Глава 2

Весна 1689 года. Северная граница Навахо-нейшен «Нации навахо», крупнейшей индейской резервации США, в которой проживает народ навахо. Белых на этой обширной территории, площадью 67 тысяч км² на северо-востоке штата Аризона, юго-востоке штата Юта и северо-западе штата Нью-Мексико, почти нет хотя полукровок хватает. Нет и негров и латинос. Только индейцы навахо и совсем немного хопи, пайютов.

Забытый индейскими богами городок приткнулся вдоль отличного двухрядного нighway, построенного федеральным Бюро по делам индейцев. Благодеянием это навахо не считали, правительство обязалось платить им за отобранную землю – так записано в договорах между индейскими племенами и США. К тому же денег на это выделялось по мнению индейцев слишком мало. На бесплодном, покрытом лишь колючкой песчаном плоскогорье вдоль раскалившегося под яростным майским солнцем асфальта нighway выстроилось десятка полтора бревенчатых домишек в стиле Дикого Запада и, сборных домов из фанеры, несколько лавок, пивная, бензозаправочная станция и небольшой кемпинг для туристов: деревянный дом с резной верандой, несколько хозяйственных построек, амбар с просевшей крышей. Для остальных штатов совсем небольшое поселение, но для резервации это крупный населенный пункт. Навахо, составляющие большинство жителей резервации, предпочитали жить минимум в паре километров от соплеменников. Раскачивались на ветру чахлые деревья, безуспешно пытаясь укрыться от яростного солнца. Однообразный и унылый вид немного оживляли вздымавшиеся вдали странного красноватого цвета скалы, которым дующие тысячелетиями ветра придали совершенно фантастические формы. Именно в этих экзотических местах в 20 веке снимали знаменитый фильм «Золото Макены». Туристов в городке угощали чертовски вкусным жаренным на углях мясом, очень напоминающим шашлык, подававшимся на специальной «тарелке» из свежевыпеченного хлеба по-навахски, внешне похожего на пончик. Только спиртного там не продавали. Индейцы очень быстро спиваются и во всех резервациях действовал сухой закон.

 После того как случился проклятый Перенос, ночевавшие в городке туристы на свой страх и риск поехали в сторону восточного побережья. Больше о них никто не слышал. Неизвестно даже сумели ли они покинуть границы резервации. В первые дни случилось много страшного и кровавого. После того как обнаружили: автомобильные дороги за пределами резервации пропали, белых вокруг нет и выяснилось, что они навсегда покинули свое время и перенеслись в 1689 год, то есть за девяносто лет до основания США, навахо словно взбесились. Белых массово грабили и за малейшее сопротивление беспощадно убивали, женщин насиловали, а затем то же убивали. На территории навахо стояли угольные шахты, гидроэлектростанция на искусственном озере Lake Powell, мощностью 450 МВт, ТЭЦ – 2250 МВт. В момент Переноса там оставалось по одной смене рабочих и инженеров, большей частью они были белыми. Кровавая вакханалия мести за века угнетения индейцев коснулась и их. В ответ персонал ГЭС взорвал в машинном отделении ящик промышленной взрывчатки. Как минимум надолго, если не навсегда, электростанция вышла из строя. На Совете Вождей – высшем органе Навахо-нейшен, едва не дошло до смертоубийства. Молодежь вспомнила и «Долгий марш», когда предков изгнали с земель, какие они занимали от начала времен и жертвы народа по пути в резервацию, и нынешнее недофинансирование, которое они назвали «убийством без пуль». Стариков, желавших по возможности оставить все как было раньше, амбициозная молодежь обвинила в предательстве интересов народа навахо и добилась свержения старого верховного вождя племени Заха. Новым верховным вождем стал сын старика Заха: Петерсон, популист и расист, по странному стечению обстоятельств гинеколог по профессии. Совет Вождей провозгласил создание государства Соединенных племен Америки, которое должно со временем объединить всех индейцев континента. Белые становились гражданами второго сорта, им запрещалось иметь в собственности землю и здания. А за владение оружием полагалась немедленная смерть! За исполнением новых законов зорко следила пополненная полной энтузиазма молодежью полиция…

К девяти часам утра Старый Джонни по кличке Пивная Бочка, владелец опустевшего кемпинга, полностью созрел. Плевать он хотел на самозваное правительство навахов и их законы. И скрывать это вдохновленный двумя бутылками виски, которые он в одиночку прикончил за ночь, старый морпех не желал. Единожды морской пехотинец – морской пехотинец навсегда! Слегка покачиваясь, вышел из кемпинга. Вид у него был до нельзя воинственный крест-накрест опоясан патронными лентами, два револьвера Smith & Wesson в кобурах и помповое ружье Remington Model 870 на плече. Несмотря на утро, уже жарко. По голубому небу ветер стремительно нес белоснежное, похожее на огромного буйвола облако. Как истинный американский джентльмен Джонни не стал скрывать своего мнения. Оповестив соседей, что ему есть что им сказать тремя выстрелами из ружья, он выдал целую речь собравшейся вокруг толпе, в которой преобладали слегка скуластые лица навахо:

– Я гражданин Великой Америки. Я плачу ей налоги в отличие от нищебродов навахов. Это мой кемпинг, и ни одна краснокожая сволочь не посмеет это у меня отнять! Это мое, а кто попробует, тот познакомится с вот этим! – он вытащил из кобуры револьвер и погрозил им бесстрастно взирающей на него толпе. Потом ему захотелось проверить собственную меткость. После увольнения по выслуге лет сержант-майор продолжал считать себя снайпером, правда последний год тренироваться как-то не получалось. Он поискал взглядом, на чем бы проверить? Ага! Вот! Звонко бабахнул револьвер. Рыжая дворняжка, личная собственность соседей издав прощальный визг, упала наземь лапами кверху.

Рука не утратила твердости. Им овладел воинственный экстаз, правда, не без легкой горечи. Перед кем ему! Сержант-майору, ветерану, приходится демонстрировать высокое снайперское искусство! Жизнь в городке мгновенно остановилась, люди испарились, куры с отчаянным кудахтаньем бросались врассыпную, лишь тревожные женские голоса еще какое-то время созывали детей. Покачиваясь Джонни еще какое-то время постоял, потом досадливо махнул рукой на краснокожих уродов и отправился в кемпинг пропустить еще рюмочку виски.

 Полиция навахо: четверо кадровых, еще до Переноса поступивших в полицию рослых парней лет по двадцать пять, появилась в городке ближе к обеду, когда добрые люди сидят дома и пережидают жару под кондиционером. Правда сейчас это было невозможно. С момента Переноса электроэнергии ни у кого, кроме счастливых обладателей солнечных батарей, не было. Ходили слухи что Совет Вождей решил чинить ГЭС, но в это мало кто верил. В городке царила мертвая тишина незапланированного выходного. Ветер гнал по единственной улице обрывки бумаги и мусор. Четверо всадников с помповыми ружьями не стали подъезжать к дому Джонни и предпочли вначале разведать обстановку. Соседи, к которым они с трудом достучались, все-же открыли двери и рассказали, что белый совсем недавно выходил на улицу.

Старший навахо, высокий, мускулистый, с начищенной форменной бляхой на синей фланелевой рубахе осторожно выглянул из-за ближайшего дома. Ставшее осаждаемой крепостью небольшое здание, длиной в сорок футов и шириной в пятнадцать, находилось посреди пустыря и в радиусе пятидесяти шагов ни единого укрытия. При этом окна на четырех стенах не позволяли подкрасться незаметно. Отличный форт. Стены достаточно прочные, пулей не пробьешь. Тот, кто попробовал бы появиться на голом пространстве, рисковал получить меткую пулю от Джонни. Было, о чем думать. Подставлять шкуру под пули сумасшедшего белого, не понимающего что их время закончилось и началась эпоха индейцев, не хотелось. Преимущество у осажденного подавляющее, без гранат или броневика придется тяжко, но где их сейчас взять? Такого добра в Навахо-нейшен нет…

Военный совет «мужественные сыны пустыни» устроили за сушащимся на солнце штабелем досок, прикрывшим их от наблюдения из кемпинга. Для начала отправили по кругу, словно трубку мира, сигарету «Филипп Моррис» из заначки. Курили, думали, как поступить. Неизвестно, спит Джонни после утреннего представления, когда он бросил вызов всему народу навахо, но необходимо быть настороже. Все-таки бывший морской пехотинец, по предположениям он меткий стрелок с большим запасом патронов.

– Как будем выковыривать чертового белого? Идеи есть? – докурив спросил старший из полицейских и обвел взглядом замявшихся подчиненных.

– Может подождем ночи? – неуверенно предложил один из индейцев.

Старший уже склонялся к тому, чтобы принять предложенный план, когда его взгляд зацепился за брошенный автомобильный прицеп. Он стоял у соседнего дома, возле кучи запыленных бумажных мешков с цементом. Видимо хозяева собирались строиться. Осаждающие навалили на прицеп плотно набитые мешки. Старший проинструктировал подчиненных. Оставалось самое опасное – преодолеть открытое место до дома. В полной тишине, даже птицы куда-то исчезли, они двинулись на штурм импровизированного форта. Впереди себя они толкали самодельную преграду и низко пригибались. Краснокожие начинают и выигрывают и так отныне навсегда, а белые проигрывают! Если повезет… Отряд приготовился поразить осажденного, если тот, пытаясь остановить надвигающееся индейское правосудие рискнет показаться в окне. Не дай бог Джонни вздумает выглянуть, но пока, похоже, он ничего не замечал.

Выстрел прогрохотал оглушительно и неожиданно, над надежным бруствером взлетели струйки цемента. Из окна посыпались осколки стекла. В стену рядом впились ответные пули. Потерь ни та ни другая сторона не понесла, но самодельный броневик краснокожих остановился.

– Эй, Джонни, сдавайся и сдавай оружие, и ты останешься жив!

– Эй! Навахо, – послышался пьяный голос, впрочем, не настолько, чтобы его обладатель покинул свое убежище, – катитесь отсюда, это мой дом, моя крепость и я пристрелю любого, кто появится здесь без моего разрешения!

– Это вы нас называете навахо, а мы зовемся народ Дине – прокричал старший из индейцев. Он еще помнил, как его учили, что необходимо постараться наладить контакт с преступником.

– А мне плевать, – раздался голос из дома, через пару секунд он закончил, -убирайтесь!

Отряд индейцев двинулся дальше. Еще несколько раз раздавались выстрелы, но пробить мешки с цементом пули так и не смогли. Немного высунувшись из-за их защиты, старший одну, за другой метнул в разбитое окно дымовые шашки. Когда из окна повалил черный густой дым, полицейские с ружьями в руках взлетели с по ступенькам, дверь влетела в здание от могучего пинка армейского ботинка. Из глубины здания послышался выстрел, но никого не задело, индейцы ворвались в здание. Через полчаса, когда дым рассеялся индейцы спустились на иссушенную землю Навахо-нейшен. С пояса светившегося спокойной гордостью старшего из индейцев свисал все еще капающий свежей кровью седой скальп. Он обернулся и скупо улыбнувшись хотел что-то сказать подчиненным, но не успел. Индейцы оказались невнимательны и совершенно не имели навыков разминирования, а Джонни учился на сапера, к тому же он был очень зол. Тонкую проволочку, активировавшую самодельный детонатор, они не заметили, а время на сработку замедлителя истекло. От взрыва ящика тротила здание сложилось словно карточный домик, множество осколков пробили стены близко расположенных строений, стекла повыбивало. Тела полицейских жители городка и вызванные на помощь их коллеги, нашли только к вечеру. Не выжил никто…

***

Солнце едва приподнялось над кромкой леса, казавшегося в утренней полутьме угрюмой громадой. Свежий ветерок с моря неприятно холодил тело, задувая даже за прикрытие бруствера. Где-то вдали беззаботно защебетали, радуясь утру и весне лесные пичуги. Илья, зябко поежился и плотнее затянул ремень на куртке. Вообще то на форму грех жаловаться, зеленого цвета с удобными карманами на куртке и штанах была зело удобно и достаточно теплая. Не зря в лавках в Москве, да и как Илья слышал и в других городах необъятного русского царства купцы предлагали крестьянам и городским похожую одежду. Брали ее с удовольствием.

«Чай умаялись вчера, намахались лопатами! Самый сон, поспать бы, да куда там! В лучшем случае познакомишься с кулаком старшого. Второе и третье отделение отдыхают. Да что там! Вся рота спит и только им горемычным выпало стоять в карауле. Интересно сколько еще осталось до смены?» Илья зевнул от души, старший: дядька Иван с досадой покосился, но ничего не сказал. Вообще-то командира отделения звали господин младший сержант Остахов. Тридцати пяти лет от роду, прошедший войну с турками и давно уже женатый, он казался молодому пополнению Московского полка почти стариком. Опытным, мудрым и требовательным. А если и даст, когда затрещину, то не со зла, а для науки, чтобы новобранцы быстрее познавали нелегкое воинское мастерство, а таких в полку большинство. Сформировали его всего год тому назад вокруг ядра: ста опытных солдат и ефрейторов из Лефортовского полка и у большинства реального боевого опыта не было.

– Господин младший сержант! – обратился Илья к дядьке Ивану, но тот не ответил, уставясь в сторону далекого леса, словно увидел там саму смерть. На опушку выходили люди в синих мундирах с поклажей за спиной и фузеями в руках. Скинув мешки и вьюки с плеч, торопливо пробегали вперед и строились в плотные колонны. Между деревьев выезжали запряженные шестернями пушки, на рысях уносились на предписанные места. Двойной колонной, сверкая металлом доспехов выезжали конные. Еще миг, и предрассветную тишину разрезал сухой выстрел. Отдался эхом, загулял по обширному полю, отразился от приткнувшегося к кромке леса вагенбурга русских войск. Дядька Иван опустил еще дымящуюся фузею и внимательно оглядел оглянувшуюся на него немного с испугом молодежь.

– Ну вот и шведа дождались! – негромко и со значением сказал он, по-вологодски растягивая «о» и истово перекрестился, – здеся бить его будем!

Русский стан проснулся, приглушенно загудел словно растревоженный пчелиный улей. Затрещали боевую тревогу сотни барабанов, заиграли, собирая под знамена бойцов, кавалерийские горны. Десятки вестовых, загоняя коней помчались во все стороны, спеша доставить срочные приказы.

Карл в окружении верных телохранителей и нескольких всадников свиты выехал из-за защиты деревьев. Усмехнулся при виде бруствера, полукругом, опираясь слева на лес, а справа на неширокую речушку перегородившего полуторакилометровое дефиле – открытое пространство между двумя лесами. Поднес к глазам бинокль мастерградской работы. Дальше, немного в стороне от рижской дороги располагался вагенбург русских. С вчерашнего дня, когда он выезжал на рекогносцировку с верными драбантами, бойцами из роты, обученной еще мастерградским перебежчиком Чумным, ничего не изменилось. Это хорошо!

С началом войны у короля Карла Двенадцатого резко изменился характер. Он отказался от забав юности и стал настоящим аскетом, не признающим ни роскоши, ни вина, ни женщин. Одевался просто, став настоящим монахом в солдатской куртке. От жизни он ничего не желал кроме грохота сражений, дыма пушек, лязга скрещенной острой стали и конечно побед! Солдаты его боготворили и верили в его полководческий талант и звезду удачи.

– Господа, – король обернулся к свитским, обвел их глазами тигра и произнес, – брат мой Петр хочет спрятаться от северной ярости за укреплениями…это ли не образец трусости? Не помогли ему и бесчестные нападения его cossack!

За те несколько дней пути, пока армия двигалась по лесным дорогам на Ригу несколько раз налетали казаки, раз, другой стрельнув, скрывались в лесу. Из-за деревьев то и дело раздавались бесшумные выстрелы. При этом обычного облака сгоревшего пороха над стрелком не было. Посланные на поимку таинственных убийц солдаты находили только ведущие вглубь леса следы на земле. Такая тактика серьезно приостановила марш шведской армии, стоило ей больше сотни раненых и убитых и невероятно злила Карла. Разве так возможно пренебрегать рыцарскими обычаями ведения войны! О том, что по его приказу взорвали артиллерийский склад в Риге, он предпочел забыть.

Петровская «спецура» использовала закупленные в Мастерграде пневматические винтовки Жирардони (изобрел в 1779 г. австрийский механик Бартоломео Жирардони), позволявшие бесшумно и бездымно сделать в минуту до двадцати выстрелов.

Переждав смех окружавших его генералов, вновь перевел взгляд вперед. Надсадно кричали офицеры, собирая бойцов. Шесть правильных колонн торопливо строились сразу за опушкой. Ветер усилился, гнул древки знамен. Оружие солдат блестело на солнце, страшное зрелище… Свинцовая туча приближалась со стороны моря, быстро накрывая небо и обещая дождь.

Рука в длинной, почти до локтя порыжевшей кожаной перчатке махнула в направлении укреплений русских.

– Framаt!

Framаt – вперед по-шведски

Затрещали, надрывая душу барабаны. Колыхнувшись черно-синими рядами, колонны грозно поползли к русским позициям. Бодро шагали великаны лейб-гвардейцы в высоких золотых митрах, с торчащими из-под них собранными в косы волосами. Дальше: енчепингцы в алых карпусах (головной убор). Заскрипели колеса пушек, их с натугой тянули упряжки. Немного погодя за левым флангом наступающих двигались на рысях грозные рейтары на конях-великанах, дальше истинные драконы – драгуны, получившие название от драконов, изображенных когда-то на знамени одного из первых драгунских полков. На опушке леса осталось несколько всадников. Впереди тоненький, небольшого росточка. К нему то и дело подскакивали верховые чтобы с очередным приказом умчаться к атакующим батальонам. Потрясший Европу король шведский Карл.

Накануне шведский лагерь поднялся еще в два часа ночи. Темно, тяжелые облака укутали небо, расцветет через несколько часов. Тьму рассеивают горящие чадным пламенем факелы в руках офицеров, видны лишь ближайшие коленопреклоненные солдаты, дальше длинные ряды батальонов теряются в зловещем мраке. Пасторы напутствуют войска перед решительной битвой с moskovit. В полной тишине раздаются слова жгущие сердца верных сынов шведской церкви.

–Так же, как древние израильтяне истребили идолопоклонников народа Ханаана, так и нам предопределено покарать еретиков, отступников и грешников, бесчестных и нечестивых, которые начали войну против Швеции без справедливых причин! Кару и страшную месть мы должны принести нечестивцам! – Пастор высоко поднял зажатый в руке крест, остановился на миг, пока отпустит сжатое волнением горло. Глаза каролинеров горят иступленной верой во все сказанное духовным наставником. Психологическим настроем шведская армия напоминала гитлеровский вермахт образца 1941 года. Такая же фанатичная убежденность в собственной правоте, готовность биться до последнего и безжалостность к врагам. Справившись с волнением, пастор продолжил:

– Ибо сказано в Святом писании, «не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее!» Не щадите никого из еретиков, ни человека, ни скот их ни собаку, ни иную живность!