Глава 5

Когда Босс вернулся в зал, зрители чуть не валились под сиденья – от хохота. «Молотобойцы», измолотившие друг друга так, что различить их можно было лишь по цвету трусов – там, где их не заливала кровь, – настолько обессилели, что едва поднимали руки для очередного удара. Один, наконец, собравшись с последними силами, сумел отвести руку для замаха, другой рукой чуть оттолкнув соперника. Но и этого «чуть» хватило, чтобы тот, качнувшись не удержался на ногах и завалился на спину, как толстая, набитая ватой игрушка. И затих, не только не делая попыток подняться, а вообще не шевелясь. Его соперник, вложив все силы в подготовку к «решающему» удару, даже не заметил, что перед ним – никого. Замахнулся и ударил – в пустоту. По инерции крутанулся всем телом – и тоже не удержался на ногах, рухнул мешком на недвижное тело уже поверженного противника. Так и лежал, слабо шевеля ногами, как будто пытался отползти в сторону.

Зрители свистели и хохотали.

Под этот уничижительный гвалт судья, нагнувшись, приподнял руку того, что лежал сверху – мол, вот он – победитель.

Забившийся в угол Глеб, закусив губу и морщась от отвращения, лихорадочно заполнял листы рисовального блокнота мгновенными набросками. Смотреть на «шоу» было гадко, но художник в этот момент оказался сильнее человека. С удивлением он поймал себя на том, что не испытывает ни капли сочувствия. Вот они – избитые, окровавленные, изувеченные. А в душе – ни намека на жалость. Только брезгливость и отчасти раздражение. Как будто перед ним – не люди, а роботы. Киборги или что-то в этом роде.

Он шепотом поинтересовался у соседа, сколько заплатят победителю. Названная сумма выглядела настолько ничтожной, что Глеб опешил. Да этого же не хватит и на визит к врачу. Зачем, ради чего они лезут на ринг? Это какая же безнадежно жуткая жизнь может довести людей до подобного состояния? На них даже зрители с презрением смотрят. Вон у того, что через три кресла сидит, на лице такое выражение, точно хочет сказать: «Да хватит вам уже придуриваться, надоели».

Нет, вымотанные до бессознательного состояния соперники не придуривались, конечно. Просто «тот, что сидел через три кресла» от Глеба, знал о подпольных боях изрядно, так же, как футбольный болельщик знает биографии игроков, истории команд и даже семейное положение судей. Знал «тот, через три кресла» и о том, что эти двое – давние друзья, когда-то известные спортсмены одной из тогда еще советских республик, а теперь приезжают оттуда в Россию на заработки. Ринг для них – единственное место, где они могут заработать. А лечиться после сегодняшней схватки они нигде не будут, отлежатся у знакомых, а на деньги, которые показались Глебу ничтожными, их семьи проживут несколько месяцев. И сегодняшняя их схватка – не случайный каприз судьбы, а обычный договорняк. Точнее сказать – верняк. Потому что при любом исходе поединка призовые деньги делятся пополам. И это далеко не первая подобная схватка. Такой вот простой, хотя и кровавый бизнес.

Когда объявили следующий поединок и на ринге, ужом скользнув меж канатами, появился Махмуд, больше известный публике как Мухтар (псевдонимы и клички среди бойцов были делом обычным), зрители оживились. Кое-где на трибунах даже послышались хлопки… Публика приветствовала знакомого и уважаемого бойца.

– Махмуд! Ай, красавец! – крикнул кто-то. – С того света вернулся? Круто!

Смотревшие последний бой кавказца шутку оценили и поддержали аплодисментами. Тогда, пропустив удар, Махмуд вылетел с ринга через канаты и врезался головой в одно из зрительских кресел – с такой силой, что выбил его из-под сидевшего. До приезда «Скорой помощи» кавказец лежал без сознания. Клубный врач только вздохнул – все, отпрыгался боец, не через час, так через сутки лежать ему под холодными сводами морга. В публике заключались скоропалительные пари на то, сколько Махмуд еще протянет. Особо отважные предлагали один к десяти на «выживет – не выживет», но даже при столь щедрых условиях желающих рискнуть было немного. То-то они теперь ухмылялись. Десяти дней не прошло, а Махмуд – вот он! Только голова вся в еще не заживших после столкновения с креслом шрамах. А сам улыбается, рукой машет – привет, мол, я тут, я в порядке, как огурчик. Живучий, черт!

С другой стороны к рингу подходили сразу двое. Такое допускалось, если заявленная пара участвовала в боях без правил впервые. На фоне небольшого жилистого Махмуда его противники – мастера спорта по классической борьбе, возжелавшие превратить спортивный опыт в звонкую монету, – выглядели как две горы мышц и явно не сомневались в собственном превосходстве. Да чего там! Двое против одного, элементарно же! Тем более мы – борцы-тяжеловесы, мы вон какие, мы этого «маугли» просто массой задавим! Облапим, обожмем, завалим и расплющим! Уделаем, как бог черепаху!

Но если приглядеться, в глазах «богатырей» можно было различить что-то вроде страха. Они не понимали, почему противник – на одну ладонь посадить, другой прихлопнуть – их не боится. А все непонятное пугает. На что рассчитывает этот черт нерусский? Смотрит, будто они у него родного брата убили. И верткий, похоже, как угорь. И прыгучий. А глаза – холодные, спокойные… Да нет, чего там, завалим без проблем! Борцы поводили плечами, супили брови, порыкивали грозно. Трибуны отвечали им свистом.

Подойдя к тому углу ринга, где разминался Махмуд, Клык почти неслышно шепнул:

– Муха, ты этих мамонтов с ходу не гаси, ладно? Погоняй раунда до седьмого, потом одного выключи, а второго еще повози. Ну до десятого раунда? В десятом положишь?

Не поворачиваясь и не разжимая губ, Махмуд-Мухтар процедил тихо: «Две ставки».

Клык дважды хлопнул его по плечу – это означало, что условие принято.

Мухтар продолжил разминку, как будто не обращая внимания на то, что судья уже приготовился объявить начало поединка. Не встал в выжидающую боевую стойку, не демонстрировал готовности к схватке – просто разминался, разогревая послушные мышцы.

Гонг!

Борцы кинулись на кавказца с двух сторон, явно намереваясь взять его в удушающую «коробочку», – но звонко шлепнулись друг в друга. Там, где только что стоял Махмуд, оказался только воздух. Кавказец просто прокатился между летящими на него глыбами, успев в прыжке воткнуть твердую, как железо, ладонь одному из нападавших в колено, второму – прямо в солнечное сплетение.

Зрители радостно взревели.

Взревели – обиженно и недоуменно – и борцы. Глаза их засверкали почти звериной яростью. Да что этот попрыгунчик себе позволяет?! Схватка едва началась, а один уже ногу подволакивает, второй вздохнуть толком не может – как выброшенная на берег рыба. «Мамонты» обменялись взглядами. Ну мы его сейчас!..

Но каждый раз, когда им казалось, что все, попрыгунчик загнан в угол и теперь ему конец, тот проделывал очередной акробатический пируэт, оказываясь за спиной у соперников. Некоторые пируэты сопровождались ударами – молниеносными но поражающими, как укус кобры или укол скорпиона.

От раунда к раунду борцы двигались все медленнее, явно теряя силы и способность к ориентации. А Махмуд даже почти не вспотел! Он как будто танцевал – легко, весело, стремительно.

В седьмом раунде «танец» сосредоточился вокруг борца с поврежденным в начале схватки коленом. Еще один «укус кобры» – точно в нервный узел – и второе колено отказалось слушаться. Здоровяк застыл в углу ринга. При попытке шагнуть ноги, простреливаемые болезненной молнией, так и норовили подломиться. Его напарник, тяжело пыхтя, топтался рядом – пытался отогнать или отвлечь неуловимого кавказца. А тот, словно поддавшись, отодвинулся к центру ринга – и опять оказался за спиной, чертов попрыгунчик! Еще не успев понять, куда делся противник, борец получил удар ногой в поясницу – с виду несильный, но здоровяк взвыл и клубком укатился к канатам.

Второй застыл в углу, не в силах двинуть ногами. Трибуны затихли…

Но Махмуд, вместо того чтобы последним ударом отправить противника в глубокий нокаут, слегка присел, приподнял канаты и кивнул: «Уползай!» Он произнес это абсолютно спокойно, без тени ярости или хотя бы пренебрежения. С полсекунды загнанный в угол пытался осознать происходящее, лицо его мучительно сморщилось. Потом вдруг глаза расширились, он опустился – почти упал – на четвереньки и сполз с ринга.

Зрители взвыли от восторга! Аплодисменты и свист перемежались криками, кто-то даже начал скандировать «Мухтар – чемпион! Мухтар – чемпион!» Махмуд сдержанно поклонился залу, как будто забыв про второго борца, который уже поднялся, но боевого энтузиазма не демонстрировал.

После гонга, возвестившего окончание седьмого раунда, уцелевший кинулся к своему тренеру-менеджеру и весь перерыв убеждал его, что пора выбросить на ринг полотенце – знак отказа от продолжения схватки. Тренер только мотал головой и шептал: «Закрыться и стоять, закрыться и стоять. Каждый раунд – еще штука баксов».

В первые секунды после гонга к восьмому раунду можно было слышать свистящий, как змеиный, шепот – борец повторял: «Штука баксов, штука баксов…»

Последние три раунда напоминали плохую корриду. Бывает, что бык тореадору попадается негодный – вялый, квелый, почти безразличный, нападать не желает, на все попытки раздразнить чуть не спиной поворачивается. Сейчас на ринге происходило что-то в этом роде: как ни плясал Махмуд вокруг противника, как ни пытался «гонять» его по площадке, тот только забивался в угол и сжимался в комок, послушно терпя удары. Ударов, впрочем, было не слишком много: кавказец тянул время.

Зрители начинали недовольно свистеть. Но, когда до конца десятого раунда оставалось секунд пятнадцать, Махмуд, подкатившись клубком борцу под ноги, словно подпрыгнул, выстреливая вверх обеими ногами – точно в подбородок противника. Голова у того дернулась, руки упали, и вся гора мускулов обвисла на канатах. Потянувшись, Махмуд легонько хлопнул отключившегося борца по затылку, и тот начал медленно заваливаться на ринг.

Борис следил за схваткой из коридора. Следил сосредоточенно, неотрывно, не прекращая между тем разминаться. Своего будущего противника он разглядел в тренировочном зале – ничего интересного. Обычная боевая машина, да еще и на публику любит работать. Корчил Борису рожи, ухмылялся пренебрежительно, обещал на первой секунде по канатам размазать. А сам – ничего особенного. Накачан прилично, даже перекачан, как будто не боец, а бодибилдер. Толку-то от этих мускульных «красот»… А вот с глазами у парня проблема. Не о том ли Клык хотел на ухо шепнуть, да не успел? Не то из-за нервного тика, не то еще почему, каждые пять-семь секунд амбал терял боковое зрение. Не совсем, но, судя по движениям, ощутимо. Пусть этот «провал» длится лишь долю мгновения, думал Борис, этого мне хватит, чтобы покончить с этим, так сказать, любимцем публики.

Когда рефери объявил: «В синем углу ринга неистовый Иван Мозоль» и трибуны одобрительно загудели, Борис только усмехнулся, отыскивая глазами Глеба. Тот, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в альбом, что-то шептал. Батюшки! Да он молится, что ли?! Во дает брательник! Неужели впрямь не понимает, что сейчас будет? А еще художник! Где твой глазомер, мазила?!

Девица на высоченных каблуках, забавно повиливая аппетитной задницей, демонстрировала публике табличку с номером раунда, в ухо что-то нашептывал Клык, а Борис сосредоточился на подсчете: с каким интервалом у Мозоля подергивается глаз. М-да. Неровно как-то. Сперва пять секунд, потом девять, потом семь… Ага! Вот опять: пять, девять, семь. И опять. Все, уважаемый кровавый мозоль, я тебя посчитал. Да-да, как тот козленок из мультика. Ну козленком дадим тебе попрыгать. Давай, покажись публике – повопи, поскачи, позадирай эффектно свои перевитые канатами мышц ноги. Попрыгай, а я погляжу, с какой стороны тебя брать…

Мозоль тоже не собирался «класть» выставленного против него пацана сразу – положишь, а потом Клык весь мозг выест, мол, публика зрелища желает. Это Мозоль успел усвоить твердо. А мальчишка напротив – тьфу, его в любой момент положить можно. Вот Мозоль и тянул время – танцевал по рингу, красовался мускулами, проводя эффектные, хотя и не слишком опасные атаки, от которых «пацан» до поры до времени уходил. Но Мозоль бился не первый день, потому знал: ушел раз, ушел другой, потом начнет уставать и свой удар словит. А пока попрыгай, пацан, публика это любит. И я с тобой попрыгаю…

Пропрыгал он до середины второго раунда.

Босс, наблюдавший за боем из центральной ложи, только ахнул, когда Борис провел свой первый в этом поединке – и он же последний – удар. Движение было настолько стремительным и точным, что никто – ну почти никто – не понял, что произошло. Вот только что Мозоль плясал по рингу, осыпая никому не известного парнишку градом ударов – парнишка уворачивался каким-то чудом, не иначе. Вот сейчас он рухнет, вот сейчас…

И вдруг вместо этого парнишка спокойно, чуть не вразвалочку идет в свой угол. А Мозоль, наподобие изображающей умирающего лебедя балерины, делает шажок туда, шажок сюда, взмахивает – так же по-балетному – руками, словно мух от себя отгоняет… и, сложившись пополам, падает на ринг с таким звуком, что любому, кто хоть немного понимает, ясно – сам уже не встанет. Готов боец.

– Он – бог! – Босс вытащил из портсигара папиросу с анашой, щелкнул зажигалкой, втянул едковатый дым – автоматически, как будто забыв, что находится не в собственном кабинете, а в полном посторонними зале.

Впрочем, никому, кажется, и дела не было.

– Повтор! Повтор дайте! – кричали тут и там.

Это было последнее нововведение: теперь каждый бой снимался – да не одной, сразу четырьмя камерами – и по завершении схватки желающие могли купить видеозапись. Бывало, впрочем, и как сегодня – зрители требовали показать подробности произошедшего на ринге. Босс махнул сидевшему в будочке под потолком технику. Под скрип старых лебедок на ринг поползло полотнище экрана.

– Сразу конец боя давай! Второй раунд, – крикнул Босс наверх. Ему и самому не терпелось посмотреть на случившееся перед его глазами чудо в замедленной съемке.

На деле чуда и не было. Борис в какой-то момент прекратил отступать и уворачиваться, ушел влево, ткнул противника пальцем в солнечное сплетение и пошел прочь от сонно взмахивавшего руками Мозоля.

– Я не понял, это чо? – произнес пьяноватый голос, очень отчетливый в наступившей вдруг тишине.

Шагнув из своей ложи, Босс заметил, что его пошатывает. Ну еще бы! Увидеть такое – и в собственных владениях… Это… это… Черт, да такой шанс один раз в жизни выпадает – и то не всем.

– Всем выпивку за счет клуба, – распорядился он. – За рождение бога!

Полковник, сидевший в служебном микроавтобусе неподалеку, смотрел повтор уже в третий раз – он-то и оснастил перспективный клуб камерами раньше, чем до этого додумался сам хозяин.

– Бог не бог, это мы без тебя разберемся, знаток хренов, – бормотал полковник себе под нос. – Но скорость и реакция у парня, как у Мохаммеда Али. Если не лучше… Вот за это я и люблю свою страну, – обратился он к технику за пультом. – Если веришь в чудо, оно непременно происходит. Рано или поздно. И в нашем случае я очень надеюсь, что еще не поздно. Так, ребятки, давайте в управление, я вам тоже выпивку проставлю. Оно того стоит.

«Ребятки» переглянулись. Ни фига себе! Последний раз такое случалось, когда – ох, тогда никто не верил, что получится, – когда письмо с ядовитым приветом из преисподней дошло до Хаттаба. Ох, как они тогда все напились! И шеф не возражал – наоборот, улыбался, повторяя: «Ну молодцы, ребятки, хорошо сработали!»