Папа сидел за столом и писал письмо тёте Дусе. Стол был раздвижной, из двух половинок.
Только папа написал: «Дорогая Дуся, здр…», – как его ручка попала в щель между двумя половинками стола, и письмо прорвалось. На месте неоконченного слова «здр» оказалась самая настоящая дырка.
Папа взял новый листок бумаги и снова написал:
«Дорогая Дуся, здр…» Др-р-рык! – дрыкнула ручка и снова застряла в щели.
– Это не письменный стол, – сказал папа, – а стол для делания дырок в письмах. Очень удобно, быстро и надёжно!
Потом он лёг на пол и стал там писать письмо. Но в полу между досками тоже были щели. «Дорогая Дуся, – писал папа, – здр…» Др-р-рык! – дрыкнула ручка и снова проделала дырку.
Папа совсем загрустил и сидел на полу в полной растерянности.
– Не расстраивайся, – сказал я ему. – Хочешь, пиши на моей спине. Она гладкая и мускулистая.
Папа потрогал мою спину, сказал «Ого!» и начал писать на моей спине.
«Дорогая Дуся! – писал папа. – У нас дома полным-полно дырок. Поэтому все мои «здравствуй», предназначенные тебе, провалились неизвестно куда. Теперь я пишу на гладкой и мускулистой спине моего любимого сына, но боюсь утомить его. К тому же ему очень щекотно. Поэтому письмо будет очень коротким. Возвращаю по назначению все провалившиеся «здравствуй» тебе: Здравствуй, Дуся, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй, здравствуй!.. До свидания, Дуся».
Скоро пришёл ответ от тёти Дуси. Она признавалась, что никогда в жизни не получала такого замечательного письма с таким огромным количеством пожеланий здравствовать. Теперь она чувствует себя замечательно, здравствует без конца и посылает нам с папой миллион воздушных поцелуев: «Чмок, чмок, чмок, чмок, чмок, чмок, чмок, чмок!..»
Учитель сказал нам:
– Каждый человек своим поведением напоминает какое-нибудь животное… Один ленивый, как, например, медведь. Другой попрыгунчик, как заяц. Попробуйте нарисовать своих мам и пап в виде симпатичных животных. Это будет хорошая шутка, она развеселит ваших родителей.
Когда я пришёл домой, папа лежал на диване, читал газету и зевал.
Я нарисовал его медведем в берлоге.
А тут мама возвратилась из магазина с тяжёлыми сумками. И я нарисовал её верблюдом с огромными тюками.
Мама и папа посмотрели на мои рисунки и рассмеялись. А потом мама спросила:
– Ты рисуешь для школы?
– Конечно! – сказал я. – Это такое задание.
– Ну! – сказал папа. – Зачем же выдавать домашние секреты?! Нарисуй меня лучше в виде бобра, который без устали строит дом. А мама пусть будет беззаботной порхающей птичкой.
Я так и сделал. Папу – бобром, маму – птичкой.
И сдал рисунки учителю.
И тогда папу привлекли к ремонту школы. А маму заставили петь в родительском хоре. Хорошая шутка получилась.
Когда мама ушла за покупками для праздничного стола, папа спросил меня:
– Ты знаешь, как в порту встречают корабль, возвратившийся из дальнего плаванья?
– Нет, – говорю. – Я же никогда не был в порту.
– Его встречают салютом: ба-бах! ба-бах! – объясняет папа и предлагает. – Почему бы нам ради маминого праздника не встретить маму салютом из воздушных поцелуев?!
– А в каком порту? – спрашиваю я.
– Да не в порту, а в нашем дворе, на подходе к дому, – уточняет папа. – Когда она будет возвращаться из магазина.
– Ура! – обрадовался я. – Наша мама – корабль!
А папа посмотрел на меня очень серьёзно и говорит:
– Только сначала надо эксперимент провести – измерить скорость воздушных поцелуев. Тогда мы будем точно знать, в каком месте двора и с какой силой поцелуи натолкнутся на маму.
Я вышел во двор, папа – на балкон.
– Лови! – кричит папа, пускает воздушный поцелуй и включает секундомер.
… Бац!!! И я лежу на снегу. Это воздушный поцелуй уложил меня наповал. Не успел я подняться, как подбежал взволнованный папа.
– Ой-ёй-ёй! – сказал он. – Ты в порядке? Ну, слава Богу! Дальнейший эксперимент мы будем проводить на кошках и собаках. На четырёх ногах им легче удержаться.
Тут же мы поймали дворовую кошку Синьку, посадили на дорожке, по которой должна была пройти мама, и папа пустил с балкона новый поцелуй.
Синьку приподняло, словно смерчем, закрутило и шлёпнуло в сугроб. Перепуганная Синька выскочила из сугроба и с диким воплем забралась на самую верхушку берёзы.
– Ну и дела! – говорит папа. – Бедная Синька! Как же я не рассчитал?..
– Ты просто соскучился по маме и очень хочешь её обрадовать, – говорю я. – Поэтому посылаешь слишком быстрые и сильные поцелуи. Тебе надо быть поспокойнее.
– Да, – соглашается папа. – Нельзя рисковать мамой. Вдруг и её так же… в сугроб завьюжит. Давай ещё на собаках потренируемся.
Дворовая собака Найда спокойно уселась на отведённое ей место посреди дорожки и с удовольствием стала грызть наш сухарь. Но стоило папе вытянуть губы для воздушного поцелуя, как Найда сразу почувствовала недоброе, выплюнула сухарь и, дико взвизгнув, скрылась в кустах.
– Вот и собаку перепугали, – огорчился папа.
– Наверное, тебе не стоит так сильно губы вытягивать, – говорю я. – Из-за этого поцелуй получается резким и плотным, как удар футбольного мяча.
– Может, ты и прав, – говорит папа. – Надо прежде всего скорость воздушного поцелуя по формуле рассчитать.
Целых два часа мы выдумывали формулу, и она у нас всё-таки получилась:
ЖПВ × СЛ
СВП =
РДЛЧ × ДГ
СВП – это Скорость Воздушного Поцелуя.
ЖПВ – Желание Поскорее Встретиться.
СЛ – Сила Любви.
РДЛЧ – Расстояние До Любимого Человека.
ДГ – Длина Губ.
По этой формуле мы ещё долго рассчитывали нужную скорость поцелуя, и, наконец, всё было готово. А тут и мама возле дома появилась. Мы выбежали на балкон и с точно рассчитанной по формуле скоростью послали несколько нежных поцелуев навстречу маме. Поцелуи облепили маму, словно воздушные шарики.
Мама от неожиданности вскрикнула и тут же медленно и плавно вместе с тяжёлыми хозяйственными сумками поднялась в воздух. И воздушные поцелуи понесли её в сторону балкона, в наши с папой объятья.
В одном конце нашего двора лежит толстое бревно. А в другом – длинная доска. Если положить доску на бревно, получатся качели. Мы с папой так и качались. Он вниз – я вверх. Я вниз – он вверх. Он в воздухе, я на земле. Он на земле, я в воздухе.
– Э-ге-ге, – говорит папа. – Надоело каждый раз на землю возвращаться. Давай полетаем?
– Только потом давай обратно на землю вернёмся, – говорю я.
– А куда ж мы денемся? – говорит папа. – Мама нас к обеду ждёт.
Он прыгает на свой конец доски и подбрасывает меня в воздух. Я взлетаю под облака и тихонечко руками машу, чтоб на месте удержаться. Папу дожидаюсь.
Тут подлетает ко мне папа. Он сообразил попросить какого-то дяденьку, чтобы тот его подбросил.
– Ой! – говорит папа грустно. – А парашюты мы и забыли…
– Это пустяки, – говорю я. – Представим себя снежинками и медленно опустимся на землю.
– Ничего себе – снежиночка! Во мне 80 кило, – огорчается папа.
Но огорчается он недолго. Ведь вокруг такая красота! Солнце на снег светит. Снег блестит и отражает свет обратно на небо. Даже непонятно становится, где земля, а где небо. Всё вокруг голубое! И мы с папой в чёрных пальто летим сквозь эту голубизну.
А папа говорит:
– Жаль, я свой пёстрый шарф дома забыл. Можно было бы им помахать, народ внизу поприветствовать.
И стали мы с папой мечтать, будто мы – вверху, а народ – внизу. Мы шарфом пёстрым машем, а народ радуется, в затылке чешет и кричит: «Во дают!..»
Только размечтались, а с земли вдруг голос из рупора раздаётся:
– Первый-первый, я второй! Ну-ка, заходите с планёром на посадку!
Оказывается, мы пролетали над аэродромом. Аэродромщики не привыкли, что люди сами по себе летают, и приняли нас за самолеты.
– Нет, – говорит папа, – не будем садиться на их аэродром. Они нам сразу номера прилепят, придётся летать под номерами.
– Да, – соглашаюсь я. – Под номерами совсем не то. Скучно под номерами летать.
– Второй, второй! – кричит папа вниз. – Посадку произвести не могу. Шасси не выпускаются. Ухожу на запасной аэродром.
Отлетели мы с папой в сторону. И тут нам навстречу – стая ворон. И эти тоже не привыкли, что люди сами по себе в небе летают. Ка-а-ак загалдят! Как начали толкаться!
– Ой! – кричит папа. – Я иду колом!
И пошёл колом. Ну, и я вслед за ним тоже колом.
– Осторожно – земля! – кричит папа.
И – бум!!!
– Вижу! – кричу я.
И бац!!!
Хорошо, что я лёгкий. Совсем неглубоко в снег зарылся. А папа тяжёлый, головой в сугробе застрял. Папа возился, пыхтел-кряхтел и, наконец, встал на ноги. Встать-то он встал, а сугроб с головы снять не может.
– Или голову в сугробе оставить, или сугроб домой нести, – размышляет папа.
– Лучше сугроб отнесём домой, – предлагаю я. – Чем ты обед будешь есть, без головы-то?
Пришли мы домой. Папа сразу к горячей батарее прислонился. Чтоб сугроб побыстрей растаял. Ну, сугроб и растаял. Лужа получилась – о-го-го!
– Сейчас придёт мама и устроит нам баню, – говорит папа.
А тут и мама пришла. Посмотрела на лужу и говорит:
– Вы моряки, что ли?
– Вот-вот, – говорим мы с папой. – Моряки мы и есть. Морские души!
– Раз вы моряки, то на обед я сварю вам борщ по-флотски, – сказала мама.
И сварила нам борщ.
Целый час папа воспитывал меня. В который раз он уже повторял:
– В твоём возрасте я был серьёзнее!..
И тут что-то тренькнуло, грохнуло, зашипело и вспыхнуло. Когда дым рассеялся, рядом со мной стоял мальчик в коротких штанишках. Его коленки были исцарапаны, воротник рубашки наполовину оторван, а под левым глазом светился здоровенный синяк.
– Ты кто такой?! – удивился я.
Он зашмыгал носом, а потом сказал:
– Я твой папа. Только… в твоём возрасте.
– Ну и ну! – сказал я. И ещё раз осмотрел его с ног до головы. – А ты в моём возрасте был меньше меня.
– Конечно, – согласился мальчик-папа. – Мы с мамой тебя в спортивную школу устроили. Ты работаешь над своим развитием. А я просто во дворе болтался…
– Зато у тебя синяк отличный! – сказал я с завистью.
– А-а-а…, – махнул он рукой. – Дал тут одному по шея2 м.
– Пойдём погуляем? – предложил я.
– Ура! – закричал мальчик-папа и рванул на улицу.
Когда я вышел из подъезда, он уже сидел на дереве и махал мне оттуда рукой.
– Ты же запрещаешь мне лазать по деревьям, – сказал я.
– Да ла-а-адно, – протянул он. – Главное, чтоб мама нас не застукала.
Я забрался к нему, и мы стали качаться на сучке. Потом сучок обломился, и мы упали вниз. Папа первый, а я второй. Прямо на него.
– А ты тяжёлый, – сказал он, вылезая из-под меня. – Давай поборемся?
И мы стали бороться. Боролись мы совсем недолго. Потому что я папу сразу поборол.
– У меня просто настроения нет бороться, – сказал он грустно.
– Да ла-а-адно, – протянул я. – Не огорчайся. В другой раз ты меня поборешь.
– Ты только маме не рассказывай, – попросил он, – что победил меня.
– Ты тоже не жалуйся, – попросил я. – Ведь я тебе воротник рубашки совсем оторвал.
– Пустяки! – сказал папа и швырнул воротник в мусорную кучу. – Если мы будем держаться друг друга, то в этой жизни не пропадём.
И тут кто-то окликнул нас из подворотни.
– Эй, пацаны! Ну-ка, быстро сюда!
Там стояли двое взрослых, лет по тринадцать, парня. Когда мы подошли к ним, они сказали:
– По двадцать копеек, салаги! Быстро!
Я похлопал себя по карманам и сказал:
– У меня нет денег…
– А ты попрыгай! Может, зазвенит, – приказал, ухмыляясь, один парень.
О проекте
О подписке