– Я тебя познакомлю с моим банкиром, вполне приличный парень оказался. Он и про обучение расскажет, и с покупкой дома поможет, если что. Мне нужно будет недели на три уехать, как только мы переедем. А когда вернусь – полетим путешествовать. Надолго. Надо только будет маршрут продумать, а то мы так много где не бывали.

Кофе и мой монотонный голос, казалось, сотворили чудо из тех, что в жизни даются лишь дважды, как зубы. Надя внимательно посмотрела на меня и снова кивнула. И тут опять зазвонил телефон. «Мама», – сообщил экран.

– Дима! Спасибо! Какая чудесная машина! Мне Миша все объяснил, я даже проехала несколько раз вокруг дома сама! Там такая штучка есть, ты не поверишь! – перебить маму в таком состоянии вряд ли сможет даже система залпового огня. Поэтому я молча слушал, не имея представления, ни кто такой Миша, ни что за штучка там у него есть. До этого мама ездила на отечественном автопроме, «семерка» осталась еще от отца. Поэтому удивить ее могло все, что угодно, включая электростеклоподъёмник.

– Она уже с номерами, Дима, и даже в ГАИ ехать не надо! И налоги, Миша сказал, вперед на пять лет уже оплачены! Там даже Радио Ретро есть! – нашему человеку старой закалки, такому, как моя мама, для счастья надо немного. Минимум внимания государственных органов и служб и немного музыки для души. И чтобы бесплатно, – только вот в страховку Петя не вписан почему-то.

– Петя в страховку не вписан, потому что машина это твоя, а не Петина. И ездить на ней будет не Петя, а ты, – не выдержав, влез я в поток сознания.

– Чойта не буду-то? – раздался голос брата, в котором было слышно сразу все: и бессонная бурная ночь, и раннее пробуждение, и юношеский максимализм, и пролетарская ненависть. А мама любит включать громкую связь, не предупреждая. Вроде, чтобы потом не пересказывать разговор, и потому что в любом случае с нее взятки гладки.

– Ну, во-первых, потому что ты спохмела капитально, судя по голосу. Во-вторых, потому что это малолитражный французский автомобиль для пенсионеров. И в-третьих потому, что подарил я его маме. Она учила тебя в чужие игрушки не играть? – вот тут бы Зяма Фрейд и прочие Юнги с Адлерами начали бы мне рассказывать про личные границы, деликатность, такт и прочую психическую муру. И про то, что злюсь я на братика потому, что мне кажется, что его родители любили больше, чем меня. А я бы их всех послал… в Венскую филармонию. Потому что совершенно уверен, что родители своих детей любят или не любят одинаково. И то, что один вырастает работящим и терпеливым, а второй ждет, когда в клювик все упадет само, и сильно возмущается, если не падает или падает, но не то, больше зависит от ребенка, чем от родителя. Особенно, если ребеночку больше четверти века от роду.

– А мне чо, пешком ходить? – не унимался младший.

– Можешь на автобусе кататься. На лыжах тоже. А можешь починить в конце концов «семерку» и забрать ее себе. Подварить пороги и разобраться с проводкой не так сложно, – это был вечный разговор. Когда что-то нужно было сделать, родители говорили нам. Петя всегда воодушевленно соглашался: «да, конечно, обязательно!». И ничего не делал. Дима молча шел делать и за себя, и за Петю. Видимо, на четвертом десятке Диме надоело, и даже многие поколения терпеливых предков-белорусов уже ничего не могли поделать. В трубке что-то хлопнуло.

– Дима, ну зачем ты так с ним? Он обиделся. Ничего же не случится, если он покатается на машине? Я сама оформлю ему страховку, – мамы всегда любят своих детей.

– Надоело, мам. Насчет «ничего не случится» – вспомни, кто все три последние раза разбивал, мял или царапал твою «семерку»? И кто потом ее чинил, тоже вспомни. Поэтому если я узнаю, что в страховку вписан кто-то, кроме тебя – машина уедет обратно в магазин.

– А что же ему делать? – драматизм в мамином голосе нарастал. Меня это всегда смущало, печалило, еще как-то выводило из равновесия. Но, похоже, за последние сутки произошло что-то такое, от чего все-таки начали вырабатываться те самые новые нейронные цепочки. Одна из них отвечала, видимо, за то, чтобы не выходить из себя по пустякам. Вторая – за отнесение в разряд пустяков кучу того, что до этого виделось исключительно важным и неотложным.

– А что хочет, то пусть и делает. Гулять до утра и спать до обеда – пожалуйста. Драться и ночевать в ГОМе – ради Бога. Починить машину, устроиться на работу и слезть с твоей шеи – тоже вариант. Ему 25 лет, мам. Пусть думает и делает сам. Про страховку не забудь. Все, пора мне, всем привет! – я завершил вызов.

– Ты никогда так раньше с ними не говорил, Дим, – Надя смотрела на меня со смесью удивления и уважения.

– Я много чего раньше не делал, родная. А стоило бы. Вот теперь начал. И мне пока все нравится. А ты присматривай за мной и говори сразу, если что не так.

Взяв снова телефон, я набрал номер, добавленный вчера. Тот самый, за который мне могли бы дать неприлично много денег. Или уже прилично? В любом случае, ждать бестолку. Вопросы сами себя не решат. И только набрав номер я подумал, что звонить в половине одиннадцатого в субботу – просто хамство. Но сбрасывать вызов было поздно, первый гудок уже осуждающе мычал мне в ухо. Ладно, жду по правилам пятого и отключаюсь. Сразу за третьим сигналом трубка сказала чуть хриплым, но точно не заспанным голосом:

– Слушаю Вас.

– Доброе утро, Артём – ну, со своей стороны я был честен: у меня-то оно точно доброе.

– Не исключаю такой возможности, – да ладно, культурный и с юмором?

– Меня зовут Дмитрий Волков, Ваш номер мне дал Михаил Иванович.

– Да, Дмитрий, здравствуйте. Со вчерашнего вечера жду Вашего звонка. Вы, видимо, очень выдержанный человек. У Вас белорусов в роду не было? – голос оставался таким же, спокойным, низким и хрипловатым.

– Были, Артём. Мы сможем обсудить мою генеалогию при встрече? – какой-то я неожиданно деловой и прямолинейный сегодня с утра. К чему бы это?

– Разумеется. Сможете подъехать к половине первого? – не один я тут деловой.

– Да, смогу. К Вам вход со двора или со стороны улицы? – на визитке был только номер дома, а это в Москве считай что ничего не значит.

– Со двора. Там будет припаркован красный Хаммер, за ним дверь, как в трансформаторной будке. Нажмите на средний треугольник. До встречи, Дмитрий, – Артем повесил трубку. Лаконичный и ироничный. Пока мне всё нравится.

Так, до Таганки мне чуть меньше часа на метро, а до метро еще дойти надо. Времени не то чтобы впритык, но и запас небольшой. Хорошо, что уже одетый сижу. Посоветовал Наде покататься, когда Антон встанет, чтобы привыкнуть к обновке. И попросил прислать список, если нужно что-то купить – всегда так делаю. Обнял и поцеловал жену, дочку от машинки оторвать не смог, поэтому звонко чмокнул промеж бантов в макушку и вышел из квартиры.

Основательно нарядная компания у клумбы на меня никак не отреагировала. Они уже в принципе слабо реагировали на внешние раздражители. Двое так вовсе спали сидя. Нервная у них жизнь, напряженная. Скоро появятся их подруги. Половина будет с криками тащить своих по домам, а вторая половина усядется рядом. К вечеру различить можно будет только некоторых, по длине волос.

Пришло сообщение от мамы. «Дима, ты был не прав!». Раньше я перезванивал и пытался объяснить, почему прав был именно я. Потом отбивал в ответ: «Я так не считаю». А не так давно просто перестал реагировать. В меню появился значок напротив абонента «Родная». Там было следующее: «Еще раз спасибо за подарок! Поедем в центр, могу забрать, скажи где?». Был бы я параноиком – точно решил, что ревнует и хочет выследить. А так – просто улыбнулся и отбил в ответ: «Таганка, освобожусь ближе к трем, наберу».

В 12:10 я вылез из-под земли, осмотрелся и пошел в сторону бледно-зеленого дома, который был похож чем-то на торговый кнорр: невысокий, приземистый, выползающий носом на Таганскую площадь. Обойдя этот нос справа, зашел во двор. Точнее даже не двор, а какой-то узкий проулок, заставленный машинами. Я огляделся и обалдел. До этого мне встречались, конечно, Хаммеры: прожорливые чудища, которые надо было, по моему твердому убеждению, покупать вместе с автозаправочной станцией или парой бензовозов. Но то были или Х2, или коротышки Х3. Тут же стоял монстр. Х1, который, вроде, от военного Хамви отличается только отделкой салона и тем, что крепления для пулеметов на нем пустые. Огромная ярко-алая дура на зубастых колесах, кузов пикап с двойной кабиной, причем грузовой отсек пикапа закрыт каким-то модным кунгом. Судя по размерам, там могла быть ванна с джакузи. Или ракетная установка, что вероятнее. За Х1 стояла натуральная трансформаторная будка, практически незаметная на его фоне. Небрежно оштукатуренные стены, односкатная крыша, похожая на приплюснутую кепку, и дверь, явно не единожды крашеная, причем даже не валиком – кистью. Из-под вздувшейся кое-где краски проглядывали более ранние образы двери: она была и темно-красной, и синей и грязно-зеленой. Сейчас – серая. На уровне глаз – три ярко-желтых треугольника. На левом – молния с подписью: «Опасность поражения электрическим током!». На правом – со «Стой, высокое напряжение!». Центральный был вписан в красно-белый прямоугольник, по центру, для неграмотных, видимо, был нарисован скалящийся череп, пробитый молнией. Для тех, кто не понимал картинок, дублировалось буквами: «Не влезай! Убьет!». Лучше спрятать вход в тайный офис и придумать было нельзя. Я подошел и надавил прямо на череп. Раздалось негромкое гудение, дверь почти бесшумно сдвинулась в сторону, а я шагнул внутрь.

За спиной дверь закрылась с каким-то всхлипом, отрезав меня от города и солнечного света. Я думал, тут хоть лампочка какая-то есть, но нет, лишь непроглядная темнота. Причем, судя по тому, что машин и других звуков столицы слышно не было – тут и звукоизоляция была, притом отличная. Вдруг будка чуть вздрогнула и поехала под землю вместе со мной. Это было, деликатно говоря, крайне неожиданно. За стены я не схватился только потому, что движение было ровным, без рывков, и недолгим. На гнусавом домашнем лифте я за это время вряд ли проехал бы больше двух этажей. Но тут, после краткой остановки, будка поехала назад. Не вверх обратно, а именно назад – я чувствовал, что движусь вперед спиной. Чуть дольше, но тоже особенно испугаться я не успел. Когда после паузы будка поехала вверх – я даже, кажется, слегка заскучал. Вверх ехали дольше всего, по моим подсчетам, на высоту четвертого-пятого этажа. Очередная остановка – и вместо новой смены направления движения передо мной отъехала стена. В глаза ударил яркий солнечный свет из окон напротив. Но убил не он. По правую руку в ставшей внезапно светлой кабине стояла фигура. Судя по двум парам рук, верхняя из которых была сложена на груди, а в нижней были сжаты два коротких меча, это был хван – представитель расы четырехруких наемных убийц с Алтая. Про них я читал в той же серии книг, что и про Артема Головина. Красиво, тонко сделано. И статуя выполнена очень реалистично. Если бы у нее сейчас открылись глаза – я, пожалуй, вышел бы в закрытую заднюю стену будки. Ну точно попытался бы, как пить дать.

– Дмитрий, добрый день! Для столицы Вы потрясающе пунктуальны, – послышался знакомый голос с хрипотцой, и, хвала Богам, не от статуи. Пройдя мимо нее я попал в большой светлый кабинет. Из-за стола ко мне навстречу поднялся крепкий загорелый русоволосый мужчина примерно моего возраста. Его серые глаза были чуть прищурены, но не насмешливо, а как-то так специально, для особенного пристального взгляда. Я шагнул в его сторону. И тут заметил в окне за его спиной церковь с пятеркой темных куполов. За ней виднелась высотка Котельнической набережной. Желая развеять странное дежа вю я посмотрел направо. Там была фотография – в пасти какого-то чудища, похожего на ската, только размером, кажется, с торец пятиэтажки, улыбалась группа рыбаков. Я моргнул, сглотнул и глубоко вздохнул поочередно. Подошедший Артем подал мне руку, которую я пожал, даже не задумываясь, а не влажная ли у меня ладонь. Хорошо, что я вообще вспомнил, где у меня руки и как надо разговаривать:

– Рад познакомиться, Артем. Скажите, а чей череп у Вас на столе?

– А… Вы бывали здесь раньше? – в жизни не думал, что смогу когда-нибудь удивить книжного персонажа у него же в гостях.