– Да, сэр! Что делать, если это будут люди Фоккара?

– Постарайтесь от них избавиться, полковник.

– Понимаю, сэр. Идёт война и всякое-такое, – улыбнулся экс-разведчик. – А если нет?

– Тогда пусть пока работают на благо республики Зангаро, – сэр Джеймс изобразил подобие улыбки. – Там видно будет! В любом случае, сообщите мне о результатах Вашего расследования. А теперь: извините, у меня через десять минут начнётся совещание.

– Да, сэр! До свиданья, – Роджерс обиженно поднялся с кресла и, не подав руки боссу, направился к двери.

– До свиданья, полковник, – послышалось ему вслед. – Не забудьте про досье…

Документы на доктора Маджаи были доставлены в кабинет Мэнсона уже через двадцать минут после ухода Роджерса. Это не была обычная папка с колонками цифр и машинописными отчётами. Помимо нескольких напечатанных листков она содержала газетные вырезки, фотографии и писанные от руки листки бумаги различного формата. Сразу после окончания совещания, сэр Джеймс углубился в изучение материалов о будущем вице-президенте Гвиании. Он так увлёкся, что не заметил, как пролетело время: настолько ему стало интересно. Из пухлого досье следовало, что этот самоуверенный и хитрый политик, сменивший уже несколько раз свои политические убеждения и партийную принадлежность. Дед Йона Маджаи был богат и первым начал сотрудничать с англичанами, продавая пальмовое масло вместо рабов. Его отец гордился тем, что получил наследственный титул вождя в своём клане и установил своё влияние в низовьях Бамуанги, откуда уходили пароходы и караваны на север. Йон кроме титула и денег, дал своему старшему сыну и наследнику хорошее образование в Луиском университете, что принесло его сыну диплом инженера-строителя. Конечно, его папаше Йону пришлось в свое время раскошелиться, чтобы администрация университета закрыла глаза на кое-какие пробелы в знаниях Джеймса, но посвящать свою жизнь возне на строительных площадках молодой Мажаи не собирался. Не хотел этого и его папаша.

– Зачем образованному человеку работать? – искренне удивлялся он. – Ведь даже шофёр не моет машину сам, а нанимает мальчика. В нашей стране, слава богу, еще хватит людей, которые ничего больше не могут, как только работать…

Протекция и дополнительные концессионные привилегии на территории племени открыли молодому инженеру путь на работу в одну из местных фирм, принадлежащую, естественно, англичанам. И тут так удачно начатая карьера вдруг прервалась: как-то молодой Джим решил набить физиономию своему коллеге-англичанину, когда тот насмешливо усомнился в том, каким способом он приобрел свой диплом. Его противник оказался неплохим боксером и смог постоять за себя. К тому же он оказался джентльменом: расквасив нос своему противнику, он протянул ему руку и предложил выпить в знак примирения: все-таки в те времена не каждый из гвианцев осмелился бы поднять руку на европейца, а европейцами считались все светлокожие, кроме индусов, сирийцев и ливанцев. Они выпили в соседнем баре и расстались друзьями. Однако кто-то из доброжелателей донес в дирекцию об этом инциденте, и папаше Йону рекомендовали на время отправить несдержанного наследника куда-нибудь подальше от Гвиании, хотя бы в Лондон. Так Джим оказался в Ройял Халловее, где учились дети туземных владык из британских колоний и протекторатов. Вождь Йон сделал выводы из случившегося, а, чтобы сынок не бил баклуши, определил его на факультет права. Джим должен был вернуться на родину адвокатом. Эта профессия считалась в Гвиании самой почетной. Ещё во время учёбы в Англии имя Джима Маджаи гремело в кругу гвианийских студентов. Он приехал в Лондон героем и сразу стал одним из лидеров землячества.

Через некоторое время Йону сообщили, что его отпрыск увлекся социалистическими идеями, однако он нисколько не удивился и не возмутился.

– Это, – сказал он в кругу семьи, – очень хорошо. Пусть перебесится там, за морем, а сюда возвращается солидным человеком. Не надо бить посуду в собственном доме.

Так оно и случилось. Джим довольно быстро пришел к выводу, что коммунисты – либо чудаки, либо просто неудачники. А он жаждал удачи, славы! Ему было обидно, что после драки с англичанином не англичанину, а ему пришлось покинуть родные края и отправиться в холодный и мокрый Лондон. Получив диплом бакалавра права, Джим вернулся на родину, где учредил собственное вербовочное бюро, где набирал молодых соплеменников на стройки страны. Не прошло и года после этого, как его папаша по странному стечению обстоятельств прожил недолго. Он оставил сыну титул вождя, три большие фермы, несколько доходных домов в Луисе, а также солидный банковский счет и большой пакет акций, инвестированных в солидные британские компании.

Когда дело шло к получению Гвианией независимости, тридцатилетний адвокат решил вдруг заняться политикой. В стране вдруг появилось превеликое множество различных партий и организаций, объявивших себя врагами колониализма: их состав был самый разнообразный: от племенных вождей и преуспевающих бизнесменов до мелких лавочников и чиновников. Большинство же населения просто не понимало о чём идёт речь: поиски заработка занимали их повседневную жизнь, а голод и нищета были их постоянными спутниками. Молодой Маджаи примкнул к «Действующей партии», в которую объединились все его соплеменники. Их верховный вождь Колоко отнесся к нему благосклонно: ему нужен был помощник с юридическим дипломом. Уже через три года Джим Маджаи был генеральным секретарем «Действующей партии» и вторым лицом после вождя Колоко. Затем он стал членом парламента и вкусил от власти. Как-то он помог получить лакомый подряд от провинциального правительства на постройку новой дороги, другой раз – добыть на расширение государственных плантаций гевеи – дерева-каучуконоса, третий – на… В его власти оказалось такое множество доходных возможностей, что благодарность от облагодетельствованных бизнесменов широкой рекой лилась на его счета. Все это здесь было в порядке вещей. У каждого, кто хоть как-нибудь соприкасался с властью, появлялись фабрички и дома, росли счета в банках, а дети отправлялись учиться за границу. Поэтому никто не удивился, когда генеральный секретарь «Действующей партии» стал совладельцем нескольких фабрик. На одной из них собирали радиоприемники из деталей, поступающих из-за моря. Продукция считалась «местной» и налогами не облагалась. Компаньоном Маджаи стал Фредерик Браун, тот самый англичанин, с которым он повздорил много лет назад. Но все же не одни лишь деньги влекли Джима. Никто не был так щедр на праздниках, никто так ловко не наклеивал на потные лбы танцоров, приглашенных, чтобы повеселить собравшихся, новенькие пятифунтовые бумажки – целые состояния, например, для семьи бедняка. Когда об этом доносили вождю Колоко, он только щурился и добродушно говорил в ответ:

– Этот парень далеко пойдет! Вот дайте только нам получить власть…

Все, казалось, шло хорошо, пока «Действующая партия» правила в «своем районе. Когда приближалась официально намеченная дата получения Гвианией независимости, Маджаи понял, что его нынешнему положению приходит конец. Это было связано с конституцией Гвиании, которую подготовили британские власти. Ознакомившись с её проектом, Маджаи понял, что при любом исходе выборов представители северных округов будут иметь в парламенте абсолютное большинство мест. Когда британский флаг уже давно был торжественно спущен на городском стадионе Луиса, а премьер-министр из Северной Партии поселился на вилле рядом с финансовым магнатом, купившим место министра хозяйства, «Действующая партия» перешла в оппозицию. И тут генеральный секретарь «Действующей партии» сообщил полковнику Роджерсу, возглавлявшему службу безопасности доминиона, что оппозиционная «Действующая партия» готовит государственный переворот. Лидер «Действующей партии» Колоко и его ближайшее окружение оказались за решеткой. Главным свидетелем обвинения на процессе, готовящемся против них, должен был выступить Джим Маджаи. Депутаты «Действующей партии», неискушенные в политике, решили рассчитаться с ренегатом наипростейшим способом: когда он появился в парламенте, они накинулись на него с кулаками. Потом, уже после суда, надолго упрятавшего вождя Колоко и его сподвижников за решетку, Джима били еще несколько раз – просто прохожие, узнававшие его на улице. Однажды у него даже чуть не сожгли автомашину, но вмешалась полиция. Кое-кто обещал застрелить его при первой возможности. Но тут произошло самое интересное: Маджаи выступил перед коллегами и предложил им объединиться с северянами. Так возникла Объединённая Демократическая Партия Гвиании. У Джеймса появилась привычка скрывать свое местопребывание – он не ночевал в одном и том же своем доме больше двух ночей подряд. Кроме того, он нанял телохранителей и окружил свою виллу в Луисе массивной стеной. Его «Демократическая партия» вступила в коалицию с правящей. И хотя на последних выборах в парламент избиратели дружно проголосовали против него, Джим не пал духом. Премьер-министр назначил его сенатором и вручил ему для начала портфель министра информации.

Новый виток карьеры Маджаи начался после того, как он был направлен в Лондон на переговоры об изменении юридического статуса Гвиании: доминион превратился в республику. Официальным главой делегации был огромный северянин с большим животом, с круглым детским лицом и писклявым голосом. Но уже в первый же день британские дипломаты заметили, что он во всем слушается другого члена делегации, плотного человека с чуть косящими умными глазами и рысьими усиками. Он говорил по-английски с кембриджским акцентом и сыпал юридическими терминами не хуже опытного барристера. Переговоры прошли успешно и вскоре лидер объединённых демократов Симба стал президентом, а вместо стилизованного «Юнион Джека» на сине-белом флаге Гвиании появились две скрещенные панги. Вскоре он возглавил секретариат президента. Смерть престарелого главы государства лишила его влияния в президентском дворце, а дальнейшие интриги северян постепенно отодвигали Маджаи на второй план. Действия его противников были настолько примитивны, что он даже забавлялся этим. После скандального дела Околонго, положение Джима сильно осложнилось: на промежуточных выборах он с трудом сохранил своё место в парламенте. Несмотря на это, Маджаи не расстался с мечтой достичь вершины власти: он постоянно интриговал, подкупал, одаривал. Поэтому не удивительно, что во время военного путча он оказался в рядах заговорщиков.

Восемь лет назад сорокадвухлетний Джим Маджаи стал кем-то вроде политического советника главы Военного правительства генерала Дугласа, ему подчинялись одновременно министерства иностранных и внутренних дел, хозяйства и информации. Он взялся за дело со всей своей энергией. Он носился по городу на военном «джипе», окруженный охраной, выступал по радио, принимал послов. Бывшие министры и видные чиновники свергнутого правительства трепетали при одном его имени – он лично возглавлял и комиссию по расследованию их деятельности, и другую – по подготовке новой конституции. Затем последовал новый военный переворот и всесильному советнику пришлось бежать за границу, поскольку газетчики вскрыли его связь с британской разведкой. Он присоединился к сепаратистам юга и какое-то время даже был советником полковника Бохана, возглавившего мятеж. Когда военное правительство провозгласило политику национального примирения, Джеймс Маджаи вернулся на родину. В переходном правительстве майора Ниачи занимал пост министра информации и считался его верным союзником. Однако, это не помешало ему выдвинуть свою кандидатуру в президенты, подняв знамя «Новой Действующей Партии». Его поддержали многие традиционные вожди Запада и Юга, а также группа интеллигентов Севера. В результате Ниачи и поддержавшие его радикалы не смогли набрать необходимого большинства в первом туре…

Сразу после обнародования результатов голосования выяснилось, что в парламенте у Маджаи сорганизовалась довольно внушительная группа сторонников. Когда радикалы попытались отложить выборы президента, они пустили в ход кулаки и собственные кресла. Разыгравшееся сражение удалось прекратить лишь службе безопасности, которая с помощью слезоточивого газа разогнала разбушевавшихся «представителей народа». Спасаясь от дубинок и газа, они стали выпрыгивать прямо из окон, к превеликому удовольствию собравшихся зевак. Всё это широко освещалось в свободной прессе и не добавило авторитета переходному правительству. Самому Джеймсу расквасили нос и посадили под глаз здоровенный синяк. Правительство распустило вновь избранный парламент, а Маджаи призвал своих сторонников голосовать за Околонго во втором туре, чем обеспечил ему небольшой перевес по голосам и победу на президентских выборах.

Раздался гудок селектора: миссис Кук сообщила о появлении его будущего зятя по какому-то неотложному делу. Мэнсон с большим сожалением оторвался от чтения и удовлетворённо пробормотал:

– Наконец-то в поле его зрения появился вменяемый африканец! Ещё и мой тёзка!

– Извините, сэр? – переспросила секретарь. – Я не поняла какой африканец и Ваш тёзка, сэр?

– Это не вам, мисс Кук! Пригласите Мартина… – сэр Джеймс с сожалением закрыл папку и положил её в ящик своего письменного стола и повернул ключ в его замке.

После разговора с Лорримаром Бенъярд посетил аэропорт Кларенса. За два месяца здесь произошли кардинальные изменения, удивившие его настолько, что он на некоторое время лишился слов. Словоохотливый начальник аэропорта Моксан провёл его по вновь отремонтированному зданию, показал пустующую площадку для стоянки самолётов, заправочные танки и диспетчерскую вышку.

– Сегодня ждём очередной рейс «Сабены», – сказал дежурный. Пилот сообщил, что через час будет в пределах видимости нашего радара.

– У вас есть радар, мистер Моксан? – удивился Бенъярд.

– Да, сэр, – с воодушевлением произнёс начальник аэропорта. – Он, правда, слабенький, но в радиусе двадцати пяти километров мы можем засечь приближающийся самолёт.

– Откуда он взялся?

– Остался с прежних времён. Его, конечно, эксплуатировали на износ, но механик его починил.

– Какой механик, Ваш?

– Нет, мистер Бенъярд. – Это компаньон Сержа Компана, итальянец. Разве вы не в курсе?

– А! Они уже приехали.

– Не все, сэр. Только двое. Их самолёт задержали в Лусаке. Что-то не так с документами.

– Что за самолёт?

– Сто четвёртый «Доув». Я уже отправил в Замбию необходимые материалы, так что его сегодня или завтра выпустят, – гордо произнёс Моксан. – Это будет первый частный самолёт нашей страны.

– Прекрасно, продолжайте в том же духе. Где мне найти мистера Компана?

– Он сейчас находится в ближнем ангаре: там проходят профилактику наши «миниконы». Вас проводить?

– Нет, занимаетесь своими делами, мистер Моксан.

– Да, сэр.

Бенъярд спустился с вышки и побрёл через лётное поле к ангарам. Краем глаза он видел, как начальник аэропорта говорит с диспетчером о чём-то очень важном. Триста метров быстрым шагом по открытому полю под жарким полуденным солнцем немного вымотали Генри. Он очень обрадовался, когда достиг тени, отбрасываемой аркой ангара. Здесь было также душно, но, по крайней мере, не палило солнце. После яркого солнца Генри не сразу смог в полумраке сфокусировать зрение. Когда оно вернулось к нему, прошло только пару минут. В ангаре не было так темно, как ему показалось сначала: горели лампы дневного света. Они освещали силуэты двух шведских самолётиков. Один из них был накрыт чехлом, а вокруг второго копошились несколько человек. Руководил ими чумазый и очень лохматый тип в промасленном комбинезоне – белый, то ли испанец, то ли итальянец. Он первый заметил посетителя и поприветствовал его:

– Буоно джорно, сеньор. Меня зовут Роберто Пецци. Чем обязан?

– Добрый день, Генри Бенъярд. Я ищу Сержа Компана.

– Он проводит теоретические занятия с местными авиалюбителями, – улыбнулся Пецци, – а я – его коллега. Помогаю готовить эту машину к вылету. Желать всё равно нечего – наша голубка застряла в Лусаке. Местные власти утверждают, что она была приобретена с нарушением закона. Я сам подобрал этот хлам на свалке и сделал из него конфетку. Что же тут незаконного?

– От имени правительства Зангаро благодарю за помощь…

– Не надо благодарностей, мы ведь работаем не бесплатно, – беззаботно произнёс итальянец и, увидев озадаченное лицо собеседника, пояснил: – Мистер Моксан платит нам по сто пятьдесят франков в день за то, что мы учим его людей…

– С Моксаном я разберусь потом, – подумал Генри и с иронией в голосе спросил Пецци:

– Так где у вас тут курсы начинающих пилотов?

– В дальнем ангаре, сеньор. Мсье Компана проводит тактические занятия.

Серж был настолько увлечён рассказом, что не заметил вошедшего Бенъярда. Зато это сделали оба его ученика – Ранри и Тербел. Увидев президентского конфидента, они вскочили со стульев и вытянулись по стойке смирно.

– Надеюсь, что Вас не отвлекаю, господа, – мягко произнёс Генри.

– Господин майор, мы, как раз, заканчиваем наши теоретические занятия. После обеда будет первый тренировочный полёт.

– Кто из вас сегодня летит, господа? – спросил Бенъярд курсантов.

– Я, – смущённо ответил Ранри.

– Смотри, не повреди самолёт…

– Да, сайя…

– Мсье Компана, у меня к Вам есть предложение.

– Внимательно слушаю, господин министр!

– Наше правительство хочет, чтобы Вы возглавили наши ВВС. Получите временный чин майора, оклад, содержание…

– Но у меня частная фирма…

– Никуда она не денется. Обещаю, что как только Вы обучите наших пилотов, дадим Вам отставку. Всё равно вы с коллегой пока бездельничаете. Кстати, моё предложение касается и его…

– Мне надо подумать.

– Подумайте, мсье Компана. Мы можем предоставить вашей авиакомпании ряд привилегий…

– Каких?

– Знаете, я не сильно разбираюсь в авиационных перевозках, поэтому сформулируйте свои предложения сами. Наше правительство рассмотрит их и на определённых условиях утвердит. Только не перегибайте палку.

– Хорошо, господин министр. Я подумаю и завтра дам ответ…

Следующим вечером президент Республики Зангаро утвердил особый статус чартерной компании «ЗАЛ –Зангарские авиалинии». Серж Компана и Роберт Пецци были мобилизованы и получили временные звания майора и капитана, соответственно. Для проживания им был выделен отдельный коттедж недалеко от аэродрома, куда они перевезли вещи из «Индепенденса».

– Подумать только, – сказал Пецци, отдавая Гомесу ключи от номера, – я– капитан ВВС. Моя мама никогда не поверила бы в это.

– Так напиши, ей!

– Она умерла пятнадцать лет назад!