В итоге пришли к компромиссу – морем на пароходе до Германии, оттуда в особом вагоне до Вержблово, а там уже на границе пересядут на императорский поезд.

Или вот например – какой гимн играть при встрече? Положим с российским вопросов нет – а французский? «Марсельезу»? Но играть гимн этот при прибытии членов свергнутой революцией династии как-то в высшей степени нелепо. Сыграть дореволюционный французский «Domine, salvum fac regem»? Но как на это посмотрит Париж – тем более посольство Франции выразило живейший интерес к визиту… Гимн Орлеанской династии – «La Parisienne»? Но это тоже революционная песня – таким образом и России конфуз и Франции обида. Помог как ни странно господин Танеев к которому больше для порядка обратилась матушка – мол есть ли какая-нибудь французская мелодия которую можно сыграть вместо гимна?

Сергей Иванович не раздумывая предложил остановиться на «Да здравствует Генрих IV». Песня эта хорошо знакома французам и даже может считаться за неофициальный гимн. Кроме того ее знают русские музыканты – ибо она в обработке великого Чайковского будет звучать в новом балете Императорского театра «Спящая красавица».

На том и порешили.

По окончании приветственной церемонии они уселись в ряд закрытых карет и поехали в Зимний.

– Простите ваше величество – а почему карет так много? – осведомилась вдруг Елена разглядывая улицы по которым двигалась кавалькада…

«Однако – наблюдательная!» Но не говорить же ей что это теперь обычная мера предосторожности при царских выездах – чтобы затруднить господам бомбистам выбор цели.

– Если вдруг в пути сломается какой то из экипажей, пассажиры просто перейдут в другой, – нашел он ответ.

– Это разумно.

В парадной столовой дворца их уже ждал обед.

Лакеи на серебряных подносах поставили на стол запотелые графины с лимонадом для дам, и блюда с пирожными «эклер» вазочки с вареньями; груши, мандарины и кисти винограда.

Для мужчин – грибы, ветчину, и миниатюрные нежинские огурчики, салат «паризьен», канапе «фантази», нежный молочный поросенок. К этому прилагалась водка в графинчиках – на четыре рюмки каждый, и две бутылочки вина: красного и мадеры…

Елена восхитилась свежим фруктами – на что Георгий пояснил что их доставили из дворцовой оранжереи где выращивалось буквально все что душе угодно – от арбузов и дынь, до земляники и клубники, и даже ананасы и апельсины.

– Я бы с интересом посмотрела на ваш оранжереи, – сообщила Елена. Там наверняка много цветов!

– Увы – они за городом – в Павловске… – нашелся Георгий. Погода не располагает к столь долгим загородным прогулкам. Но я могу показать вам мое скромное обиталище.

– Как-только гости отдохнут, сын мой! – сообщила матушка вставая из за стола.

Завтрашним утром когда гости и в самом деле отдохнули и привели себя в порядок после дороги, Георгий на хозяина повел Луи-Филлипа и Елену по Зимнему…

Отец и дочь восхищенно изучал богатые интерьеры, с осторожным восхищением касаясь резного малахита и яшмы, не сдерживая изумленных вздохов при виде огромных ваз которые везли с Урала целый год кружным путем – ибо мало мостов могли выдержать их вес… Отдавали должное скульптурам – «Величие и Изобилие», «Верность и Справедливость», статуи Меркурия и Музы. Изумились когда на вопрос – это итальянская или французская работа сказал что делали русские мастера. Гости изучали обстановку.

Он же внимательно изучал принцессу.

Своим обликом мадемуазель Орлеанская опровергала любимый разночинцами и либералами тезис о полном вырождении аристократии.

Георгий невольно ею залюбовался…

Щеки ее горели здоровым румянцем, темные глаза сияли….

Что-то было в этой девушке в жилах которой смешалась кровь самых древних семейств Европы и множества народов. Что-то такое чего он не замечал ни в знатных придворных дамах – а были среди них весьма красивые («И пожелай он – зашептал вдруг некий ехидный голос и прояви настойчивость – эти аристократки в большинстве стали бы принадлежать ему в первую же ночь!») И уж тем более в матушкиных фрейлинах – милых неглупых и горячих – но по сути всего лишь служанках его потребности. Под одеждой угадывалось крепкое, здоровое тело – наверняка не чуждое плотских страстей.

Он вдруг представил как сожмет это юное изящное тело в объятиях – когда с него будут совлечены все одежды и она останется в костюме праматери Евы… Когда их соединит венец…

Надо бы устыдится подобных мыслей – но что постыдного в том чтобы думать о своей будущей жене как о желанной женщине?

Зимним и эрмитажными коллекциями Елена Орлеанская осталась довольна …

– Жаль что я не смогу видеть «Царь-Пушку» и «Царь – Колокол» – последнее Елена произнесла по-русски с милым акцентом. Они в Москве, а это далеко… – разговор происходил в его кабинете куда они вернулись.

– Постойте, мадемуазель! – вдруг пришла ему в голову нелепая на первый взгляд, но по своему логичная мысль. А почему собственно не сможете? И добавил:

– Вы не слышали, что для русского царя нет ничего невозможного?

И протянул руку к телефону… Дальше все завертелось…

Недоуменное лицо Луи-Филиппа, потом впрочем заявившего что намерен сопроводить дочь в этой поездке – тем более что в Москве никогда не бывал. Несколько обескураженная maman. Беготня слуг торопливо собиравших вещи, а потом бросивших – ибо поездка предполагалась всего на один день. А потом опять собиравших – ибо неприлично появится где то принцессе Орлеанского Дома хотя бы без трех бальных платьев. Стайка фрейлин поднятых матушкой буквально с постели дабы обеспечить достойную свиту принцессе. Напряженный Кауфман куда то звонивший и отбивавший телеграммы…

Подходящий к перрону императорский поезд сияющий ярким светом в отмытых до хрустальной чистоты окнах…

И только когда эшелон понесся сквозь темноту октябрьского вечера Георгий вдруг понял что все это происходит всё – таки на самом деле и он везет свою почти невесту – показывать ей Москву.

Сама Елена впрочем тоже видать от избытка эмоций сообщив что устала отправилась спать в дамский вагон.

А Георгий еще пару часов общался с Луи-Филиппом. Они беседовали на нейтральные темы – принц все больше вспоминал боевые эпизоды своей биографии, да не преминул похвалить Гурко сказав что он отменный министр и мудрый человек.

Потом и он откланялся. Георгий раздевшись – сам без камердинера как привык, лежал без сна.

Сейчас как он знал в этой ночи поднятые по тревоги солдаты оцепляют пути, светя себе фонарями «летучая мышь» или просто факелами из смолья, железнодорожные жандармы грозно рычат на заспанных обходчиков и начальников станций, филеры в штатском блокируют стрелки или занимают места за спинами тех кто должен будет направить поезд на нужный путь – при этом выразительно сунув руку в правый карман…

Сколько народу сейчас не спит ради его каприза? Но если бы отец соблюдал эти меры, введенные было при Александре II…

Георгий вдруг невольно вскочил.

Перед его внутренним взором возникла внезапно жуткая – и до боли яркая и живая картина.

Облетающий осенний лес на каком – то перегоне. Груда разбитых вагонов под насыпью… Серые низкие облака… Серые от ужаса и усталости солдаты выкладывающие в ряд мертвых изувеченных людей. А во главе шеренги покойников два тела – тонкое женское в пропитанной кровью белой амазонке и изломанное, размозженное мужское – в растерзанном флотском мундире…

Минут пять он успокаивался – даже позвонил в звонок – распорядился у камер-фурьера чтобы принесли холодной воды.

Долго с чувством пил.

Это всего лишь морок, ночной кошмар. То чего не может быть – поезд надежен, тормоза исправны, а пути проверены… «Вот наверное и батюшка так думал!» – печально прокомментировал внутренний голос.

Нет – все – спать!!

…Завтрашним утром они с Николаевского вокзала отправились в Кремль – где уже были подготовлены апартаменты…

Елена недоверчиво ходила вокруг знаменитого колокола и не менее знаменитого орудия мастера Андрея Чохова, восхищенно качая головой.

Правда ее батюшка не преминул проворчать что огромные ядра лежащие рядом с орудием к нему отношения не имеют – ибо пушка явно предназначалась для стрельбы каменной картечью и каменными же ядрами – а чугунные бы заставили ствол разорваться.

И добавил что видел как южане пробовали делать такие же огромные пушки из дубовых стволов скрепленных обручами от бочек. Но били те недалеко и всего один – два раза, а бывало их разносило после первого же выстрела – убивая и калеча прислугу…

Затем после обеда хранитель Оружейной палаты Юрий Дмитриевич Филимонов провел царственных гостей по ее залам.

Принцесса подолгу стояла у витрин с драгоценностями о чем то думая – и Георгий вдруг понял – да она же представляет как они будут на ней выглядеть!

Две мамины фрейлины уныло тащились позади – к драгоценностям они привыкли.

А вот Луи-Филипп уделил немало внимания как и полагалось мужчине и опытному воину оружейной коллекции.

Особо выделил одну пищаль – как гласила надпись на табличке – 1615 года.

Пищаль была медная, заряжающаяся с казны с помощью клинового хотя примитивного затвора…

Граф Парижский с видом знатока прокомментировал

– Орудие казнозарядное да еще и нарезное? В те времена? Нет ли ошибки? В Европе такие пушки появились только в конце XVII века.

– Тем не менее это орудие отлито в России и именно в те времена – о чем говорит надпись. Во времена первого царя династии Романовых – Михаила Федоровича.

– Да… весьма странная надпись! – озадаченно посмотрел Луи-Филипп на вьющиеся вдоль ствола латинские литеры.

«Magnus Dominus, et Rex magnus princeps super omnes ursorum Micail Fedjrovitsc». Вульгарная латынь, но разобрать можно – «Великому господину, царю и великому вождю всех медведей Михаилу Федоровичу». Однако…

– Многие историки считают, что это преднамеренная колкость мастера-иностранца, – решил разъяснить загадку Юрий Дмитриевич. Но видимо пушка была отлита и в самом деле при участии иноземца – он просто нетвердо знал латынь. В оригинале должно было быть «великому государю и вождю всех русских» но вместо «руссорум» написали «урсорум».

И добавил.

– По преданию когда ошибка обнаружилась – государь Михаил ничуть не разгневался ибо счел что он и в самом деле правитель не только всех русских, но и всех русских медведей! Елена искренне рассмеялась.

Потом они устроили конную прогулку по Москве – в каретах само собой.

Манеж, Тверская, Трубная площадь, Храм Христа Спасителя, Сухарева башня, Московский императорский университет.

– Это в нем училась мадам Софи Ковалевская? – спросила вдруг Елена.

– Ковалевская? – зачем-то переспросил он.

О ней конечно он слышал и прежде – пусть и как о некоем курьезе – женщина-математик надо же такому быть! Но вот где она училась? Хотя…

– Однако же нет – не в нем! Должен огорчить вас – у нас женщин не принимают в университеты.

У нас во Франции тоже! – вмешался принц Филипп.

– Впрочем – мадемуазель Елена – я признаться обдумывал вопрос о том чтобы сделать госпожу Ковалевскую профессором именно Московского университета – зачем-то сказал он.

– Но это же было бы прекрасно! – восхищенно захлопала девушка в ладоши. Это была бы первая в мире женщина – профессор! Ваше величество – вы должны этого добиться!

– Несомненно! – поддержал Георгий подумал что похоже с него только что стребовали самый необычный подарок какой когда либо кто преподносил нареченной.

В сумерках когда они садились в поезд Елена уже явно клевала носом…

…Вам что-нибудь нужно, государь? – осведомился Кауфман когда поезд тронулся.

– Нет – спасибо – я всем доволен… Хотя день был весьма насыщенный! Я доволен! – повторил он.

«Это может быть глупо звучит господин флигель-адъютант, но я, кажется, влюбился…»

Но вслух этого он не сказал, разумеется…

* * *

Что я – восемнадцатилетняя дочь неудачливого претендента на французский престол знала о стране, куда меня пригласили? Только то что знал обычный европеец того времени. Я знала, что Россией правит царь (tsar). Царь живет в своей резиденции в Санкт-Петербурге – городе, построенном в устье Невы трудом сонма рабов меньше двух сотен лет назад. Владения царя столь обширны, что когда в Варшаве наступала ночь, у Берингова пролива вставало солнце. А между Вислой и Чукоткой простирался целый континент, одна шестая всей суши. Огромные хвойные леса. Освещаемые лучами солнца белые березы. Полноводные реки. За страшным каторжным Уралом – не менее страшная каторжная Сибирь, с ее тайгой и безрадостной тундрой, где не ступала нога человека, и замерзшие берега упираются в торосы и айсберги Северного Ледовитого океана.

Рассеянные по этим просторам, живут сто тридцать миллионов подданных tsar’ya. В это число входят русские, финны, евреи, немцы, грузины, армяне, татары. Одни обитают в провинциальных городах и городишках, и все поголовно ходят молиться в «церкви». (Почему то я не думала что люди иных вер и племен могут иметь свои храмы)

Крестьяне обитают в своих бревенчатых «избах» в деревнях. Это очень холодная страна. В течение полугода там снежная зима и крестьяне сидят в «избах» как медведи в берлогах (я не видела еще тогда живого медведя и они мне смутно представлялись некими чудовищами-людоедами не хуже сказочных огнедышащих драконов).

И сам молодой император Георгий мне виделся таким же загадочным и даже немного страшноватым – как те самые «медведи»…

Елена Филипповна, Вдовствующая Императрица Всероссийская

«Мое жизнеописание»

Издание седьмое, напечатано в Царскосельской типографии. 1969 год.

* * *

25 октября.

Сего дня, в Гатчинском дворец в присутствии Вдовствующей Императрицы Марии Федоровны высочайше объявлено о помолвке Е.И.В. Георгия I и принцессы Елены Орлеанской. Согласно воле Е.И.В и по согласию с невестой, свадьба состоится 16 июня 1890 г.

«Правительственный вестник»

* * *

Георгий поймал себя на том что до конца не может поверить что уже вторые сути как у него есть невеста.

…Эти последние дни перед расставанием были наполнены какой то тихой грустноватой радостью.

С утра они вместе с Еленой гуляли в Гатчинском парке, принцесса кормила белок, уже начавших сереть к зиме наблюдала за лебедями в прудах…

К полудню они возвращались, вместе с Еленой и вдовствующей императрицей пили кофе. Обед был в два часа, после него все расходились отдохнуть.

Потом Георгий и Елена катались в дрожках, по аллеям Царскосельского парка вдоль которых выстроились вековые дубы…

Вечером они ужинали – m-l d'Orléans понравилась малосольная семга и паюсная икра с горячими калачами и сливочным маслом.

А между тем как знал Георгий за кулисами этого чинного спокойствия шла напряженная работа. Ибо на пути всех планов внезапно возникло одно препятствие.

Елена вдруг наотрез отказалась переходить в православие… Как ни удивительно в этой девушке – воспитывавшейся в протестантской Англии и выросшей в вольнодумной семье – но она сперва вежливо и твердо заявила что это невозможно.

– Не то чтобы я была так набожна, – тихо и серьезно пояснила она – но со времен прародителя нашего Гуго Капета ни один из моих предков веру не менял…

Георгий признаться очень огорчился – особенно когда мысленно сравнил Елену с Маргаритой Прусской – вероятной кандидатурой в жены. Потом еще подумал что матушка определенно женит его на ком то из черногорок – те что называется под рукой и уж точно упираться не будут ни по какому поводу.

Но Мария Федоровна и посол Франции вызванный ею как-то сумели уговорить юное создание…

И вот вчера днем матушка сообщила ему что все готово.

– Идите, сын мой и просите руки m-l Елены! – напутствовала она его. И он пошел…

…Император с серьезным лицом вступил в гостиную где его ожидал принц Орлеанский – Мне нужно переговорить с вами, граф, – произнес он… Луи-Филипп, тяжело вздохнув, посмотрел на него. – Я к вашим услугам, государь! – Я хочу просить руки вашей дочери, – произнес как будто прыгая в ледяную прорубь Георгий… – Ваше предложение, это великая честь для меня и моей дочери! – со спокойным достоинством ответил принц Орлеанский и… я принимаю его. Но как бы то ни было – окончательный ответ будет зависеть от нее самой… Он что-то полушепотом бросил камердинеру и тот исчез – чтобы вернутся через полминуты вместе с Еленой. – Дочь моя, – мрачновато и торжественно начал принц Филипп – император всероссийский просит твоей руки. Согласна ли ты принять его предложение? – Я согласна, отец! – кротко ответила Елена. Только вот… Я о перемене веры – никак нельзя иначе? – спросила она. Принц Орлеанский ничего не ответил, но весь его облик выразил решительную невозможность отменить это обстоятельство. – Да будет так! – звонким и твердым голосом произнесла Елена Орлеанская. Я согласна! И Георгий поразился сколько силы и решимости в этих словах прозвучало. – Ваша матушка, с которой мы обсуждали матримониальные обстоятельства непременным условием поставила чтобы свадьба состоялась в течение года после помолвки, – сказал Луи-Филипп. Но я думаю достаточно будет шести-девяти месяцев. – Как ни тяжел мне будет этот срок, отодвигающий мое счастье – но я согласен, – закивал Георгий. В комнату вошла Мария Федоровна – после чего отец и мать благословили жениха и невесту. Потом он целый день ходил, как в дурмане, не вполне сознавая, что собственно с ним произошло… Потом приехали его дядья и совместно с будущим тестем отметили помолвку «честным пирком» – как выразился Николай Николаевич. Впрочем все происходило под негласным надзором вдовствующей императрицы – так что к столу не подали ничего крепче бургундского. После обеда Георгий пошел в гатчинскую церковь и заказал благодарственный молебен…

А вечером Мария Федоровна поднесла нареченной сына подарки. Перстень с большим аквамарином чистой воды, ожерелье из крупных опалов, цепочку-кулон с крупным сапфиром, тонкий ажурный браслет с уральскими изумрудами, и брошь, украшенную александритами. Венцом этого великолепия было жемчужное колье, изготовленное знаменитым придворным ювелиром Фаберже и стоившее как помнил Георгий в четверть миллиона золотом. Поднес свои дары и Георгий – не столь яркие и дорогие, но даже более необычные.

Первым было еще одно изделие Феберже – платиновые браслеты выполненные в редкой технике бриллиантовой огранки и сиявшие множеством огоньков на тысячах полированных граней.

Вторым было старинное османское изделие.

– Его сделали в позапрошлом веке во времена султана Мурада Четвертого, – пояснил он. Это было украшение для тюрбана, отлично, как подтвердила Мария Федоровна выглядящее на шляпке. Делал его воистину искуснейший мастер – драгоценные камни были безупречно отшлифованы, оправа была самой тонкой работы и покрыта эмалью чистого и яркого цвета, несмотря на прошедшие два с лишним столетия. Чистые и холодные, индийские алмазы, красные бадахшанские рубины, светло-розовые бирманские турмалины… А главным камнем мастер выбрал изумруд с голубиное яйцо, глубокого зеленого цвета, отшлифованный мелкими гранями…