Все персонажи являются вымышленными

и любое совпадение с реально живущими

или когда-либо жившими людьми случайно.

Посвящаю моей маме: Анеле Феликсовне.

Предисловие

Весною, в предрассветный час, произошло небывалое в здешних местах событие. В клочья разрывая зыбкую тишину, в безоблачных южноуральских небесах пушечным громом прокатился далекий грохот, словно вестник судьбы. Звуки плыли в холодном и прозрачном воздухе над тихой излучиной уральской реки Вельки, над непроглядно-черным лабиринтом пятиэтажек и частных домов пока не затихли в невообразимой дали, на противоположном краю Вселенной.

Уличные фонари погрузили мир во тьму, спустя секунду вновь загорелись, отобрав у ночи улицы, обрамленные серыми квадратами стареньких панелек. В тот же миг небо полыхнуло, заплясали в холодном буйстве красок розовые, сиреневые, желтые сполохи. Тьма сбежала. В мельтешении теней и стробоскопических вспышек, расцвечивающих дома, замерзшие ночью лужи и степь в тревожные краски, Южный Урал посетило грандиозное и завораживающее красотой зрелище – северное сияние. Стаи ворон, испуганно крича, взлетели с по-зимнему голых деревьев, завели дикий хоровод над спящими домами. Ветер донес из частной застройки далекий собачий лай. В пятиэтажках вспыхнули окна. Но в целом город не обратил на всю эту чертовщину внимания, он спал, только из полуподвального помещения с вывеской сбоку от дверей: «Муниципальное управление ГОЧС» выскочил дежурный с телефонной трубкой в руке, вскинул лицо к небу.

Что это? Откуда? Несколько минут он то озадаченно озирался по сторонам, пытаясь понять, откуда был грохот, не взорвалось ли чего, то подымал лицо к бешеному танцу разноцветных сполохов. Телефон, который в случае происшествия разрывался от звонков, загадочно молчал. Постепенно все успокоилось: зарево в небе исчезло; окна в пятиэтажках погасли, они вновь погрузились в безмятежный сон, только где-то все еще брехали перепуганные собаки и шелестел запутавшийся в ветвях ветер. Дежурный пожал плечами и пошарил в кармане, закурил. Огонек папиросы, то вспыхивая, то почти угасая, светился во тьме красным угольком. Потушив окурок об бетонную стену, бросил в урну, а спустился назад. Он даже не предполагал, что остаток ночи будут сыпаться сообщения об авариях на ЛЭП, оптоволоконных линиях связи, соединяющих город с областным центром, на ГРЭС и до утра будут трудиться аварийные бригады, и только к шести часам удаленные районы запитают от городской электростанции, а связь с окружающим миром так и не наладится.

Глава 1

Этот день начался как обычно. Иван Савелович еще не знал, что природа ли, Всевышний ли, но его судьба и судьбы соседей и вовсе незнакомых людей были исчислены, взвешены и найдены слишком легкими…

Сквозь щелки в шторах в кухню струила холодная предутренняя тьма. Ночью спал плохо, ныл желудок – мучил застарелый гастрит. Лекарства не помогли. А под утро на улице бахнуло и сон ушел окончательно. Рассудив, что смысла пытаться уснуть уже нет, накинул любимый махровый халат и просидел на кухне за кроссвордом пока за окном темнота не сменилась предутренним сумраком. Так что день начал со скверным настроением и гудящей головой. Наскоро умылся и, перекусив извлеченными из старенького холодильника остатками ужина, угрюмо поплелся в гараж.

Ключ провернулся в замке зажигания, видавшие виды жигуленок приветственно зарычал. Дожидаясь пока разогреется двигатель, вышел из гаража. Желтый, таинственный свет уличных фонарей отражался от покрытых хрустким льдом лужиц. Горизонт на востоке потихоньку розовел. Весенний город был грязен и неуютен – в тени гаражей еще таились черные от пыли сугробы, стылый ветер пробирал до костей; в воздухе плыли холодные запахи весны и сырости. Запахнув получше потертую куртку, облокотился на железную стенку гаража. Темные грубые руки, в которые, казалось, навечно въелась стальная окалина, вытащили сигаретную пачку. Дымок поплыл к рассветному небу. Зевнув, посетовал про себя: «Чертова баба, не могла на попозже купить билет на самолет! Сама дрыхнет, а мне вставай ни свет, ни заря!» Иван Савелович шестой год как получал заслуженную пенсию металлурга и успел забыть, каково это, вставать с утра на работу, а тут жена с ее дурацкой поездкой в гости к сыну. Навестить сына и внуков он сам не прочь, но зачем брать такой ранний рейс? Чертова экономка взяла самые дешевые билеты!

Старенькая машина, проскрипев подвеской, втиснулась в поворот. «Вернемся, надо посмотреть, подкрутить!» – привычно отметил про себя Иван Савелович. Ремонтировать машину, как и делать другую мужскую работу он предпочитал собственными руками. Сила в них, слава богу, еще была, да и росли они с нужного места. А тратить деньги на всякие шарашки – станции технического обслуживания… баловство это. Машина остановилась. Жена, в лучшем парадно-разъездном наряде, поджидала у крыльца подъезда, нетерпеливо перебирая в руках ремень сумочки. Иван Савелович вышел из автомобиля, ткнулся губами в щеку, от которой разило приторно сладкими духами, царапнул небритым подбородком. Супруга оценивающе глянула мужу в лицо:

– А ты небритый! – сказала с упреком.

– Мужчины всегда с утра небритые, – проворчал Иван Савелович и закинул тяжелую сумку в багажник, – Некогда было.

Старик устроился на водительское место. И так день не задался, а еще эта лезет с глупостями. Женщина обидчиво поджала ярко-алые, как у вампиров в ужастиках, губы.

– Мог бы и побриться, хотя бы ради меня!

Иван Савелович благоразумно промолчал, а супруга забралась на заднее сидение, хлопнула дверь. «Курлы-курлы» – послышался с небес крик перелетных птиц. Машина неторопливо тронулась, а мужчина, не поворачиваясь, проворчал:

– Ага! Счас! Только шнурки поглажу!

Жена фыркнула, но не стала с утра нагнетать атмосферу. Из дамской сумочки появился телефон, женщина уткнулась в экран. Но вскоре и это надоело. Задвинув шторку со своей стороны, откинулась на сидение и прикрыла глаза. Старик включил магнитофон, забытый певец проникновенно пел о любви до гроба:

И было ей семьдесят шесть,

когда ее самой не стало.

Нет, не страшила ее смерть,

скорей, она о ней мечтала:

бывало, знаете ли, сядет у окна,

и смотрит-смотрит-смотрит в небо синее -

дескать, когда умру, я встречу его там…

Старик покосился на супругу, поморщился и сделал звук потише. Промелькнули мимо последние спящие пятиэтажки, с обеих сторон тянулись заборы, за ними кирпичные дома частного сектора. Через несколько минут машина вырвалась на ведущее к областному центру шоссе и прибавила скорость. Супруга Ивана Савеловича успела мирно задремать, когда пронзительно заскрипели тормоза, машина резко остановилась, двигатель заглох. Силой инерцией женщину толкнуло вперед, она едва не ударилась лбом о спинку.

– Ты что? – взвизгнула. – Смерти моей хочешь? Кто так останавливается?

Несколько мгновений Иван Савелович напряженно вглядывался в лобовое стекло, затем повернулся к жене и ткнул пальцем вперед:

– Смотри!

Яркий свет фар освещал невозможную картину – впереди вместо федеральной трассы голая степь. Резкие тени от сухого ковыля, блестят грязные весенние сугробы. И тишина, про которую не хотелось думать: гробовая.

Женщина пораженно охнула, бледность покрыла лицо. Повернулась. В десятке метров позади в свете двух шеренг ярких фонарей блестел мокрый асфальт. Контраст между цивилизованным шоссе и дикой степью такой разительный, что в голове женщины заметались панические мысли. «Да нет, это же… Да как же это может… Мы сто раз проезжали здесь!»

– А где… дорога? Почему мы едем по полю? – голос женщины дрогнул.

– А я откуда знаю! – проворчал мужчина, покраснев, словно вареный рак. – Сам ничего не понимаю!

Женщина побледнела от злости. Завез ее неведомо куда и еще оправдывается! Губы стиснула в алую ниточку.

– Ты куда меня завез, старый черт! Я что, по твоей милости должна опоздать на самолет? – с жаром накинулась на мужа.

– Да ты что! Я…

Женщина схватила дамскую сумочку и, изо всех сил размахнувшись, треснула по голове недотепу. Если бы мужчина в последний момент не прикрылся рукой, хорошая шишка была ему обеспечена.

– Ай! – тоненько вскрикнул.

– Вези меня в аэропорт! – супруга отчаянно взвизгнула.

– Ты чего? С ума сошла? Я тебя вез, а потом дорога вдруг исчезла!

– Где дорога? – жена взревела иерихонской трубой, не обращая внимания на попытки супруга оправдаться, – Ищи ее, старый черт!

Иван Савелович крякнул от досады. «Чертова баба», – подумал в который раз за утро, но помня о нраве жены, спорить не решился. Украдкой потер предплечье, провернул ключ зажигания. Машина негромко загудела, осторожно объезжая нерастаявшие сугробы, потихоньку двинулась по бездорожью весенней степи. Спустя несколько минут даже супруге Ивана Савеловича стало понятно, что таким образом они никуда не приедут, зато рискуют заблудиться, и нужно возвращаться на шоссе. Женщина уже хотела сказать об этом супругу, когда неяркий свете фар высветил странную фигуру: бабая (старик-южноуральский диалект русского языка) на невысоком лохматом коне в рваном сером халате и с сморщенным, как печеный картофель, лицом. Руки сжимали туго натянутый лук.

«О прохожий! Спрошу дорогу», – Иван Савелович подъехал поближе и затормозил. Лошадь пугливо попятилась, а старик испуганно взвизгнул и прокричал что-то непонятное. Пронзительно тренькнула спускаемая тетива. Жалобно дзинькнуло. На переднем стекле автомобиля появилось круглое отверстие, с густой сеточкой трещин вокруг, пронзительно свистнуло мимо водителя и, словно крапивой, обожгло кисти рук.

Позади раздался женский крик ужаса и боли. Мужчина не всегда был подкаблучником, покорно принимающим тумаки. Когда-то был горяч и скор на расправу с обидчиками и на память о юности и армейской молодости на лбу и груди остались белые полоски шрамов. Лихая юность давно прошла, но, где-то глубоко в душе еще прятался прежний: бесшабашный и скорый на ответку Ванька. Тело среагировало самостоятельно. Нога яростно нажала на педаль. Жилистые, красные руки металлурга с двадцатипятилетним стажем, переключили передачу и газу! Сердце сумасшедше стучало в груди, а в голове билась единственная мысль: «Только бы автомобиль не заглох и не въехал в яму!». А еще он не понимал, откуда в двадцать первом веке убийца со средневековым оружием? Урал не дикая Африка, где до сих пор пользуются стрелами. В этом было нечто мистическое, невозможное в обычной жизни.

Машина, словно подстреленная антилопа, скакнула назад и помчала задом, с каждой секундой набирая скорость. Вновь вжикнуло над ухом, опалило его как огнем. Мужчина скосил взгляд. Вплотную к голове трепетало оперение стрелы, глубоко впившейся в кресло. Надрывный крик на заднем сидении стал потише, перешел в полный страдания прерывистый стон.

Крутому повороту мог бы позавидовать Шумахер. Автомобиль почти на месте развернулся и на полном газу понесся назад. Старик на лошади пропал из виду, а позади наступило зловещее молчание. Мужчина скосил настороженный взгляд на зеркало заднего вида, женщины не видно. Тогда рискнул на секунду повернуться. Жена, с закрытыми глазами, сползла по сидению вниз, из живота торчало короткое древко с оперением, на пальто вокруг расплывалось темное пятно, и лишь едва заметно вздымающаяся грудь подтверждала, что она жива. Сердце в груди мужчины словно остановилось, он вздрогнул. «Умирает! Она умирает! Этот гад подстрелил ее!» – в отчаянной панике думал мужчина. «Откуда он появился, этот сраный Робин Гуд? Не уберег голубку!» – бились в черепе бессвязные отрывки мыслей. Только сейчас старик понял, как супруга дорога ему и что любит ее так же, как и тридцать лет тому назад. Именно поэтому спускал все капризы. Слезы жалости выступили на глаза, торопливо смахнул их рукой. Первым побуждением было остановить машину и оказать жене первую помощь, но тут пришла мысль, что, возможно, убийца догоняет их. Тогда вместо того, помощи погубит любимую. Лицо старика ожесточилось, паника, которой Иван Савелович едва не поддался, отступила.

Ничем другим, кроме божьего промысла, то, что он не заблудился и нашел шоссе, объяснить невозможно. Старик мчался так, как еще никогда в жизни. Встречный ветер из разбитого лобового стекла ярился, рвал одежду, наотмашь стегал лицо. Плечи вдруг задергались, странные корчи потрясали тело, он плакал, дергая головой, без слез, беззвучно.

Считанные минуты бешенной гонки и показались огни придорожных фонарей. Взвизгнули тормоза, машина пошла юзом, но каким-то чудом удержалась на асфальте. Старик с аптечкой в руках выскочил на дорогу, рванул заднюю дверь. От увиденного по спине зазмеила ледяная струйка пота, руки затряслись. Женщина была без сознания, но жива – все так же едва заметно вздымалась грудь. Стрела пробила тело насквозь и глубоко вошла в сидение. Иван Савелович с ужасом понял – «Если сдвину стрелу, то могу ее убить, я же не доктор! Быстрее в больницу, там помогут!».

В мгновение ока мужчина постарел на десяток лет, лицо осунулось, морщины стали глубже и заметнее. Иван Савелович запрыгнул в машину, автомобиль обезумевшей птицей рванул с места.

На въезде в город, за кустами, таился бело-синий патрульный автомобиль ГИБДД, рядом лучился довольствием толстый гаишник с поднятой полосатой палкой в руке – предвкушал от автолихача законный куш. Не доезжая несколько шагов, автомобиль, неистова скрипя тормозами, остановился. Посредине узкого конуса чистого лобового стекла, прорезанного ручными дворниками, дыра, за рулем – смертельно бледный старик с окровавленными руками, кровь капала на руль с разорванного уха. Физиономия полицейского удивленно вытянулось, а рука торопливо залапала кобуру. Хлопнула дверь, Иван Савелович, выскочил из машины. Захлебываясь собственным криком, проорал:

– Моя жена, она умирает! – и кинулся открывать к задней дверце автомобиля.

***

Пробуждение было резким и тревожным, но ничего не предвещало предстоящих фантастических событий.

«Шшш» – громогласно зашипело разозленной гадюкой. Александр Петелин Вздрогнул и с трудом открыл глаза, непонимающий взгляд уперся в низкий белый потолок. «Где я?» Спустя миг пришло понимание, дома. Квартиру он снимал в небольшой двушке в «брежневке» в 16 микрорайоне пополам с приятелем-летчиком. Приподнялся. В маленькой комнате с трудом разгонял полумрак светящийся экран телевизора – он и свистел, блеклый свет едва пробивался сквозь плотные занавески. На стене – фотографии «псов войны» – молодцов с квадратными челюстями в беретах, в руках автоматы и гранатометы. Взгляд упал на стол, где на фотографии в деревянной рамке улыбалась Оля, или как он называл ее ласково Олененок, рядом фото родителей, они молодые и отец еще жив. Александр познакомился с девушкой в ноябре прошлого года в небольшом кафе, где Оля в обществе подружек праздновала день рождения. Бледное лицо с ярко-алыми губами в обрамлении радикально черных волос, она сразу приковала жадный мужской взгляд. По прошествии полугода дело уверенно шло к свадьбе, по крайней мере, предложение супового набора (руки и сердца), приняли благосклонно.

Губы расплылись в беспечной и чуть-чуть сонной улыбке, какая, казалось, никогда не сходила с лица.

Рука торопливо зашарила по тумбочке, на пол спланировало вскрытое письмо. Мать писала, что у них все хорошо: сестренка готовится поступать в институт и интересовалась, когда приедет в отпуск? Александр чертыхнулся. Наконец пальцы нащупали среди царившего на тумбочке бардака дистанционник. Прошелся по всем каналам. Один белый фон. Хмыкнул удивленно, месяца два тому назад на ретрансляторной вышке проводили профилактику, но даже тогда почти половина российских каналов и оба казахских работали, выключил телевизор и протяжно зевнул. «Черт! Спать как охота!» Вчера до двенадцати с Олененком зажигал в кафешке. Домой добрался поздно, и, когда улегся спать, часы показывали ближе к двум ночи.

Поднялся с кровати, по курсантской привычке, за почти год офицерской службы не успел от нее избавиться, сразу застелил одеяло и открыл окно. Вместе с бодрящей, весенней свежестью, пропитанной пряным запахом набухающих почек, в комнату проник заунывный колокольный звон – в церкви неподалеку началась служба. За мутноватым после зимы окном над обшарпанными пятиэтажками неторопливо подымалось алое, словно губы любимой женщины, весеннее солнце. Поднял с пола письмо и, прихватив мобильный, поплелся в ванную. Время – без десяти семь утра. Впритык умыться, позавтракать и добраться до части.