать музыку, весело ответила Ольга.

– Рад, что у тебя всё хорошо. Извини меня, пожалуйста, и приезжай.

– В по-не-дель-ник со-зво-ним-ся! – громко по слогам произнесла она и несколько женских голосов залились смехом. – Тебе от Кристинки привет!

– Отдыхайте, – бросил я и положил трубку.

Оттого, что серьёзно говорить со мной Ольга пока не хочет, я не расстроился. Скорее напротив, меня обрадовало её приподнятое настроение. На улице стемнело. Громкие полупьяные выкрики гуляющих компаний напоминали о начале выходных. Неожиданно я сильно захотел вдохнуть табачного дыма. Курение никогда не было для меня проблемой. Я мог дымить как паровоз, а потом легко бросить на зависть всем курящим знакомым. Некоторые даже не верили, что такое возможно, пока не убеждались воочию. Теперь, видимо, пришло время прервать моё естественное воздержание от никотина, длившееся уже более года. Не долго думая, я достал из выдвижного ящика компьютерного стола нераспакованную пачку немецких сигарилл, зажигалку и вышел на балкон. Раскурив ароматную коричневую мини сигару и втянув крепкий табачный дым полными лёгкими, я выпустил в чёрное небо белое облако сладко-горького дыма. Светлый барашек быстро поплыл вверх, теряя плотность и очертания, пока совсем не растворился в осенней тьме. «Так же и человек, – подумал я. – Приходит ниоткуда на мгновение, непрерывно видоизменяется и исчезает никуда. Потому и печальна участь тех, кто накрепко привязался к временной форме, телесной или духовной, своей или чужой, какой бы прекрасной она ни была».

Когда тугая плотная сигарилла истлела до половины, у меня от избытка никотина пошла кругом голова. Разноцветные окна соседних домов заплясали в нестройном танце, а балкон стал подниматься и опускаться, как детские качели. Вернувшись в комнату, я лёг, не раздеваясь, на диван и быстро уснул, забыв проверить сообщения на форуме и выключить компьютер. Перед пробуждением мне приснился яркий сон, в котором город озарился волшебным светом Нового Солнца. На улицы высыпали толпы радостных и дружелюбных людей в ожидании торжественного сообщения по всемирным телерадиоканалам, которое поделит историю человечества на «до» и «после» него. Отовсюду слышались восторженные обрывки фраз: «А вы разве ещё не знаете?»; «Какое счастье дожить до этого момента!»; «Поднимайте малышей на плечи!». Со стороны стоявшего далеко на холме белого величественного монумента лились звуки гимнов, из окон высотных зданий тут и там появлялись раздвоенные на конце длинные вымпелы и знамёна цвета лазури. В тёплых розовых лучах разгорающегося дня горели огнём купола неведомых храмов и скатные крыши домов. Наэлектризованный воздух был пропитан предвкушением блаженства, птицы разных пород и окрасок парили в вышине, приветствуя людское море. Из толпы, навстречу мне, с распростёртыми руками выходили улыбающиеся люди, говоря: «А ты, дружище, сомневался! Но мы верили в несбыточное и оно стало реальностью!». Сердце, переполненное благодарным трепетом и упоительной атмосферой фантастического дня, готово было выскочить из груди, когда я стал медленно просыпаться. Знакомые очертания комнаты в утреннем свете постепенно переносили меня из одного мира в другой, вернее из одного сновидения в другое. Невыразимое чувство всеобщей радости угасало, но его тлеющие угольки ещё вспыхивали в самых потаённых уголках души.

Я встал, умылся, надел свежую футболку, выпил стакан воды и решил сходить купить что-нибудь съестное, так как в холодильнике кроме оставшейся водки ничего к завтраку не нашлось. Начинать день со спиртного я побоялся.

У входа в ближайший к дому супермаркет стоял Гена по кличке Глобус, трубач и бас гитарист, игравший в своё время на похоронах, юбилеях, свадьбах, утренниках и танцах, а нынче спившийся попрошайка, живущий неизвестно на что. Он был постарше меня и выглядел, несмотря на годы пьянства, вполне прилично. Всегда гладко выбрит, причёсан, в неизменном сером костюме и очках. Гена напоминал мне уставшего от жизни интеллигента – такая особая порода алкоголиков, как правило, начитанная, с которыми интересно поговорить. Увидев меня, он шагнул навстречу.

– Здорово, Олег. Как дела?

– Привет, Ген. Всё норм.

– Богат?

– Подожди чуток. Затарюсь, потом поговорим.

В отделе кулинарии я взял куриный рулет с грибами, свекольный салат в контейнере, половину большого пирога с яйцом и зелёным луком. В хлебном отделе буханку бородинского. По пути в алкогольный прихватил две упаковки пельменей и банку говяжьей тушёнки. Постояв перед рядами бутылок самых разнообразных форм и размеров, взял пол-литра недорогой водки и направился к кассам, катя впереди себя, как ребёнка в коляске, тележку с покупками.

Ожидавший на выходе Гена, уже разжился сигаретой. Увидев меня, он с надеждой посмотрел на внушительный пакет в руке.

– Слушай, Глобус, пить я буду дома. Хочешь – идём ко мне.

Что скрывать: мне хотелось с кем-нибудь пообщаться, но чувство голода было гораздо сильнее.

– Кто ходит в гости по утрам, тот… – радостно начал он, но затем осёкся. – А твоя жена разве не будет возражать?

– Не будет. До понедельника минимум.

– Тогда с удовольствием зайду, раз настаиваешь. Я был разок у тебя в гостях, помнишь?

– Помню, конечно.

Дома я заставил Гену помыть руки, выложил продукты из сумки и подошёл к компьютеру, дремавшему на спящем режиме. Разбудив его движением мыши, я увидел вчерашнее сообщение от Шумахера:

«Смешно. Ты пытаешься понять Божий замысел своим ограниченным умом, но вечность невозможно измерить земными мерками. Бог непознаваем человеческим разумом в принципе!».

Гена вошёл в комнату и встал у меня за спиной. Не желая задерживать ни его, ни себя, я быстро написал ответ:

«Уважаемый Шумахер! Абсолютно согласен с тем, что Бога не понять логикой. Божественное можно только пережить, открыв его в себе. Скажу больше – ты и есть это Божественное, временно воплотившееся в личности. Эта иллюзорная личность любит ставить самые разные цели, придумывает Бога по своему образу и подобию, боится небесного суда. Но когда пелена спадает, когда ты просыпаешься от того, кем ошибочно себя считал, все цели и суды испаряются вместе со сновидением».

На кухне я сразу распахнул настежь форточку, уселся ближе к окну и без лишних слов налил по рюмке. Мы хлопнули, запив выдохшейся колой, и дело пошло веселее. Подогретый в микроволновке рулет, я аккуратно нарезал кольцами и водрузил на стол вместе с пирогом и салатом. Хлеб, пельмени и тушёнку решил пока не трогать, как неприкосновенный запас. После второй рюмки мне ничего не оставалось делать, как подчинившись требованию пустого желудка, с жадностью наброситься на нехитрую закуску. Гена же заметно посвежел уже от первой дозы спиртного. Похмельная гримаса мученика исчезла, серая кожа щёк заиграла румянцем, движения рук и головы сделались более естественными, сгорбленная спина потихоньку выпрямлялась. Вот только к еде он практически не прикоснулся, если не считать надкушенного ради приличия ломтика пирога.

– Постарайся немного поесть, хоть через силу.

– Спасибо большое, но не лезет.

– Не собираешься снова начать лабать?

– Давно собираюсь, правда, всё некогда.

– Чем же ты занят?

– Жизнью. Понимаешь, Олег, в своё время я шабашил с утра до ночи, лабал на всём подряд, кроме какого-нибудь варгана и прочей экзотики. Это мешало мне пить, но приносило скромный доход. Сейчас особых помех нет, как и денег, но я в целом доволен. Передо мной открылся новый мир, который я не замечал ранее. Извини за пафос. Так вот, теперь если просыпаюсь утром живой, значит уже хорошо, праздник почти. Когда есть чем поправиться – счастливым становлюсь. Потом иду бродить, нарезаю круги по районам, сижу на лавке, стою у магазинов, набираю на бутылку. Но главное – подмечаю нюансы жизни: как шумит улица в разное время суток, как общаются люди друг с другом, сколько хороших дворников в районе, где найти просроченную еду, к кому приезжал реанимобиль, какого цвета дома днём и ночью. Всего не перечислить. А сколько новых знакомых! Если ещё и выпил с ними, то они всю душу тебе раскроют. Таких страстей и жизненных коллизий ни в одном романе не найдёшь. Короче говоря, настоящую полноту жизни я не так давно замечать стал, стоя в стороне и являясь, по сути, изгоем, ведущим антисоциальный, можно сказать паразитический образ жизни, – он улыбнулся и подмигнул сквозь стёкла очков.

– А без допинга полноты этой разве невозможно увидеть?

– Только не в моём случае. Когда я не пью, то слишком «заземляюсь», если можно так сказать. Постоянно чего-то добиваюсь, что-то меня всегда не устраивает. Просто посидеть без дела и пяти минут не могу, раздражительным становлюсь, иногда злым. Такой я человек. Пока сам был частью этой безумной канители, – он обвёл рукой вокруг себя, – не мог спокойным взглядом разглядеть удивительное в балагане жизни, проникая в её суть.

– Есть техники расслабления и успокоения. Йога, медитация.

– А-а-а… – он презрительно махнул рукой. – Можешь ты меня представить в позе лотоса под присмотром тренера из йога-студии или у психотерапевта на кушетке?

– Вряд ли, но зависеть от алкоголя не лучший вариант.

Мы помолчали несколько минут. В повисшей на кухне неловкой тишине слышалось, как пригретая утренними лучами вялая осенняя муха обречённо бьётся в стекло. Гену, по всей видимости, куда-то далеко унесли тяжёлые мысли, он периодически морщил лоб и вздыхал, глядя в одну точку. Решив разрядить нарастающее напряжение гнетущего безмолвия, я налил по третьей, демонстративно подвинув рулет и пирог ближе к гостю. Он, вздрогнув, очнулся, посмотрел внимательно на закуску, потом перевёл взгляд на меня, сверкая стёклами очков. Мы молча чокнулись и одновременно с решимостью опрокинули в себя рюмки. На этот раз Гена съел целый кусок пирога и, может быть из уважения ко мне, принялся за остывающий рулет. Плотно перекусив, он достал из кармана мятую пачку сигарет.

– Мир не без добрых людей, угостили. Спустимся во двор?

– Дыми на балконе. Я вчера бросил.

– Не оштрафуют?

– Шут его знает. Попробуй, рискни. Пепельница там есть.

Он пошёл на балкон, а я вслед за ним в комнату, чтобы привычно усесться перед монитором. Ветка форума под моим последним постом настолько разрослась, что я не без труда нашёл адресованный лично мне ответ Шумахера, заметно повышающий градус нашего диалога: