Проучившись год в педагогическом институте им. Иона Крянге я был призван в Советскую армию. Шла афганская война, во многих институтах были упразднены военные кафедры. В армию брали всех. Два года я отслужил в Подмосковье.
Летом 1987-го, возвращаясь из урезанного начальством отпуска (те не дали и двух суток на дорогу), завез своему брату связку азовской тарани. Он помог через своего друга, Бориса Борисовича Валуйчикова, долететь до Донецка. Впервые в жизни рассматриваю узенькую полоску бумаги со штемпелем по всей длине: «Без права спроса и очереди». Моя родня жила в Москве во многом благодаря этому человеку. Ему не составило особого труда пристроить после флотской службы в кремлевскую милицию своего земляка.
С осени восемьдесят седьмого я стал часто бывать у них в гостях. Однажды за столом мне рассказали историю Бориса Борисовича. Тот служил на высоких должностях в московском Кремле в звании полковника КГБ. В шестидесятые его патрон пристроил молодого солдата в полк КГБ. Дальше была Высшая партийная школа при ЦК КПСС. Имя благодетеля Бориса никто не называл.
И только спустя много лет, набрав в поисковике «известные люди Фряново» получил все его данные. А. Д. Бесчастнов (1913–1998)– генерал-лейтенант, начальник 7-го управления КГБ СССР (1974–1981), один из основателей группы «А» («Альфа»). Имя А. Д. Бесчастнова присвоено средней школе № 2 Фряново.3 Начинал помощником пекаря в голодные двадцатые, закончил асом разведки в восьмидесятые.
Мать Бориса была медсестрой в годы ВОВ. Ее уволили в запас из-за беременности. От кого родился мальчик, женщина не говорила. В конце войны ей пришлось вернуться в родное Фряново, где в церкви служила церковной старостой ее мать. В те дни они буквально бедствовали и голодную женщину приютили мои дядя и тетя. Они помогали ей в первые годы после войны. Его мать в старости сильно пила.
Брат пригласил его в гости, когда я демобилизовался. Он рассказал ему о моем желании служить в КГБ и чем я хотел заниматься. В июне 1988 мы встретились в хрущевке брата. Мясистый нос, водянистые глаза голубого цвета, бородавка и двойной подбородок, высокий рост и распиравший ребра пивной живот. Бесцветный, в общем-то, мужик за сорок. Выглядел он старше своих лет и хорошо вписывался в требования своей конторы – не привлекать к себе внимания.
Но это только до тех пор, пока с ним не разговоришься. Тем для бесед у него было великое множество.
Кто куда сбежал? Гордиевский и иуда-компани. Из всех перебежчиков Борис выделял именно его. По списку предателя были выведены из игры сотни советских разведчиков. Урон исчислялся миллиардами долларов. Борис был одним из немногих, кто знал истинную цену этого предателя.4
Как «мстили» за это английским дипломатам? Их обирали без зазрения совести чекисты, коллеги Бориса, на таможенных постах Внуково и Шереметьево. Мы пили настоящий Earl Grey tea от Twinning's в желтых жестяных коробках и смеялись над английскими лохами. Чай англичан никак не мог пройти фитосанитарный контроль.
Сколько долларов могла свободно запихать в женский интимный орган выезжавшая за рубеж советская гражданка? Цифирь по тем временам астрономическая. Хотя сейчас это не деньги – пятьдесят тысяч. Лейтенанту и женщине-дознавателю дали по звездочке и копеечные премии в тридцать рублей.
Чем угощал солощий Юрий Владимирович Андропов? Не разбежишься: чай «Бодрость», карамель и хрустящие хлебцы. Борис во всем подражал патрону и угощал именно так. Чефир (крепкий чай), хлебцы, карамель. От того чефира на пустой желудок у меня были жуткие рези. А ел он в Кремле. Бутерброд с черной икрой стоил две копейки.
– На рубль никогда не набирал. Нельзя. Лопнешь, – делился секретами общепита Кремля веселый полковник.
Чем занималось КГБ за сорок восемь часов до начала бузы «папенькиных сыночков» в Алма-Ате? Борис рассказывал, их высадилось два самолета с интервалом в два часа. В первые сутки задержанных было сотни. На вторые еще больше. Дети местных баев, начальников складов, рынков, заводов и партийной элиты. И ни одного из семей рабочих, учителей, строителей.
– Мы успели вовремя, – сказал Б.Б.
Сумгаит. – А почему проворонили Сумгаит? – по горячему спрашиваю собеседника.
– Они просили перевести весь контроль за республикой на местное КГБ.
– Клянемся, контроль не потеряем, – твердили чекисты из Баку. Ворковали, умоляли, зубы заговаривали. Из кожи вон лезли больше двух лет. «Ласковым» и «преданным» персам поверили на слово. Свои в доску. Ровно через год началась резня в Сумгаите, затем Карабах.
Лубянку развели, как тех дурех из Нахабино, что насиловали в моей роте азера, подумал я. Разница только в том, что чекисты поверили через два года, а простушки через два-три месяца. Кинутые сыновья и дочери русского народа.
Почему перед ним на коленках ползал Иосиф Кобзон? Певец написал заявление в Совет Министров СССР: его изводят и не дают жить антисемиты. Слова Б.Б.В.:
– Рыл три месяца. Нигде и ничего.
От той истории 1981 года у Бориса осталось перекошенное лицо и пачка визиток певца, отпечатанных в Англии на березовой коре.
– Хочешь? Возьми, сколько надо, – предложил мне полковник.
Я отказался. Такое чувство, что держал в руках грязь. Спустя двадцать лет прочту в Ахметовской «Сегодня» жалобы жены Иосифа Кобзона: нет житья, замучили «недоброжелатели» народного артиста. Обострение. Без фобий нет звезд. А теперь и самой звезды советской эстрады.
Почему Совету Министров СССР пришлось хоронить за казенный счет художника Васильева? Из-за крайней нищеты народного художника РСФСР. Дома перед смертью осталось три рубля. Вдова сама пришла к Борису. И он помог. За это благодарная женщина подарила ему одну из картин мужа. Он ее очень любил и повесил над тахтой, где спал. Берег реки Волги. Мне она не нравилась.
Только потом узнал, чем был славен этот мастер. Он писал портреты вождей и работал над почтовыми марками СССР и многих других стран. Пейзажист из него был никудышный.5 Хотя, если повесить ту картину в зале, она бы выглядела бы совсем иначе.
Чем болела и отчего умерла первая жена Ильи Глазунова?6 Наркотики. Спасти не удалось. Меня он обещал повести к мастеру в гости. Мастерская на Старом Арбате. Но свое слово так и не сдержал. Борис вообще легко всем все обещал и со временем я перестал ему верить.
– Старина, квартиру завещаю тебе! – внимательно смотря мне в глаза, в очередной раз говорит мне полковник.
– Ой, не надо, не надо, Борис Борисович! Квартиру не надо, завещайте мне немецкие альбомы живописи, им цены нет, каждый рублей двести стоит, – в такт его предложению отвечаю ему.
И добавляю:
– И рыцаря, что вы купили в Кишиневе. Мне он будет напоминать о вас.
А про себя; «Ведь вы точно не рыцарь, но может, хотели им стать? Иначе как эта образина за 89 советских рублей очутилась в вашей квартире с бутылкой и сигаретами внутри»?
Тот удивляется (его московская квартира мне не нужна, вот те раз) и тут же обещает; все альбомы после его смерти будут мои.
– Мои? – удивляюсь и киваю ему в такт.
И уже про себя: «Но только если ты их не пропьешь, дорогой Борис Борисыч». И поднимаю очередную резную рюмку с дешевым пойлом из яшмы Кабульской фабрики № 1.
Как и отчего умер Морис Лиепа? От остановки сердца. Тот приехал в Москву выбивать деньги на детскую балетную школу в Риге. Умер прямо на улице. Его привезли в Спецтрамву.7 Дети были на гастролях. Им дали срочные телеграммы. Сын был в США. Дочь в Европе. Но никто из них не захотел приехать, тем более первая жена. Отец и муж давным-давно ушел из семьи. За ту неделю, пока труп валялся в морге Спецтрамвы, его разрисовали зеленкой и расписали нецензурной бранью. Над Лиепой поиздевались всласть. Как над коронованным бомжом. Знай наших! За что, не знаю. Это подлинные факты. Мой брат одно время работал там, его бывшие сослуживцы все ему и рассказали.
Хоть и отрывочная, в шутливой форме преподнесенная информация из первых рук, для обычных советских граждан была недоступна, невозможна и запредельна в те уже былинные времена.
За первый год знакомства с ним я привык ко всевозможного рода историям в цитатах, картинках и биографиях. Б.Б.В. подарил мне книжку, купленную в кремлевском книжном ларьке. Н. Решетовская. В споре со временем. Издательство Агентства печати Новости. 1975 год. Цена – 41 копейка.
Забавная оказалась книга – без указания редактора, сдачи в набор, объема печатных листов, тиража. Да и зачем указывать редактора, когда им оказался новый муж Решетовской (предыдущим был писатель Солженицын). Борис считал нобелевского лауреата завершенным подонком. Он знал о нем такое, чем не знала его первая жена. Но мне не обмолвился и словом о материалах его личного дела.
– Прочти! Поймешь все сам, – устало сказал он, протягивая брошюру.
Прочитал. Итоги развода двух половинок как две капли воды оказались схожими, только судьбы разные. Бывший муж-диссидент настрогал трех сыновей с новой разведенной женой. Плюс ее сын от первого брака. Решетовская ни в чем не уступила Солженицыну: три законных и один гражданский брак. Кровь кубанских и донских казаков.
Полковник с вниманием отнесся к моему желанию служить в КГБ и спросил, чем я занимаюсь сейчас. Ответил.
– Надо доучиться. После все станет ясно, – ответил тот.
Но этим планам не суждено было сбыться.
СССР по-прежнему спал мертвым сном. Первого августа восемьдесят девятого года я отвозил свою тетушку с племянницей в аэропорт города Донецка. Объявили регистрацию и посадку на Кишинев, у тети багаж не поднять плюс ребенок двух лет.
– Я помогу, – беру дитя на руки, сумку и иду без билета через металлоискатель, по пути объясняя беспечному менту, что только до автобуса.
У трапа стюардесса даже не подумала проверить мой билет. Наталья тихо спала. Я нашел место и дождался тетушку с билетом. Мы еще вели предполетный разговор ни о чем, а трап уже откатили.
Прощаюсь, иду на выход.
– Мы взлетаем, –
О проекте
О подписке