Надменная гордыня, спесь
Склонялись перед силой,
Тому примеров много есть,
В Мангупе так происходило:
Если смотреть на стену крепости Мангупа со стороны ущелья Табана-дере, то можно заметить, что она перестраивалась когда-то. Видны следы позднего вмешательства, По-разному говорят о причинах, доводы в доказательства приводят, а ясности полной нет, как и ни было Говорят, и хочется тому верить, что стена эта была разрушена каким-то богатырем. Пришел он сюда из дальних северных стран, жену себе подыскивая. Донесся и до него слух, что у мангупского князя есть дочь – неописуемая красавица.
Явившись к Мангупу, богатырь, вместо того, чтобы руку, сердце предложить, перед будущим тестем фимиамы воскурить, как этого требовал этикет, в повелительной форме потребовал, чтобы князь показал ему девушку. Князь принял его совсем по княжески: выслал несколько воинов с приказанием принести и бросить к ногам княжеским голову дерзкого пришельца.
Но не знал князь, с кем ему пришлось на сей раз дело иметь, с кем вздумал он тягаться? Богатырь расшвырял кучку воинов посланных, как котят малых, направился к воротам Мангупа и опрокинул их. И этого ему показалось мало, он сбросил верхнюю часть крепостной стены, а вместе с нею засевших там княжеских слуг. Покончив с этим, герой снова потребовал привести красавицу, грозя превратить весь город в развалины. Перепуганный князь вывел свою дочь. Бледная, девушка, дрожала от страха, глядя на разгневанного исполина. Не лучший был вид и у владетеля Мангупа, стоящего с ней рядом..
Осмотрел невесту с головы до ног богатырь, гневные складки на лице его разгладились, глаза лучиться стали, и он, схватившись за живот, громко рассмеялся:
– Вот и верь теперь слухам! О какой красавице говорили, да это же самый настоящий заморыш…
Затем, пожелав девушке такого же тщедушного супруга, как она сама, он, не оглядываясь, быстро удалился.
Пораженный таким оборотом сватовства, князь Мангупа долго стоял, молча, потом покачал головой, и грустный направился во дворец. А когда починяли стену крепости, приказал вырубить на одной из плит надпись, восхваляющую людей сильных и великодушных.
На море на Черном есть остров суровый, скорее даже не остров, а красные скалы на буйном зеленовато-синем водном раздолье. И не велик тот остров, и не видно на острове беленьких домиков. Одно дерево хилое, низкорослое на нем, да небольшие островки кустарника средь низкорослой травы торчат. Нет и тропок хоженых-перехоженных, только одну тропинку можно заметить, проделал ее для себя весенний ручеек в красной глине… А дальше – все мертво и глухо.
Долгие годы пустынным был остров, если конечно не считать змей, которые расплодились здесь, считая условия для проживания приличными, да чаек, с печальными криками летающими над бушующим морем.
Вдруг, как-то появился человек на острове этом, зажигающий огонь по ночам, чтобы корабли могли безопасно проходить мимо отмелей и камней огромных, скрытых водой, Но, если беда все, же случалась, и корабль разбивался о скалы, человек тот спешил на помощь тонущим. Следует признаться, что нужно было быть решительным и отважным, чтобы рисковать, управляя утлой небольшой лодкой, когда море шлет вызов небесам.
Наверное, судьба не слишком жаловала человека того своим вниманием, если он решился поселиться на безлюдном острове с опасными соседями – змеями? Прибыл он не один, а с дочерью малолетней. Вынес ее на руках из утлого челна, на землю поставил, потом пожитки кое-какие вынес, и стал, не торопясь, обживать островок. Построил жилище, внешним видом напоминающее те, что люди строили на заре развития человечества. Днем что-то мастерил, пищу готовил; дымок из трубы к небу поднимался. Приближалась ночь и человек отправлялся огни зажигать, малый огонь в тихую погоду, большой, когда море грозным становилось.
Узнали люди, что доброе дело делает человек, предупреждая кормчих об опасности, стали в знак благодарности предлагать ему деньги. Отказывался тот от денег. И, правда, зачем деньги на островке необитаемом? Что с ними тут делать?.. Брал «островитянин» только немного еды, ту, которая долго не портится, да дрова для костров.
Не зная имени настоящего прозвали островитянина «Морским аистом» – так похожа была на эту птицу долговязая одинокая фигура его на утесе в предзакатное время.
А дочь его воспитывала и лелеяла сама природа. Словно русалку ласкали, укачивая, волны морские; камешки морские и раковины – были ее игрушками. Если случайно морской обитатель оказывался на берегу, не имея возможности добраться до воды, девочка бережно брала в руки несчастное существо, и выпускала в воду.
Время шло, и превратилась девочка в прекрасную девушку: тело белое упругое, как морская волна, волосы пушистые зеленоватые, схожие на морскую траву, окутывали ее до колен, голубые, широко открытые глаза вобрали в себя синь небес, зубы ровные, белые, как жемчуг, сверкали из-под красного коралла губ.
Однажды после купания девушка сладко дремала на берегу, у самой кромки воды, и сквозь дремоту услышала странный шепот. Она привыкла к тому, что людей, кроме отца, на острове нет, так кто же мог тут неподалеку шептаться? Открыв глаза, она увидела небольшого размера существо, похожее на человека всем, за исключением того, что вместо ног у него был настоящий рыбий хвост.
Увидев, что девушка проснулась, существо уже полным голосом заговорило:
– Ты очень добра к морским рыбам и животным и заслужила благодарность от них. Каждый из них готов тебя отблагодарить. Я могла бы достать со дна моря жемчуг, кораллы, самоцветы, но знаю, что они не интересуют тебя. Я могу научить тебя отлично плавать, нырять, танцевать с нами веселые танцы, я расскажу тебе великое множество забавных морских сказок… Но я пришла к тебе, зная, что ты не откажешь в спасении людям, плывущим сюда на больших лодках. Их называют казаками. Это люди смелые, никого они хозяевами своими не признают, никому дани не платят, даже хозяину Черного моря. Вот царь морской и решил их всех потопить. А мне их жалко, все они молодые, да и злыми их не назовешь. Ты человек, ты можешь что-нибудь придумать для их спасения? Я покидаю тебя, ибо морской царь может проведать о том, что я сюда приходила. Тогда достанется от него и тебе, и мне… А ты хорошо подумай над тем, что я тебе сказала.
День догорал. Солнце медленно в море спускалось. Только самый краешек над водой задержался, последние его лучи коснулись белых облаков, окрасив их в багровые тона. Скрылось солнце. Тишина наступила. Такая тишина, какая только перед бурей страшной бывает. Это уже по опыту, пусть и небольшому, знала девушка. Кожа влажной становится, воздух тяжелым, чтобы проглотить его, усилия требуются. На душе – необъяснимая тоска. Темень быстро пришла, а с наступлением ее, отец на свой пост ночной стал собираться. Девушка сделала вид, что спать собралась, а сама, как только отец вышел из избушки, кинулась к лодке.
Море спокойно пока. Но вдали слышен гул и сверкание молний. Испугавшись грозы, погасли звезды в небесах. Ветер поднялся, налетел, засвистел, стараясь, костер потушить. Но отец подбросил смолы, и костер запылал еще сильнее, ветром раздуваемый. Испугался огня ветер, отпрянул назад, и вновь тишина наступила…
Все ближе, и ближе приближается туча, всполохи молний стали нестерпимо ослепительными, а от ударов молний, казалось, весь островок вздрагивает. Волны гурьбою метнулись к скалам. А скалы швырнули в них галькой. Алчно волны проглотили каменные гостинцы и бросились снова на скалы.
Началась морская буря, Царь морской направил против чаек казацких полчища волн высоких с гребнями белыми.
Борются с морем и казаки чубатые! Но сил у них не хватает. Подогнало их чайки к утесу, раскачало и бросило на скалы. И скалы от радости подпрыгнули, увидев такую знатную добычу. Глазом моргнуть казаки не успели, как вдребезги были разбиты не только чайки, но и галеры.
Вот когда девушка принялась за работу. Страха не зная, в море свой челн направила, утопающих хватает, быстро на берег выносит. Уже здесь собралось их на берегу немало, но еще больше в воде барахтается, захлебываясь и в воду погружаясь
– Эй, отступись, не мешай мне! – крикнуло море разъяренное девушке, – Это моя добыча! Отступись, неразумная, не то – покараю!
А девушка свое дело продолжает делать, не слушается моря сердитого. Вспенилось тогда, закипело море волною великой, схватило челн, ударило его об камни.
Сорвала с себя одежду девушка, вплавь бросилась к утопающим.
Море откатилось назад, захватило тело упрямой и с глубоким вдохом поглотило его
Но не погибла девушка, серой чайкой вспорхнула и полетела над морем, горько рыдая от того, что не смогла дело свое по спасению тонущих закончить, что многие казаки стали добычею морского царя.
А отец девушки бросился с горя в огонь своего костра…
Смерть необычная, бескорыстно за людей отданная, долго в памяти народной живет, мифом или легендой становясь.
И старик, и дочь его легендой стали. Как услышит чайка бурю приближающуюся, так и начинает летать над пенными волнами, крича и плача. А на утесе том огонь до утра мерцает, не гаснет.
Коктебель – долина синих гор, сама по себе прекрасна, а тут еще и украшение в виде пенных волн морских. Внизу море еще более синее, чем сами горы, в сушу вдается, образуя Коктебельский залив, а в нем, между мысом Топрак-кая и мысом Киик-Атлама подводные камни виднеются – все, что осталось от корабля, гордо когда-то бороздившего воды Черного моря. И не просто затонул корабль, – таким исходом никого ни прежде, ни сегодня не удивишь, – а в камень превратился. Потом над ним морские волны здорово поработали – времени у них для этого было предостаточно. И, несмотря на то, что камни те теперь мало чем напоминают корабль, местные жители продолжают называть их «Окаменелым кораблем». С тех пор, когда это произошло, много времени прошло, сколько кораблей мимо проплыло, сколько бурь перенесено, а этот, как стал на прикол, – так и не с места. Торчит над водою каменный парус, не тонет, но и не полощется на ветру. А ведь было и так, что носился он по морским просторам, товары перевозя, да и разбоем малым не требуя. Может быть, долго б еще плавал, промышляя торговлей и мелким разбоем, если бы не…
А произошло тогда, вот что:
В Крымских горах пряталась глубоко верующая христианка по имени Варвара. Тяжело приходилось молодой женщине, преследуемой за веру не языческими жрецами, не властными чиновниками, не фанатиками прежней веры, а родным отцом. Диоскур, как звали его, буквально по пятам преследовал дочь. Где только не пришлось побывать Варваре в поисках тихого убежища. Наконец, она оказалась в Сугдее, – так прежде назывался город Судак, на городском рынке. Ей повезло встретить добрую женщину, которая приняла участие в ее нелегкой судьбе. Прошло не более часа после того, как девушка удалилась из города, как там появился ее отец, всех расспрашивая о своей дочери. Беглянка доверилась случайной женщине, оказавшейся гречанкой, сочувствующей христианам. В ее доме, в селении Фул, что находится между Кара-Дагом и Отузами, она и нашла себе приют. Гречанка не только приютила, но сделала все, чтобы ее временная гостья, ничем не тяготилась. И все было бы хорошо, если бы жизнь первых христиан не сопровождалась разными чудесами. Появление Варвары в Фулах началось с чудес, которые не могли быть незамеченными окружающими. Сад гречанки, побитый морозом, вдруг вновь пышно зацвёл, а глухонемой её сын стал различать речь. Естественно, об этом вовсю заговорила округа. Дошла весть о чудесах, происходщих в селении Фул и до язычника-отца. Догадался Диоскур, кто скрывается у гречанки, и ночью сам, в окружении большого числа слуг и воинов, окружил её дом.
Как была, в одной рубашке, так и бросилась Варвара к окну, и, незамеченная преследователями, с именем Иисуса на устах, бросилась в колодец. Но не утонула она. Поддержали упавшую Божьи ангелы и отнесли подальше от Фул, к подножью Отлукая.
В ту ночь у Отлукая остановилась отара овец. Задремавший пастух, молодой тавр, был донельзя поражён, когда рядом с собой увидел какую-то полуобнаженную девушку.
– Кто ты, зачем пришла сюда, как не тронули тебя мои овчарки? – посыпались вопросы
И Варвара не скрыла от пастуха, кто она и почему бежала.
– Глупая ты, – заговорил чабан, став более красноречивым, чем ослица Валаама. – от своих старых богов отказываешься. Кто же поможет тебе в горе и беде, если не боги, которым молились предки твои? Нехорошее дело ты затеяла, ох, нехорошее… Боги не терпят отступников
Упреки прекратились, когда чабан заметил слезы на глазах девушки и то, как дрожит она от холода, он пожалел её, завернув в свой чекмень.
– Ложись, глупая, спи до утра. Ничего не бойся. Здесь никто тебя не тронет. Собаки мои защитят тебя.
Прошептав святое слово, уснула Варвара под кустом карагача
Казалось, самыми добрыми были намерения пастуха овец. Но все намерения разом исчезли, когда чабан увидел разметавшиеся пышные волосы случайной гостьи при свете рождающегося утра. Такой красавицы пастуху прежде видеть не приходилось.
И не выдержал пастух…
Бросился к ней с недоброй мыслью, забыв о долге гостеприимства. Бросился… и остолбенел, а за ним застыло и все стадо. Окаменели все. Только три овчарки, которые лежали у ног святой, остались, по назначению Божью, охранять её до утра.
С первым утренним лучом проснулась Варвара, но не нашла ни пастуха, ни стада. Вокруг неё и по всему бугру, точно овцы, белели странные камни, и между ними один длинный, казалось, наблюдал за остальными. Жутко стало почему-то на душе у девушки. Точно случилось что-то, что скрыл от нее Создатель? И побежала она вниз с горы, к морскому заливу. Впереди бежали три овчарки, указывая ей путь в деревню. Удивились в деревне, когда увидели собак без стада. Не знала, что сказать селянам и Варвара.
Только потом догадались люди, побывав на том месте, которое указала им девушка.
В это время у деревни, в заливе, отстаивался ливанский корабль. Он привёз таврам разные товары и теперь ждал попутного ветра, чтобы вернуться домой.
Донеслась до слуха Варвары родная сирийская речь. Пошла девушка к кормчему, и стала просить взять её с собой. Нахмурился суровый сириец, но, поглядев на девушку-красавицу, улыбнулся. Недобрая мысль у кормчего тотчас свила себе гнездо.
– Хоть и не в обычае нашем возить с собой женщин, – сказал он, хищно улыбаясь, но я возьму тебя. Ты – дочь Ливана?..
– Нет, я – сирийка!
Не родился еще у Варвары дар предвидения, она, как ребенок, радовалась «благоприятному стечению обстоятельств.
Подул ветер от берега. Подняли паруса моряки, и легко побежал корабль по морской невысокой волне.
Варвара зашла за мачту и сотворила крёстное знамение. Заметил это кормчий и еще раз нехорошо улыбнулся.
– Тем лучше! произнес он мысленно, – христианку обидеть не грешно перед богами.
Потом позвал девушку к себе, в каюту, и стал расспрашивать: как и что. Смутилась Варвара и не сказала всей правды. Жил в душе Иисус, а уста побоялись произнести Его имя язычнику. И потемнели небеса; с моря надвинулась зловещая, чёрная туча; недобрым отсветом блеснула далёкая зарница. Упала душа у Варвары. Поняла она гнев Божий. На коленях стала молить – простить её.
О проекте
О подписке