Увидев это произведение искусства в синей бархатной коробочке с золотыми кистям Елена не сдержала восхищенного возгласа.

Георгий мысленно поздравил себя с удачным выбором. Это необыкновенное украшение было случайно найдено буквально месяц назад во время ревизии в кладовых Архангельского собора. Было оно как гласила ветхая грамота подарено царевной Софьей холмогорскому епископу Афанасию Любимову – мудрецу и государственному деятелю.

И Синод с чего то решил что его надлежит вернуть в царскую казну – раз оно было личным подарком, а не вкладом в монастырь и не пожертвованием. (А ведь и стащить могли – видать не так уж плохи наши святые отцы)

Пересказав невесте эту историю вкратце Георгий раскрыл ей еще один маленький секрет подарка – оправа изумруда держалась на искусно спрятанном шарнире и нажав на верхний рубин можно было открыть небольшой тайник…

…Георгий, скажите – чем вы мечтаете больше всего? – спросила вдруг Елена перед те как им разойтись по своим комнатам.

Полминуты он промолчал. Что бы ей сказать? Конечно можно сообщить нечто банальное. Например что мечтает прожить с избранницей долгую счастливую жизнь и умереть в глубокой старости в мире и спокойствии, в окружении детей и внуков… И чтобы вдова проводила его в последний путь… Но это будет неправдой – и не потому что он о таком не мечтает… Просто ни одному из его предков по мужской линии со времен Петра I не был дарован такой благостный уход из жизни. Одни умирали насильственной смертью – от рук врагов или даже не без участия близких. Другие просто покинули сей мир сильно раньше времени. Прадед уходил измученный болезнью в дни проигранной войны, и горько пошутил, напутствуя наследника: «Сдаю тебе… команду не в порядке». Дед погиб в седьмом покушении так и не примирившись с родными до конца. Отец в расцвете лет пал жертвой нелепой случайности. И смутное чутье подсказывало, что он не может так пошло обнадежить эту прекрасную юную девушку решившуюся связать с ним жизнь.

– Пройдемте, мадемуазель…

Войдя в кабинет он показал ей груду бумаг, скопившуюся за те дни что он посвятил невесте.

– Вот, мадемуазель Елена… Все это документы, требующие или моего решения или хотя бы знакомства с ними. Вы сейчас пойдете спать, а я еще часа два потрачу на то чтобы хоть немного уменьшить работу на завтра. И я бы очень хотел, чтобы моя супруга стала мне помощницей в делах государства. Царицей, а не просто… женой царя. Ну и понимала что прежде всего я женат на короне – и не укоряла за то что я не могу уделить ей должного внимания. По крайней мере не укоряла слишком часто… – он грустно улыбнулся.

– Я поняла и я… постараюсь… – тихо ответила Елена. В ее глазах он увидел восхищение пополам с сочувствием…

* * *

27 октября 1889 года. Гатчина

Георгий смотрел на доставленное из МВД справку о Ковалевской.

Дама необычная – что сказать?

Дочь генерал-лейтенанта артиллерии Корвин-Круковского и Елизаветы Фёдоровны Шуберт. Дед Ковалевской по матери, генерал от инфантерии Франц Францевич Шуберт, был недюжинным математиком, а его отец – известным астрономом. Родилась в Москве в январе 1850 г. В 1866 году юная Соня Ковалевская ездила впервые за границу, а потом жила в Санкт-Петербурге, где брала уроки математического анализа у доцента Страннолюбского: кровь родственников по матери проявилась в ней особо сильно.

…Поелику женщин в высшие учебные заведения России не принимали, Ковалевская решила продолжить обучение за границей. Однако выдавать женщине заграничный паспорт можно было или с разрешения родителей или мужа. Отец намерений дочери сугубо не одобрял, поэтому она вступила в фиктивный брак с молодым учёным – зоологом и исследователем ископаемых вымерших тварей, Владимиром Онуфриевичем Ковалевским. Правда, Ковалевский довольно быстро всерьез влюбится в свою формальную жену а она в него…

Мда… «сочувствовала революционной борьбе и идеям социализма». Поэтому в апреле 1871 года вместе с мужем приехала в осаждённый Париж, ухаживала за ранеными коммунарами. Позднее принимала участие в спасении из тюрьмы деятеля Парижской коммуны Жаклара, мужа своей сестры-революционерки Анны. Понятно почему о ней столь много знают – агентура издавна следит за всеми причастными к радикализму русским за границей.

Это заставило его глубоко задуматься.

Понятно с точки зрения дочери графа-полуреспубликанца это грех не большой – но будущей императрице России надо бы знать что у нас сии привычки не приветствуются.

Но с другой стороны – молодости определенный радикализм простителен – опять же молодая студентка не с револьвером по баррикадам бегала, а помогала раненным.

Знаменитый усмиритель Польши Николай Михайлович Муравьев был членом тех самых «Союза спасения» и «Союза благоденствия», одним из авторов его устава, и даже был арестован, но по повелению Николая I освобожден с оправдательным аттестатом ибо в мятеже не участвовал. А ведь не кто-нибудь – родной брат основателя «Союза спасения» Александра Муравьева и троюродный – повешенного Сергея Муравьева-Апостола.

Ну и кроме того с тех пор ни в чем подобном Софья Васильевна не участвовала, окончательно и бесповоротно выбрав тихую жизнь и науку. В 1878 году у Ковалевских родилась дочь названная в честь матери. А в 1883 Владимир Онуфриевич застрелился в номере московской гостиницы накануне процесса о банкротстве. Молва винила в этом жену, дескать доведшую его своим тайными изменами до того что он забросил дела. Но вот жандармское управление предположило, что мсье Ковалевский просто запутался в финансовых аферах, к которым приобрел нездоровый вкус.

В 1888 мадам Ковалевская стала лауреатом премии Парижской академии наук, а летом сего года ее труды отмечены премией Шведской академии наук. А осенью Ковалевская избирается членом-корреспондентом на физико-математическом отделении Российской Императорской Академии наук. Что там еще дальше?

Так … научные заслуги…

…Открытие третьего классического случая разрешимости задачи о вращении твёрдого тела вокруг неподвижной точки.

…Доказала существование аналитического (голоморфного) решения задачи Коши для систем дифференциальных уравнений с частными производными, исследовала задачу Лапласа о равновесии кольца Сатурна, получила второе приближение.

…Решила задачу о приведении некоторого класса абелевых интегралов третьего ранга к эллиптическим интегралам. Работает также в области теории потенциала, математической физики, небесной механики.

Мудрено… Ох мудрено! Женщина которая способна во всем этом разобраться вполне достойна титула профессора московского университета!

Что еще? Пробовала себя в литературе – на русском языке опубликованы «Воспоминания о Джордже Эллиоте» («Русская Мысль», 1886, № 6). Ну это не так важно…

В общем это будет подарок не только мадемуазель Орлеанской, но и Московскому университету и без преувеличения – России.

Кстати – Витте у нас математик, а он как раз скоро должен явиться с докладом относительно железнодорожных концессий.

Выслушав Витте и дав пару поручений по поводу доклада, он как бы между прочим спросил

– Кстати, Сергей Юльевич, а что вы думаете о Софье Васильевне Ковалевской?

На лице министра мелькнуло удивление, но тут же исчезло.

– Я думаю что мы в некотором роде с мадам Ковалевской родственные души, – сообщил он.

И глядя на недоумевающего в с вою очередь монарха пояснил.

– Дело в том что между математиками есть двоякого рода люди… Во первых – своего рода жрецы высшей математической мысли; для этого рода математиков цифры и исчисления сами по себе, не имеют никакого значения; их увлекают содержащиеся в них идеи. Одним словом, это математики, если можно так выразиться, – философы от математики. К их числу принадлежит и ваш покорный слуга, – с улыбкой склонил голову Витте. И совсем не случайно госпожа Ковалевская получила звание доктора философии за сугубо математическую работу. Напротив, второй раздел – это математики иного совсем класса, которых философия и идеи не трогают; которые всю суть своей науки видят в исчислениях, цифрах и формулах. Это так сказать исчислители или если угодно – математики-ремесленники. К числу таковых принадлежит например мой коллега по совету министров – господин Вышнеградский. Философы и жрецы – относятся с некоторым презрением к ремесленикам – исчислителям. Ну а в свою очередь математики-исчислители, среди которых есть много и весьма знаменитых, смотрят на философов, как на людей в известной степени «тронутых»… – Витте опять улыбнулся.

– А что вы думаете о приглашении мадам Ковалевской в Россию на преподавательскую вакансию? – перешёл к основному вопросу Георгий.

– На месте господина Танеева я бы не возражал! – ничуть не смутился Витте, и лишних вопросов не задал. Может знал откуда-то уже о разговоре с гостьей? – Я давно признаться отошел от научного сообщества – но насколько знаю Софья Васильевна обладает весьма неортодоксальным мышлением. Я скажу нечто что возможно удивит вас, Ваше Величество, – продолжил Витте. В случае ее избрания на кафедру любого университета ей суждено будет стать источником споров – как связанных с ее полом так и с ее идеями и убеждениями. Но… вместе с тем и огромной пользы! Ибо как бы то ни было, разница между университетом и школою заключается в том, что университет живет свободной наукою. Если же он не живет свободной наукой и свободным идеями, то в таком случае, он не достоин звания университета. Тогда, действительно, лучше уже обратить университет в школу, потому что школа все-таки тогда может давать деятелей с определенным запасом знаний, между тем как университет без свободной науки не даст людей ни с большими знаниями, ни с большим научным развитием. Зато… – Витте как будто на какую то секунду поколебался – даст людей с большими амбициями и без рационального мышления. Во многом тип нашего «нигилиста» ведь порожден университетами эпохи императора Николая Павловича… – Витте встревожено оглядел на царя, но тот благосклонно кивнул, – мол продолжайте.

– Еще раз простите Ваше Величество за сию долгую лекцию… – видимо министр решил что и так сказал довольно.

– Нет – отчего же – весьма любопытно…

Оставшись один Георгий раскрыл блокнот и написал «На завтра. Танеев. Ковалевская».

* * *

30 октября 1889 года

Георгий со всем вниманием погрузился в отчеты подчиненных Дурново касательно впечатлений в свете от помолвки царя и официальные бумаги касающиеся проистекающих из этого возможных перемен обстановки.

Многие ворчали – и неудивительно что большинство из них были остзейцы – фон Гильденбрандт, фон Рихтер, фон Остен-Сакен…

Впрочем не одни немцы.

Вот что говорил некто Бреев, предводитель дворянства – «Франко-русский альянс с вероятностью проистекающий из данного брака этот несчастная ошибка… дружба ястреба с медведем: один – в небесах, другой – в лесах, и оба друг другу ни на что не нужны… Для нас была бы полезнее дружба с Германской империей – дружба каменная, железная… Россия ни в коем случае не должна бороться с Германией, так как Германия – оплот монархизма… По этой, а также по экономическим причинам мы, напротив, должны быть с ней в союзе…»

Какие прекрасные слова – истинные от первого до последнего…

Их бы да Вильгельму в уши!

Петр Оттович Моренгейм, посол во Франции: «не было бы ничего более вредного и опасного, чем дать повод французским радикалам понадеяться на поддержку России». «Помолвка Вашего Величества, – пишет посол, – должна ясно показывать, что симпатии России обращены лишь к Франции консервативной. Мы можем способствовать спасению Франции от себя самой, рассеяв опасные иллюзии…»

А вот меморандум подписанный никем иным как товарищем министра иностранных дел – фон Ламздорфом. С припиской от имени министра. «Ваше Императорское Величество – полагаю было бы всеполезнейше ознакомится»

Назывался документ коротко и сухо «Германо-французские отношения и русская политика в Европе.»

Смысл его был в том что не следует связывать себя формальным союзом; лучше, зарезервировать для себя позицию нейтралитета, чтобы в случае схватки Германии и Франции выступить в роли арбитра.

«Мы, – писал сей государственный муж, – в течение двадцати лет прилагали усилия, чтобы покровительствовать Франции, защищать ее против нападения Германии и способствовать ее восстановлению. Но моральный упадок Франции продолжает усиливаться…Борьба против церкви, стремление к разрушению основ цивилизации таков лозунг радикализма, властвующего над правительством. И безразлично – стоят ли за этим упадком анархисты и сочинители-утописты или такие генералы от авантюры, как Кавеньяк и Буланже. Не было ли бы для нас лучше понемногу изменить свою тактику?.. Столкновение между этими двумя нациями (то есть между немцами и французами) было бы ужасно, но, быть может, закончилось бы победой над разрушительными элементами, развивающимися внутри каждой из них и угрожающими всему цивилизованному обществу в целом! Наше дело сторона. Вместо того, чтобы систематически ссориться с немцами и донкихотствовать в пользу французов, мы должны были бы договориться с немцами о нашем нейтралитете… После этого нам оставалось бы только заниматься нашими собственными делами, предоставив другим устраивать свои дела между собой…». Задумано, что и говорить, хитроумно: одолеть обоих супостатов через «столкновение между двумя нациями» – то есть через войну. Дело хотя бы и «ужасное», – зато будет спасена цивилизация, защитником которой барон Ламздорф видимо почитает себя.

А то куда повернется Германия победив (быстро или за год-другой) Францию ему в голову не приходит? Впрочем – может быть господин тайный советник не столь о цивилизации печется сколь о карьере и просто хочет обратить на себя высочайшее внимание глубиной мысли?

Покачав головой он посмотрел на лежащие на отдельном столике пачкой поздравления с помолвкой от иностранцев. Прежде всего от европейских монархов.

В основном протокольные пожелания счастья и радости за августейшего брата. Хотя есть и одно сопровождаемое стихами – от португальского короля Карлуша I – совсем недавно занявшего трон – его без пяти минут свояка. Мда… известная латинская экспрессия и пылкость чувств. Еще одно довольно длинное и полное благих пожеланий от шведского двора. Георгий вспомнил что у Стокгольма намечаются некие трения с находящейся в унии Норвегией – не иначе заблаговременно стелят соломки дабы заручиться нейтралитетом на случай. Георгий развернул немецкие газеты, пролистал…

Тут понятное дело – господа шокированы и недовольны… Выражают сочувствие Маргарите Прусской лишившейся завидного жениха (хотя никаких серьезных разговоров на эту тему не велось). В фельетоне без подписи поворот России в сторону Франции уподоблен «измене при которой муж порядочной дамы предпочитает ей сифилитичную шлюху»

На развороте «Дер Тагеблад» взгляд его приковала карикатура.

Огромный медведь тащит в постель худосочную русалку в пеньюаре и фригийском колпаке…

Подпись гласила – «Прежде невиданный брак.»

Чтобы ни у кого не осталось сомнений – медведя художник одел в морской китель и бескозырку.

Георгий шумно вздохнул ощутив неподдельную злобу. Вспомнилось – когда русские в 1760 году взял Берлин, генерал Тотлебен приказал публично перепороть прусских газетчиков «за дерзкие выходки противу нашей императрицы в их зловредных изданиях». Определенно урок впрок не пошел – надо было пару повесить…

В более взвешенной «Вельт» выражалось брюзгливое недоумение – собственно, что может дать России брак с представительницей захудалой династии потерявшей уже и всякую надежду вернутся на престол, ради чего отвергнуто обыкновение искать дому Романовых невест среди немецких принцесс?

Он взялся за французские газеты. Особого ликования там тоже не было.

Мол, с одной стороны, конечно лестно что русский царь избрал спутницей жизни француженку – и это может способствовать дальнейшему сближению. Но с другой стороны – мадемуазель Елена родилась и выросла в Англии, отец ее французские дела давно забросил – и в итоге не выйдет ли что Россия опять как при Александре I станет «континентальной шпагой» Лондона? Еще выражалось опасение, что Орлеаны захотят вернуться на престол на русских штыках.

Вспомнив благородную осанку и искреннюю улыбку Луи – Филиппа Георгий покачал головой. Вот уж чего можете не опасаться господа либералы – мало того что этот человек никогда не захочет престола ценой крови соотечественников – так ведь и Георгий не собирается русской кровью облагодетельствовать французов. Раз вам так мила республика – мучайтесь и дальше – пока очередной Буланже подобно Наполеону не разгонит ваше Национальное собрание ротой гренадер. Буланже?? Ай-да тестюшка и ведь ни словечка…

Более его интересовала британская реакция. Она была сдержано протокольной и это само по себе подозрительно – если эти джентльмены молчат, значит, определенно что-то задумали.

Впрочем «Таймс» в «подвале» сдержано похвалила матримониальные планы русского царя.

«Несомненно, этот выбор сделан молодым монархом в наименьшей степени по личному желанию, и за данным решением стоит воля императрицы Марии и видимо также – других членов царствующей семьи. Однако как бы то было, брак с урожденной англичанкой может стать прологом к нахождению длительного прочного компромисса между Британией и Россией, побудив Петербург наконец – то оказаться от несбыточных мечтаний о Константинополе и теплых морях и обратить взор на свои бескрайние восточные границы…»

Ну ясное дело – англичане – что с них взять! Они наверное и новости об улове кильки в Балтике и ценах на молоко в Голландии оценивают с точки зрения пользы для своей империи.

Тут другое важнее… Быть может это статья – намек? Мол, если мы откажемся от стремления к Проливам, Англия не будет возражать, если Россия немного общиплет Китай? Будем иметь ввиду.

Ну ладно – довольно с него этих европейских скандалистов и сочинителей! Скоро должен явиться Танеев с докладом относительно результатов поездки в Московский университет.

* * *

Доктор физико-математических наук, член-корреспондент Российской Императорской Академии наук, г-жа Софья Ковалевская принята профессором математики в Московский Императорский университет.

«Московский листок», 12 ноября 1889 г

* * *

Софья Васильевна Ковалевская (урождённая Корвин-Круковская). (3 января 1850, Москва – 10 февраля 1928, Рим) – русский математик и механик. Жена палеонтолога Владимира Ковалевского. Первая в России и в Северной Европе женщина-профессор и первая в мире преподающая женщина-профессор математики (с 1889 г). С 1889 года член-корреспондент Российской Императорской Академии наук, с 1927 – действительный член. Кавалерственная дама Ордена св. Екатерины II степени.

Словарь Брокгауза и Эфрона в 5 томах. Москва. Изд-во «А. Маркс» Москва. 1930 год

* * *

5 ноября 1889 года. Зимний дворец, Санкт-Петербург

– То есть как отказываются? – уставился Георгий на Танеева. Так прямо и заявили вам в лицо?